– Молодец! – возбужденно воскликнул Дэн, а остальные забыли о яблоках и орехах, увлеченные рассказом.
– Помереть мне на этом месте, если мне не было стыдно за себя! – продолжил Сайлас, воодушевляясь при воспоминании об этом дне. – Я рассвирепел и забыл про свою рану. Я просто бросился в бой и сражался как бешеный, пока артиллерийский снаряд не разорвался неподалеку, свалив большинство из нас на землю. Какое-то время я лежал без чувств, а когда очнулся, битва в этом месте уже кончилась. Я обнаружил, что лежу загороженный бедным Мейджером, который ранен еще тяжелее, чем я сам. У меня была сломана нога, и пуля сидела в плече, но он… бедняга!.. весь бок у него был разорван осколком того проклятого снаряда.
– О Сайлас! Что же вы стали делать? – воскликнула Нэн, придвигаясь к нему с лицом, полным горячего сочувствия и интереса.
– Я подполз поближе и постарался остановить кровь тряпками, какие смог оторвать от своей одежды одной рукой. Но все было бесполезно. Он лежал и стонал от ужасной боли и глядел на меня своими выразительными глазами. Я чувствовал, что мне этого не вынести. Я помогал ему, чем мог, а когда солнце стало припекать и он начал высовывать язык, я попытался доползти до ручья, чтобы принести ему воды. Но ручей был довольно далеко, а я так слаб, что мне пришлось бросить эти попытки, и я просто лежал рядом с ним и обмахивал его моей шляпой. А теперь послушайте, что я вам скажу, и когда вы в следующий раз услышите, как люди бранят мятежников[131], просто вспомните, что сделал один из них, и почтите его за это. Так вот, один бедняга в серой форме южан лежал неподалеку, у него были прострелены легкие, и жить ему оставалось недолго. Я предложил ему мой носовой платок, чтобы прикрыть лицо от солнца, и он поблагодарил меня, так как в такое время люди не задумываются, на какой стороне они сражались, но просто берутся за дело и помогают друг другу. Когда он увидел, что я горюю над Мейджером и стараюсь облегчить его муки, он приподнялся с лицом, совсем мокрым и белым от страдания, и говорит: «У меня во фляжке есть вода, возьми, мне уже не поможет», – и бросил ее мне. Я не мог бы взять эту воду, если бы у меня не было немного вина в моей собственной фляжке, и я заставил его выпить это вино. Ему немного помогло, и я почувствовал себя бодрее, как если бы выпил ее сам. Удивительно, как хорошо становится иногда у людей на сердце, когда они делают такие вот мелочи для других, – и Сайлас замолчал, словно снова переживал чувства того момента, когда он и его враг забыли вражду и помогали друг другу как братья.
– А что же было с Мейджером? – спросили мальчики нетерпеливо.
– Я налил немного воды на его бедный горячий язык, и если бессловесное животное может выразить взглядом благодарность, это было именно то, что он сделал тогда. Но пользы от глотка воды было немного, так как ужасная рана мучила его, и я уже не мог выносить это дольше. Нелегко было сделать это, но я сделал, из милосердия, и знаю, он простил меня.
– Что же вы сделали? – спросил Эмиль, когда Сайлас умолк неожиданно с громким «хм» и таким выражением лица, что Дейзи подошла и остановилась рядом, положив руку на его колено.
– Я застрелил его.
Слушатели содрогнулись, когда Сайлас сказал это, так как Мейджер выглядел героем в их глазах и его трагический конец вызвал у них горячее сочувствие.
– Да, я застрелил его и тем избавил от страданий. Я сначала погладил его, и сказал: «Прощай», потом положил его голову поудобнее на траву, последний раз заглянул в его выразительные глаза и послал пулю ему в голову. Он даже не шевельнулся, выстрел был точным, и, когда я увидел его совсем неподвижного и не было больше стонов и боли, я был рад, и, не знаю, стыдиться ли этого, но я обнял его за шею и заревел, как большой младенец. Вот! Право, не знаю… такой уж я был дурак, – и Сайлас провел рукавом по глазам, тронутый как всхлипываниями Дейзи, так и воспоминаниями о верном Мейджере.
