Потом кот упаковывает эти чулки в посылку и отправляет их на Крайний Север деду Морозу. А дед Мороз, как мы знаем, в Новый год дарит всем-всем детям подарки. Только детям, а взрослым не дарит. Но открою тебе одну тайну: среди взрослых есть дети. Их очень мало. Им дед Мороз тоже приносит подарки: и приносит каждый год до самой их смерти. Ведь они так и остались навсегда детьми, хотя со стороны это и не заметно. По каким-то причинам они продолжают быть маленькими весёлыми мальчишками и девчонками в своём выросшем теле. Но с годами они начинают это понимать и мрачнеть, ведь ни попрыгать тебе, ни поскакать, ни попроказничать. И от этого делаются ещё мрачнее. Они видят, что детвора во дворе — это как бы они сами и их друзья, но им туда нельзя. Никак нельзя! Им надо идти на работу. И они не находят другого выхода, как начать заламывать руки в тихой беззлобной тоске.
И вот, когда у таких великовозрастных детишек (может быть, даже толстых и лысых) душевное состояние расшатывается до такой степени, что они готовы уйти от людей куда подальше, может быть, даже в лес… тогда-то к ним приходит добрая маленькая фея, размером с мизинчик, и уговаривает писать сказки.
— Я не умею! — отвечает ей тридцати-сорокалетний мальчик или девочка. — Сказки — это слишком сложно. Может, лучше я уйду в монастырь, ну, или построю себе избушку в непролазной чаще и перейду на подножный корм. Так будет проще.
— Нет, нет, нет! — отвечает фея. — Одно другому не мешает, но ты только попробуй, ты только начни писать. Ладно?
— Ладно, я попытаюсь, — говорит человек и пробует.
И, конечно же, у него не получается! Он ругает себя, фею, весь белый свет и снова обдумывает план побега от этих противных взрослых да и от малышей тоже, которые писклявыми голосами называют его почему-то дядей (или тётей). Но не всё, оказывается, так просто. Он уже понял, что писать — занятие, в общем-то, развесёлое: это ж так здорово водить гусиным пером по бумаге, капать чернилами на белые листы или стучать клавишами ноутбука и выражать в социальных сетях своё мнение обо всём происходящем вокруг. А дальше — больше, глядишь, и первый его роман уже издан, второй, третий.
— Нет, нет, нет, — снова приходит к нему фея. — Так не пойдёт, писателей много, а поэтов, так тех ещё больше, но детвора ждёт сказок!
— А какое мне дело до сопляков? — отвечает новоявленный писатель. — У меня гонорары. И вообще, не люблю эту плачущую и ревущую мелюзгу.
Писатель отодвигает занавеску на окне и брезгливо показывает волшебной даме шумную детскую площадку во дворе его дома.
— Но тебе придётся, — настаивает фея. — Потому что ты сам ребёнок, и кроме тебя просто некому донести наши сказки до редакции.
Человек удивлённо вскидывает брови, а фея легонько присаживается на краешек писательского стола и объясняет:
— Да, да, сказки — это слишком сложно. А хорошую сказку обычный человек и вовсе не сможет написать, поэтому-то все хорошие сказки написаны нами — сказочными существами. А вы лишь посредники между нами и издателями.
Писатель громко вздыхает и костерит издателей по каким-то своим причинам.
— Не бранись, а жди знака! — одёргивает его фея и исчезает.
Вот тут-то и начинается самое интересное. В следующий Новый год взрослому-ребёнку-писателю дед Мороз дарит не игрушечный паровозик и не очередную старинную коллекционную куклу на полку, а те самые носки, которые связали сказочники коты. Писатель надевает их на ноги, идёт, а носки начинают пищать слова. Изумлённый человек обходит в этих носках свою комнату по кругу: раз, два, три… десять кругов… И опля, в его голове уже родилась первая сказка! Он бежит к столу и записывает её. А потом надевает следующую пару носков и так далее, до тех пор пока носки не закончатся.
А сколько именно пар носков подарить писателю, решает сам дед Мороз. Иногда он дарит всего лишь одну пару в год, а иногда приносит сразу целый мешок. А может, и вовсе перестать их приносить, но не потому что ребёнок-писатель плохо себя вёл в этом году. Ну как может себя плохо вести человек, для которого встать со стула — уже большая проблема? А потому что состарился и не различает буковки на клавиатуре, или вместо букв у него получаются одни кляксы, да и ум стал младенческим. Но таким совсем ничего доверить нельзя, не только писать сказки.
Только т-с-с-с… Это наша с вами тайна. Никто не должен её знать!
Раньше голуби жили на скалах. Но это было так давно… Кто их видел и когда: дикие голуби или голуби-предки? Этот мир остался лишь в легендах, которые передаются из уст в уста, то есть из клюва в клюв, и возвеличивают его чуть ли не до голубиного рая. А ещё есть лес — ну, это самый настоящий ад, там стая быстро рассредоточивается, теряется и пожирается хищниками. Лес — главный герой голубиных ужастиков и страшилок. Нет, мы туда ни ногой! Ну и город, деревня — наш дом и кормушка. Засады и тут, конечно, есть, этот мир коварен и опасен, но, зараза, жирен!
