─ длинные, тонкие, стоящие почему-то неуклюже, словно они неуверенно держались на земной поверхности…
Отчаянный детский визг вывел Фокса из столбняка. Мальчик обернулся. Его сестра, раскинув руки, висела в воздухе, посреди комнаты, примерно в полутора метрах от пола. Могло показаться, что она лежит навзничь, но никакой опоры под распростертым в воздухе телом не было. Длинные волосы ровной волной свешивались вниз, струясь с запрокинутой головы. Подол платья облепил коленки сверху и тряпкой провис под ними. Красноватый свет из окна, проникший сквозь одежду, залил беспомощное тело девочки чернотой, превратив в темный силуэт, медленно разворачивающийся ногами к окну.
Фокс, как подброшенный, рванулся вверх по стене ─ на стул, на спинку стула, на полку ─ к деревянной коробке на шкафу, задвинутой поглубже, к самой стене. Тяжелую коробку мальчик не удержал, она вывернулась из рук, грохнула об пол. Из-под отскочившей крышки вылетел отцовский пистолет. Фокс прыгнул на него сверху, потянулся к рукоятке…
И с новой силой ударил слепящий поток из дверей. Фигура чужака на несколько секунд прорисовалась целиком. Он стоял ─ нет, словно висел, касаясь ногами земли, ─ на пороге, высокий, но слишком тонкий для человека, с вытянутой, словно сплющенной с боков головой.
Мальчик застыл, не в силах двинуть даже пальцем. И только под действием неумолкающего отчаянного визга сестры он в конце концов сумел повернуть голову ─ и увидел, как Саманту втягивает в себя постепенно гаснущий световой квадрат, раскрывшийся на месте окна.
Квартира Фокса Малдера
Александрия, штат Вирджиния
6 июля 1994, среда
20:40
Малдер вскочил с дивана, мокрый, как мышь, от холодного пота. Растрескавшиеся губы все еще шептали: «Саманта…»
Этот кошмар снился ему уже несколько лет ─ с тех пор как под гипнозом врач вытащил из его памяти загнанное в самую глубину воспоминание ─ снилось раз за разом, подробность за подробностью. Самым страшным было то, что подробности иногда менялись. Неизменным оставалось одно ─ полная беспомощность, невозможность шевельнуться и кромсающий сердце детский крик.
Чаще всего кошмар снился таким, как сегодня.
Угораздило же заснуть перед закатом!
Фокс, мельком отметив, что отрубился, не раздевшись, даже не разувшись ─ только рубашка наполовину расстегнута, ─ подошел к окну, ровненько разлинованному пластиковыми полосками жалюзи. Свет вечернего города такими же ровными полосками лег на мокрое от испарины лицо. Фокс дернул шнур, и левая половинка жалюзи с глухим шелестом ссыпалась, переводя пластинки из горизонтального положения в вертикальное. Стало темнее.
С отчетливым тихим скрипом распахнулась входная дверь.
Малдер обернулся, наполовину испуганный, наполовину рассвирепевший. Фигура на пороге, нарисовавшаяся вполне отчетливо, ничем не напоминала инопланетянина. Это был крепыш в длинном плаще, уверенно державшийся на расставленных на ширину плеч ногах. Издали он немножко напоминал Скиннера, только на голову ниже. «И на две головы тупее», ─ подумал Малдер. Он не помнил, запер он за собой дверь или нет, но незваному гостю не мешало бы поучиться хорошим манерам. Как впрочем, и подавляющему большинству сотрудников секьюрити. Почему-то все они переполнены чувством собственной безразмерной значимости и незаменимости. Даже когда их используют как мальчишек на побегушках. Вот как этого.
─ Мы едем на Капитолийский холм, ─ гордо произнес посланец, не затрудняя себя приветствием.
Теперь Малдер узнал его. Один из телохранителей сенатора Матесона. Телохранитель для мелких поручений.
Кабинет сенатора Матесона
Капитолийский холм
6 июля 1994, среда
21:35
Когда телохранитель ввел Малдера в кабинет своего хозяина, сенатор слушал музыку. Он стоял спиной к двери ─ возможно, искал что-то на полках. Книжные полки, занимавшие целую стену кабинета, были заполнены, как ни странно, именно книгами, а не безделушками. Не поворачиваясь к вошедшим, Матесон сделал пренебрежительный знак рукой ─ и телохранитель, не задавая лишних вопросов, испарился.
Фокс прошел к огромному письменному столу и сел в кресло для посетителей. И настороженно посмотрел в спину Матесона ─ точнее, в голубую рубашку, перечеркнутую подтяжками с двумя блестящими замками ─ один между лопаток, второй чуть повыше ремня брюк. Встреча была подчеркнуто неофициальной.
─ Вы знаете, что это такое, Фокс? ─ спросил сенатор, дирижерски взмахнув рукой в воздухе.
Призрак невольно дернулся, услышав обращение по имени. Он никому не разрешал называть себя Фоксом. Ни одному человеку.
Но сенаторы ─ люди скользкие и трудновоспитуемые. Поэтому Малдер просто ответил на вопрос:
─ Бах. Бранденбургский концерт. Номер три, если не ошибаюсь.
Сенатор, не поворачиваясь, неторопливо поднял, словно принимая присягу, правую руку с расставленными буквой «V» пальцами.
─ Два, ─ пояснил он свой странный жест. ─ Бранденбургский концерт номер два.
─ Хорошо еще, что это не какая-то там двусмысленность, ─ отозвался Малдер.
