Удивленный этой тишиной, Жан спустился в кухню, не встретив по дороге ни души, и только там нашел старую служанку, которая сказала ему, что все с самого рассвета в поле.
Жан отправился с братьями в поле, и там они нашли старого фермера, грузившего сено на телегу.
Жан отправился с братьями в поле, и там они нашли старого фермера, грузившего сено на телегу.
– А, вы уже встали! – весело крикнул он детям. – Хорошо ли спали? Вы, наверное, рассчитывали уже сегодня утром увидеть вашего дядю? Не беспокойтесь, он скоро вернется. Ведь охота на львов – не такое дело, чтобы можно было сразу сказать, сколько оно продлится. Дала ли вам поесть старая Тереза? Нет? Ну погодите, сейчас я закончу, и мне уже пора домой, есть дела в деревне. Пойдемте вместе, я вас накормлю.
По дороге фермер с законной гордостью рассказал Жану историю этой маленькой колонии, отличавшейся превосходным климатом и, главное, очень высокой производительностью – благодаря энергии французских поселенцев.
Сначала все было не так. Первые колонисты спали на земле, пока построили глиняные мазанки с крышами из сушеного льна. Дорог не было, пришлось их прокладывать и мостить, а также вспахивать, удобрять и засеивать поля. И все – малыми силами, с несколькими волами и скудными запасами пищи. Но все препятствия, в конце концов, были преодолены общим дружным трудом. И шестьдесят шесть семейств, поселившихся здесь с тысяча восемьсот семьдесят третьего года, теперь имели кирпичные дома с садами, участки земли, церковь, школу, аптеку, доктора и даже маленькую библиотеку.
– Это же настоящий рай! – воскликнул Жан.
– Да, здесь хорошо, – отвечал старик. – Не мешало бы вашему дяде поселиться здесь вместе с вами. Мы отлично устроили бы вас; каждый здесь был бы счастлив помочь Кастейра в его новом хозяйстве. Мы в большом долгу перед ним – ведь он избавил нас от пантер, пожиравших нашу лучшую скотину. Но вот мы и дома. Тереза, дайте детям хлеба, яиц, сыра – все, что у вас есть. Они умирают с голода.
– Сейчас, сейчас! – засуетилась старуха. – А тут вам письмо принесли!
– Письмо? Да это от Кастейра! – и фермер принялся читать:
«Добрый Гейльброннер, я отправляюсь в Батну, там, близ Ламбессы, появился черный лев, а такую дичь нечасто можно встретить в Алжире. Как только покончу с ним, что будет недели через две, вернусь к вам, чтобы сдержать слово и убить вашего льва. Итак, до свидания. Ваш старый друг, Томас Кастейра».
– Как жаль, а я-то ждал его сегодня! – огорчился фермер. – Ну, делать нечего… Что же вы не едите, дети?
– Я не голоден, – ответил Жан, у которого от неожиданной новости пропал аппетит.
– Не огорчайтесь, дети, две недели пройдут быстро. Кроме того, я напишу Томасу, что вы его ждете, и он вернется поскорее.
– Не стоит писать, лучше мы сами отправимся к нему. Может быть, дядя не сможет так быстро убить этого черного льва или передумает возвращаться…
– Но ты знаешь, что отсюда до Батны три дня ходьбы без остановки? Надо вернуться в Алжир и ехать оттуда дилижансом.
– Ничего, мы справимся, – отвечал Жан на все доводы фермера, который, в конце концов, вынужден был уступить. Он наполнил провизией сумки мальчиков и заплатил за переезд в Алжир.
– Хорошо, хорошо! – отвечал он на благодарность Жана. – Твой дядя отдаст мне когда-нибудь потом. Я сам много ему должен.
Глава 15
День спустя, рано утром мадам Поттель была очень удивлена и вместе с тем обрадована, увидев трех маленьких Кастейра в сопровождении Али и Бетси.
Жан подробно рассказал ей обо всем, что с ними случилось.
– Как же ты думаешь поступить? – спросила мадам Поттель, когда он закончил свой рассказ.
– Ехать к дяде в Батну и отыскать его там.
– Но на какие же средства? Ведь все твои деньги пропали, мой бедный Жан?
– Вы правы, но нашли же мы возможность отправиться в Тлемсен. Может быть, как-нибудь доедем и до Батны.
– Право, ты храбрый мальчик! – воскликнула мадам Поттель.
Но у Жана были свои причины не отчаиваться. Дело в том, что Франсуа героически предложил ему продать Бетси.
– Раз уж господин Гэррисон купил у нас Бенито, – дрожащим от волнения голосом произнес он, – то, может быть, он возьмет у нас и Бетси…
– Как же ты решился?
– Что же делать, если это необходимо, – сквозь слезы отвечал мальчик.
Да и в самом деле, другого выхода не было. Подумав немного, Жан принял предложение брата. Одно только беспокоило мальчика: зная любовь мадам Поттель к хорошенькому попугаю, он представлял, как она будет опечалена известием, что Бетси попадет в чужие руки.
Действительно, он не ошибся: узнав об участи Бетси, мадам Поттель начала громко охать и повторять:
Узнав об участи Бетси, мадам Поттель начала громко охать.
– Какое несчастье, что у меня нет средств купить ее! Кто знает, будет ли ей хорошо у этого Гэррисона? Ах, Боже мой, я скорее хотела бы видеть ее мертвой, чем знать, что ей плохо, что за ней некому ухаживать!..
Вздохам доброй женщины не было конца. Увидев входящего Лефильеля, она рассказала ему, в чем дело. Доброму архитектору было душевно жаль мадам Поттель, и в голове предприимчивого молодого человека тут же начал созревать план.
