Прошло три дня нашей жизни в тугаях возле реки Или. От палатки к муравейнику мы проторили тропинку. Три дня ушло на подтверждение нашего предположения, и когда сомнения исчезли, появилось твердое убеждение, что у муравьев есть служба охраны и наблюдения за поверхностью жилища и отряды этой службы равномерно и строго закреплены за своими местами.
Наступило время собираться домой. На каратуранге первые пожелтевшие листья. Рано утром засвистели в воздухе крылья утиных стай. Пора в путь! Из кабины машины я бросаю последний взгляд на муравейник. Сейчас там, наверное, заслышав шум мотора и ощутив сотрясение почвы, привстали на ногах и застыли с вытянутыми вперед усиками муравьи-наблюдатели. И среди них и те, «наши», с пометками на головах. Прощайте, желтые, шапочки!
Приезжая в Бартогой, я всегда спешу проведать знакомый муравейник формика пратензис. Сперва иду по дороге, затем перехожу ручей, а потом стараюсь не сбиться с едва заметной тропинки. Лес все гуще, река шумит за лесом все громче, и, когда в просвете между деревьями показываются красные скалы, тропинка выходит на маленькую сверкающую под солнцем полянку с муравейником.
Весной этого года муравьи покинули свое старое жилище — неряшливую кучку и переселились в основание куста барбариса. Новый муравейник был отличным, палочки на нем свежие, крупные, будто подобранные одна к другой, и сама кучка выглядела как новый дом с только что покрашенной крышей. На муравейнике царило оживление.
Но сейчас… Что стало с муравейником за лето, какой он жалкий! Куча разворочена, палочки разбросаны в стороны, одиночные муравьи бесцельно бродят по верху. А песок возле муравейника испещрен следами фазанов. Так вот почему маленькие жители леса переселились в основание колючего барбариса, вот из-за чего в урочище Бартогой, как только установили егерский пост и стали охранять фазанов, один за другим начали исчезать муравейники! Теперь осень, фазаны особенно рьяно охотятся за муравьями. Это и пища и хорошее лекарство от глистов.
Едва я присел возле разоренного муравейника, как с края полянки с криком взлетел большой красавец фазан-петух, уселся на дерево и, поглядывая вниз на моего спаниеля, стал громким криком выражать свое недовольство. Уж не его ли следы на муравейнике?
Через год я вновь проведал муравейник и обрадовался, что он цел, хотя и угнетен. Несколько защитников его сразу же бросились в атаку и полезли на мои ноги. Но мне не до них. По конусу гнезда карабкался рослый рабочий с ярко-оранжевым комочком в челюстях. Добыча привлекла внимание окружающих. Все ощупывали ее, гладили, каждому хотелось к ней принюхаться, получше познакомиться. Мне кажется, что гладили усиками и самого носильщика, как уважаемого добытчика и он, будто полный достоинства, не спеша шествовал по муравейнику, пока не исчез в одном из входов.
Оранжевый комочек меня заинтересовал. Это была ягода эфедры. Но чтобы муравью добраться до этого растения, надо было перелезть через густейшие заросли трав, кустарников, тростников, затем переползти по бурелому через небольшую проточку и подняться на сухой и скалистый склон красных гор. Только там росла эфедра — растение, в котором содержатся различные лекарственные вещества. От муравейника до эфедры не менее двухсот метров. Нелегок был путь муравья и, кто знает, сколько опасностей подстерегало отважного добытчика.
Пробираюсь через заросли к красным горам и, вспугнув несколько фазанов и прытких зайцев, исцарапанный добираюсь до скал. Вот эфедра с красными ягодами, а вот и с оранжевыми. Еще несколько минут возни в зарослях и я кладу горстку разноцветных ягод на муравейник. Мой подарок вызывает переполох. Толпы муравьев бросаются на ягоды, ощупывают их и растаскивают по своим квартирам. Но только… оранжевые, красные же остаются без внимания.
Зачем муравью-хищнику ягоды эфедры? Если он их съедает, то, наверное, неспроста!
Пустыня еще спит по-зимнему, хотя и пригревает солнце. Застыли тугаи. Но муравьи пратензисы пробудились, копошатся на гнезде. Им что! Пусть возвращаются холода, пусть даже выпадут снега и ударят морозы, дом рядом, есть куда спрятаться.
Муравьям еще не на кого охотиться. Но недалеко от муравейника по зеленому стволику ивы уже кто-то ползет, чем-то занят. Здесь, оказывается, совершаются важные дела. Несколько десятков муравьев крутятся возле крошечного скопления тлей. Они принесли их сюда из муравейника, теперь лелеют, стерегут. Скоро (лишь бы тепло!) коровушки подрастут, расплодятся и тогда побегут по зеленому стволику с раздувшимися брюшками муравьи-молочницы, все будут напоены и сыты. Как муравьи постигли сложное искусство «скотоводства», кто их этому научил?