Всё живое для голубей делится на три вида: насекомые — наша еда; птицы — мы и прочие махающие крылами; гады ползучие — вся остальная живность, включая и наших непосредственных кормильцев, людей.
А человеческие гнёзда — это террариумы со смотровыми площадками: карнизами-подоконниками. Прилетишь, сядешь и смотришь через стекло на их морды. Кому как, а мне весело! Вон котяра вытаращил свои зенки и смотрит, смотрит, смотрит. И думает, поди, что глазеет в свой аквариум на птичек. Ага! Фиг тебе, ты сам в аквариуме, жирный-прежирный котяра. Сейчас я его поставлю на место:
— А ну давай, делись!
— Чем? — спросил кот, беспомощно перебирая лапами за стеклом.
— Жрачкой!
— Так ты сам, вроде, жрачка, жирный голубь.
— Тебе так только кажется, ты живешь в иллюзии, в постоянном самообмане. Вот, кто те ползучие гады, которые иногда мелькают за твоим стеклом?
— Мои друзья, мои любимые квартиранты. Нет, конечно, не все они любимые. Дед пинаться любит. Но квартирантов же не выбирают!
— А вот и неправда, никакие они не квартиранты, а наши кормильцы. Ну, тебе ещё и хозяева. Твои хозяева. А я свободен. Знаешь, что такое свобода? Ты когда-нибудь видел свободных котов?
— Нет.
К окну подбежала девочка, посмотрела на голубя, захлопала в ладоши и скрылась. Вскоре она появилась вновь, открыла форточку, насыпала на подоконник зерна и стала смотреть, как голубь клюёт. Кот тоже очень внимательно смотрел как ест свободная птица… добыча… охота… рыбалка… — усатый запутался в своих мыслях и прилёг на подоконник внутри террариума.
Тем временем голубь насытился, лицо девочки исчезло, а форточка осталась открытой.
— Пойдём, — кивнула коту птичка. — Я покажу тебе, что такое свобода.
Киска Манюнька (оказывается, это был не кот, а кошка) запрыгнула на форточку, жадно посмотрела на птицу… корм… добычу, спрыгнула на карниз, не удержалась и полетела вниз.
— Такова участь всех ползучих героев, — пробормотал голубь, нахохлился и закатил глазёнки в сытой дрёме.
Он даже не взглянул вниз, чтобы посмотреть, разбился котяра или просто покалечился?
Голубиный мозг такие мелочи совсем не интересовали, он жил с чувством полной уверенности в том, что все кошки, несущиеся на голубей, просто падки на их философские измышления.
Манюнька же, падая с третьего этажа, задержалась на секунду в кустах и опустилась на землю, ободрав бока и левый глаз. Кошка отряхнулась, огляделась. Погуляла маленько — недельку-другую. И, отощав, вернулась к родному подъезду.
— Манюня, нашлась! — закричало лицо смотрящей в окно девочки и выбежало на улицу вместе с телом.
— Любаша! Хозяйка моя, кормилица! — замяукала кошка и бросилась на руки маленькому, но такому любимому человечку.
А в этот момент на смотровую площадку опустился наш знакомый голубь и постучался в родной террариум, требуя зерна:
— Куда подевалась морда кормилицы?
Девочка заметила на карнизе своего питомца голубя и помахала ему рукой:
— Иду, Степаша, иду!
Но, скажу вам по секрету, на самом деле это была голубица, безымянная такая голубиха, потому что не дают голуби друг другу имена. Точно-точно не дают… не уверена… не знаю… а может, и дают.
Старая, очень старая, жирная кошка сидела у окошка.
— Давай полетаем немножко! — спустился к ней кошачий ангел и присел рядом.
Кошка внимательно на него посмотрела:
— Мы летать не умеем,
мы душой за землю болеем:
как там, в подвалах мышки,
молоко ль не прокисло в миске?
И вообще, это очень страшно —
с пятого этажа на лапы!
Усмехнулся ангелочек, потрогал своё крыло:
— С пятого этажа на лапы?
Вот это то, что надо!
Кошки — мои клиенты:
ваши души — реципиенты
нашего тонкого мира.
— Ты б летел куда-нибудь мимо!
Я тебя не понимаю.
Медитирую тут и вздыхаю.
Ангел непонимающе моргнул и подвинулся поближе к усатой-полосатой:
— А об чём твоя медитация?
— Да просто сижу в прострации
и не думаю ни о ком.
Ангел двинул киску плечом,
и та полетела б вниз,
да вцепилась когтями в карниз
и с трудом, но взобралась обратно.
Крылатый сморщил лицо отвратно.
И беспокойно забурчал:
— Что же мне делать, где насобирать кошачьи души?
— А это сильно тебе нужно? — подозрительно покосилась на него кошка.
— Ну как же! — встрепенулся ангел. — Ведь я проводник между толстым миром и тонким. Я увожу ваши тела туда, где живут лишь ваши души.
Киска искоса глянула на свои круглые бока и промолвила:
— Меня провести туда не получится. Вот если б ты был проводником между жирным миром и тонким, тогда другое дело. Ну, или хотя бы взял меня на передержку из жирного в толстый мир, а потом уж в тонкий.
— Да, дилемма… — почесал затылок ангел и прыгнул вниз.
Но он не разбился, а