– Во всяком случае, – заметил Лефильель, обращаясь к Жану, – вы не можете выехать раньше завтрашнего утра. Я вполне одобряю ваше намерение. Если до обеда мы ничего не придумаем, то еще будет время сходить к господину Гэррисону.
– Но, господин Лефильель…
– Я все устрою, мой милый друг, не беспокойся ни о чем!
Он торопливо простился с Жаном и ушел, обещав к обеду дать ответ.
Все общество, за исключением мальчиков, было уже в сборе, когда в столовую вбежал Лефильель. Воспользовавшись отсутствием детей, он вкратце поделился с товарищами своей мыслью, каким образом достать денег, не огорчая мадам Поттель продажей Бетси.
Все горячо принялись обсуждать предстоящее дело, когда вошел Жан с братьями.
Дети были встречены весьма радушно; все наперебой хвалили их энергию и храбрость, предсказывая скорый счастливый конец затянувшимся приключениям.
Хотя Жан и был тронут их участием, беспокойство не покидало его во все время обеда; он поминутно бросал взгляды на Лефильеля, как бы напоминая о его обещании.
Казалось, архитектор не обращал никакого внимания на умоляющие взгляды бедного мальчика, а тот не решался расспрашивать его. Но если бы Жан не был так озабочен, то наверняка заметил бы, что сегодня в кругу этой милой, сердечной молодежи господствовало какое-то особенное оживление.
Когда после кофе все собирались разойтись, Лефильель вдруг позвал служанку.
– Мари, – торжественно объявил он ей, – передайте вашей хозяйке, что нам надо сделать очень важное для нее сообщение.
Служанка, едва удерживаясь от смеха, вышла из комнаты.
– Прошу вас, господа, если только у вас нет ничего серьезного и важного, не задерживать меня, я, право, не расположена сегодня смеяться с вами, – угрюмо сказала вошедшая мадам Поттель.
– Как ничего серьезного?! – с видом крайнего изумления воскликнул Лефильель. – Напротив, дело весьма важное!
– Ну тогда, пожалуйста, говорите скорее.
– Уважаемая наша хозяйка, – продолжал молодой человек, – скажите, прошу вас, какого вы мнения о случайностях игры в карты или, что еще лучше, о лотерее?
– Вы смеете беспокоить меня, чтобы говорить мне об этом вздоре?
– Какой вздор?! Я говорю совершенно серьезно.
– Ну тогда я просто ничего не понимаю! Впрочем, из ваших слов всегда бывает трудно узнать, где дело, а где шутка! – проговорила мадам Поттель, помимо воли смущенная торжественным тоном Лефильеля.
– Прошу вас ответить на мой вопрос.
– На ваш вопрос? Ах да, это насчет лотереи-то? Вы хотите знать мое мнение, что такое лотерея? Не что иное, как глупая выдумка, которая сулит златые горы, а в итоге не дает ничего.
– О, теперь я вижу, почему вы против нее! Вы, вероятно, никогда ничего не выигрывали в лотерею?
– Никогда и ничего.
– И поэтому вы и не верите в нее?
– Конечно, нет, и предупреждаю вас, что поймать меня на эту удочку весьма трудно.
– Если так, то мне очень досадно.
– Вам досадно? Скажите на милость, а какое это имеет отношение к вам?
– Лично ко мне – никакого.
– Но тогда отчего же вы так волнуетесь?..
– Видите ли в чем дело, дорогая наша мадам Пот-тель… Все мы, здесь присутствующие, думали устроить одну вещь, но теперь это невозможно. Не будем об этом и говорить.
– Какую вещь?
– О, пустяки. Раз это невозможно, мы отказываемся от нашего плана.
– Нет, все-таки скажите.
– Конечно, ничего дурного в этом не было… Тем более, что мы никого не принуждали; каждый волен был сам дать свои деньги.
– Я ничего не понимаю, объясните, пожалуйста, в чем дело.
– Ну, хорошо, я вам скажу, раз вы так настаиваете. Мы хотели устроить между собой маленькую лотерею; каждый бы внес…
– Да скажите хоть, что же будет разыгрываться в этой лотерее?
– А-а, это уже лучше. Вас, кажется, начинает разбирать любопытство!..
– Полно, пожалуйста, ваша затея меня вовсе не интересует!
– Ну, не говорите! Может быть, вы измените ваше мнение, когда узнаете главный выигрыш.
– Никогда! И в доказательство того, что я ко всему этому совершенно равнодушна, я вас больше не слушаю.
И мадам Поттель направилась к двери.
Но Лефильель, казалось, только того и ждал, и когда она взялась за дверную ручку, он как бы нечаянно пробормотал:
– Конечно, конечно, я был вполне уверен, что Бетси достанется не вам!
– Что? Бетси?! Неужели Бетси – главный выигрыш вашей лотереи?! – быстро подходя к столу, воскликнула добрая женщина.
– Разве я это сказал?
– Ну я же не глухая!
– Очень жаль, но это слово вырвалось у меня случайно.
– Стыдно вам, господин Лефильель, смеяться надо мной! Вы же знаете, как я люблю Бетси!..
– Не сердитесь на меня, дорогая моя хозяюшка, ваш упрек меня очень огорчает. Дело в том, что я и мои товарищи ни за что не хотим отдавать Бетси в чужие, незнакомые руки, а между тем детям на дорогу все же надо франков триста; вот мы и решили устроить лотерею между собой. Пятнадцать билетов по двадцать франков каждый, и я рассчитывал, что один билет возьмете вы. Но так как вы этого не хотите, то кто-нибудь из нас оставит его себе…