Сенатор наконец обернулся. Призрак давно не видел своего странного союзника, давнего отцовского знакомого. Тот немножко постарел, но выглядел по-прежнему привлекательно и импозантно, как и положено преуспевающему профессиональному политику. Седые волосы пушистой шапочкой обрамляли румяное лицо, лишь самую малость украшенное морщинами.
─ А вам известно, что означает эта мелодия?
По собственному опыту Малдер знал, что умный человек не задает бессмысленных вопросов. Или хотя бы вопросов, не имеющих осмысленного ответа. Он сосредоточился:
─ Насколько я помню университетский курс музыки профессора Ганста, Бах был гением полифонического звучания…
─ Нет, я не о том, ─ широко улыбнулся Матесон. ─ Этой мелодией начинается обращение жителей Земли к инопланетным цивилизациям, то самое, помните? Знаменитый полет «Вояджера».
Лис внутри Фокса насторожил уши. А его телесная оболочка с благоразумным видом закивала головой. И только заблестевшие глаза ясно говорили, что о благоразумии лучше сейчас и не вспоминать.
─ Через четыре с половиной миллиарда лет, ─ торжественно продолжал сенатор, ─ когда Солнце исчерпает себя как источник энергии, погаснет, а затем превратится в сверхновую и поглотит Землю, эта музыка все еще будет витать где-то в межзвездном пространстве, далеко-далеко… Представляете?
Призрак в очередной раз оценил незаурядный ораторский талант своего покровителя. Он и сам, еще подростком, был захвачен грандиозной идеей послания, отправленного сквозь Вселенную, но сейчас Матесон заставил его вспомнить детские мечты с неожиданной остротой. Фокс задумчиво кивнул ─ да так и оставил голову склоненной. Он ждал.
─ Представляете? ─ еще раз повторил сенатор. ─ Через четыре с половиной миллиарда лет! Ну если ее, конечно, раньше, не перехватят, ─ быстро добавил он.
Малдер снова вскинул голову.
─ Только представьте, Фокс: другая цивилизация, неведомо где, будет слушать эту музыку. И они подумают: какое, наверное, чудесное место — эта Земля.
Сенатор, обогнув по дороге Малдера вместе с его кресло перешел к открытому бару у противоположной стенки и зазвенел стеклом, извлекая высокий тонкостенный стакан. Гость внимательным взглядом наблюдал за его манипуляциями, все еще не понимая, куда клонит хозяин.
─ Я бы хотел, чтобы именно таким был первый контакт с иной формой жизни, ─ торжественно заключил Матесон, наполнив стакан.
Малдер уткнулся лицом в ладони, с силой потер переносицу кончиками пальцев. Его собеседник подошел к своему огромному ─ поистине сенаторскому ─ креслу, но садиться не спешил. Просто стоял, неторопливо вращая в руке стакан с плещущей внутри янтарной жидкостью. Фокс вскинул голову, глядя одновременно виновато и требовательно:
─ Я знаю, я вас подвел. Вы поддерживали меня, рискуя собственной репутацией.
Сенатор наконец сел и доброжелательно посмотрел на собеседника, словно собираясь выпить за его здоровье.
─ Но, когда закрыли «Секретные материалы», я понял, что не мог сделать больше, чем уже сделал к тому времени. Я только знаю, что мы были очень близко. К чему? Сам не знаю. Но близко.
Сенатор поставил опустевший стакан на столешницу и улыбнулся ─ не профессиональной, а действительно искренней и даже озорной улыбкой.
─ Простите? ─ недоуменно спросил Призрак, решив что чего-то недослышал.
Матесон предостерегающе поднял руку. Как раз в этот момент торжественная баховская мелодия разрешилась жизнеутверждающим финалом. Под шипение магнитофонной ленты Матесон взял листок бумаги, быстро черкнул два-три слова и в то же время, как ни в чем не бывало, спросил вслух:
─ Вы любите Баха, Малдер?
Вновь насторожившаяся лиса даже ухом не повела на то обстоятельство, что сенатор, похоже, благополучно усвоил телепатический запрет на употребление всуе ее настоящего имени.
─ Я живу только музыкой Баха, ─ отчетливо выговаривая каждое слово, ответил он.
─ Тогда давайте послушаем еще раз, ─ улыбнулся сенатор и встал, протянув листок через стол.
«Вероятно, нас слушают», ─ прочитал Малдер.
Матесон снова включил запись и поманил своего молодого собеседника к себе. Они встали посередине комнаты в точке, которую любой меломан легко определил бы как наиболее подходящую для восприятия стереофонического звучания. А любой агент, желающий услышать то, что его не касается, трижды проклял бы ─ равно как и количество и качество динамиков здешней стереосистемы.
Две головы, седая и черноволосая, сблизились почти вплотную.
─ Насколько я могу судить, вы знакомы с микроволновым поиском высокого разрешения, ─ тихо спросил сенатор.
─ Поиск радиосигналов внеземных цивилизаций?
Матесон утвердительно качнул головой:
─ Проект был закрыт, ─ он говорил почти шепотом, но четко и разборчиво. ─ Теперь вам придется пробраться на радиотелескоп в Аресибо, на Пуэрто-Рико. Как только постороннее проникновение обнаружат, придет запрос по официальному каналу. Я постараюсь задержать тех, кого бросят на перехват, насколько смогу, примерно на сутки. Скорее всего, этим сроком мои возможности исчерпываются. По прошествии суток за вами отправится команда «голубых беретов». Спецподразделение по охоте на НЛО. Они имеют право применять огнестрельное оружие.