Проходит месяц. Весна уже ушла, отцвела пустыня, в тугаях воцарилось жаркое лето. Теперь муравьи владеют отличной тлевой колонией на стволике ивы. Ее окружили кольцом рослые сторожа, а маленькие тщедушные доильщики собирают сладкие выделения. Мне захотелось сфотографировать компанию толстых тлей в окружении почетного караула, но осуществить затею не так-то просто. Ретивые «скотоводы» заметили фотоаппарат, тотчас направили в его сторону кончики животиков, и я, оберегая объектив от брызг кислоты, меняю тактику. Поспешно срезаю кусочек коры с частью колонии и кладу на самое оживленное место муравейника. Как всегда незнакомый предмет вызывает любопытство, волнение. Возле тлей суматоха, но недолго. Вскоре кусочек коры окружает плотным кольцом верная охрана. Муравьи не сходят с места, не сводят глаз со своих подопечных тлюшек, гладят их усиками. Иногда кто-либо из охраны отлучается, но его места сразу занимает другой муравей. Кто установил это дежурство, зачем оно в самом центре муравейника? Видимо, какова бы ни была обстановка, раз есть тли, их полагается охранять.
Проходит несколько часов. Среди тлей смятение: в коре исчез сок, нечем питаться. Кусочек коры сперва покидают самые большие, потом и поменьше тли. Но некоторые упрямы и не желают никуда отлучаться. Таких немало, целая кучка. Но с ними творится что-то неладное. Среди тлей появляются странные серенькие тельца. Да это личинки мух-сирфид — злейших врагов тлей! С каждым часом они все крупней и крупней. Зато тлей все меньше. Муравьи же по-прежнему их сторожат, не подозревая о творящемся на их глазах разбое. Иногда они поколачивают усиками личинок сирфид, так же как и своих кормилиц — «коровушек»… Может быть, бдительную охрану берут сомнения? Но приподняв заостренную и подвижную переднюю часть тела с поедаемой тлей и размахивая ею из стороны в сторону, личинка-обжора задает несколько тумаков любознательному стражнику. Тот проворно отступает на почтительное расстояние…
На второй день кусочек коры совсем засох, скрутился трубочкой, от тлей остались одни шкурки. Среди остатков этого пиршества голодные, в окружении все той же охраны, личинки сирфид. Когда к личинке-хищнице подступает кто-либо из охраны, она, схватив шкурку тли, размахивает ею перед «бдительным» муравьем, как бы доказывая свое право на попечение и охрану. Видимо, для муравья этого достаточно для продолжения охраны давно уже не существующего стада…
Постепенно, одна за другой, расползаются и личинки сирфид. Кусочек коры пустеет, охране нечего делать и она тоже исчезает. Но как личинки мух ловко обманывают бдительных сторожей! А еще говорят, что муравей умен. Впрочем, ум и глупость нередко сопутствуют друг другу!
У рыжего лесного муравья, как только няньки начинают выбрасывать рубашки от куколок, происходят вечные недоразумения. Охотники и разведчики, наткнувшись возле жилища на остатки куколочных оболочек и уловив в них родной запах, не пытаются разобраться, в чем дело, и волокут их обратно в муравейник, причиняя излишние хлопоты и себе и нянькам. Много дней происходит это нелепое соревнование нянек и охотников: первые без устали выбрасывают рубашки, вторые упрямо заносят назад. Наконец, приходит время, когда рубашки то ли теряют родной запах, то ли охотники уразумевают, в чем дело, и бесцельный спор прекращается.
С южного склона хребта Алтын-Эмель видна вся обширная пустыня, ограниченная с юга красно-черными горами Катутау и Калкан. В небольшом распадке, среди выгоревшей от солнца растительности, полоска ярко-зеленой травы с обеих сторон прозрачного ручейка. В одном месте зеленой полоски среди зарослей мяты возле кустика таволги приютился муравейник формика пратензис. От него идут кверху тропинки на охотничьи угодья.
Возле муравейника лежат камни. Случайно я приподнимаю один из них и вижу необычное: под ним масса скомканных оболочек новорожденных. Сюда муравьям нелегко было затащить этот груз. Под другим камнем то же. Все до единой оболочки куколок надежно спрятали няньки. Здесь в укрытии они не привлекают ничьего внимания, не отрывают занятых охотников от важных дел. С таким обычаем я сталкиваюсь впервые.
Но как муравьи догадались до такого оригинального выхода?
«Будет удачным бивак!» — подумал я, увидев тропинку, по которой сновали рыжие тугайные муравьи.
Но тропинка тропинкой, а надо искать муравейник. Сделать это не так просто в густых зарослях колючего лоха, чингиля и шиповника. К счастью, муравейник близко, при помощи топорика и секатора я быстро прокладываю к нему путь. Здесь я вижу волосатую самку тугайного муравья. Слегка сгорбившись, она деловито заглядывает в щелки и норки, видимо, после брачного полета ищет убежище. А еще через минуту к машине подползает другая самка, с одним крылом, уцелевшим после свадебного путешествия, но на ней нет золотистых волос.
У муравья формика пратензис встречается два вида самок — волосатые и безволосые. Почему существуют две формы и что они собой представляют — неизвестно. Хорошо бы определить отношение муравьев к разным самкам. Теперь как будто предоставилась возможность, и мы осторожно, чтобы не обратить на себя внимание бдительных защитников, располагаемся вокруг муравейника, затем вытряхиваем на него из пробирки волосатую самку. Несколько секунд она в замешательстве, потом, очнувшись, бросается наутек. Но легко ли скрыться от столь бдительной стражи! На нее бросается толпа, самку валят на землю, хватают за ноги, усики. Один грызет острыми челюстями ее тонкую талию, другой безжалостно подогнул брюхо к голове жертвы, собирается брызнуть ей в рот яд. Пропала самка. Сейчас отравят ее кислотой, разорвут на части…