С минуту все молчали, так как мальчики так же остро, как и мягкосердечная Дейзи, почувствовали пафос маленькой истории, хотя это и не выразилось в слезах.
– Я тоже хотел бы такую лошадь, – сказал Дэн негромко.
– А тот южанин тоже умер? – спросила Нэн с тревогой.
– Да, но позднее. Мы лежали там весь день, а ночью наши санитары пришли искать раненых. Они, естественно, хотели сначала взять меня, но я знал, что могу подождать, а у южанина, возможно, был только один шанс, так что я заставил их сначала взять его. У него хватило сил протянуть мне руку и сказать: «Спасибо, друг!» И это были его последние слова, так как он умер час спустя, после того как его внесли в палатку походного госпиталя.
– Как вам, должно быть, было приятно, что вы проявили к нему такую доброту! – сказал Деми, на которого эта история произвела большое впечатление.
– Да, меня утешала мысль о нем, когда я лежал там один несколько часов, положив голову на шею Мейджера, и смотрел, как поднимается луна. Мне хотелось похоронить бедное животное, но это было невозможно, так что я только отрезал кусочек его гривы и храню до сих пор. Хотите посмотреть, сестренка?
– О да, пожалуйста, – отвечала Дейзи, вытирая слезы.
Сайлас вынул старый бумажник и извлек из его внутреннего кармашка кусочек оберточной бумаги, в котором была прядь белого конского волоса. Дети смотрели на него молча, когда он лежал на широкой ладони, и никто не находил ничего смешного в этом проявлении любви, которую питал Сайлас к своей славной лошади.
– Это такая трогательная история, и мне она очень понравилась, хотя я и заплакала. Спасибо вам большое, Сай, – и Дейзи помогла ему свернуть и убрать его маленькую реликвию, а Нэн насыпала ему в карман горсть воздушной кукурузы, и мальчики громко выразили свое лестное мнение о его рассказе, чувствуя, что в нем были два героя.
Он удалился, совершенно сраженный оказанными ему почестями, а маленькие заговорщики обсуждали услышанное и поджидали очередную жертву. Ею оказалась миссис Джо. Она вошла, чтобы снять с Нэн мерку для нового передничка, который шила для нее. Ей позволили войти, а затем налетели на нее и, сообщив о принятом законе, потребовали рассказать историю. Их новая уловка очень позабавила миссис Джо, и она тут же согласилась подчиниться, так как их счастливые голоса уже давно доносились до нее через холл и вызывали такие приятные чувства, что ей и самой хотелось присоединиться к ним и на время забыть свои тревожные мысли о Мег.
– Неужели я первая мышка, какую вы поймали, хитрые коты в сапогах? – спросила она, когда ее подвели к большому креслу, обеспечили угощением и окружили толпой оживленных слушателей.
Они рассказали ей о Сайласе и его вкладе в дело развлечения собравшихся. Она в отчаянии приложила руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями, – так неожиданно от нее потребовали новой истории.
– О чем же мне вам рассказать? – спросила она.
– О мальчиках, – был общий ответ.
– И чтобы в истории была вечеринка, – сказала Дейзи.
– И что-нибудь вкусное, – добавил Стаффи.
– Это напоминает мне рассказ, написанный много лет назад одной милой старой леди. В детстве мне очень нравилась эта история, и я думаю, вам тоже понравится, так как в ней есть и мальчики, и вкусные пирожки.
– Как она называется? – спросил Деми.
– «Мальчик, которого подозревали».
Нат поднял взгляд от орехов, которые чистил, и миссис Джо улыбнулась ему, догадываясь, что у него на уме.
– Так вот, мисс Крейн держала школу для мальчиков в тихом маленьком городке, и это была хорошая старая школа. Шесть мальчиков жили в ее доме, а еще четыре или пять жили с родителями и каждый день приходили на занятия. Среди тех, что жили с мисс Крейн, был один мальчик по имени Льюис Уайт. Льюис не был дурным мальчиком, но отличался некоторой робостью, и поэтому иногда ему случалось солгать. Однажды сосед прислал мисс Крейн корзинку крыжовника. Ягод на всех там не хватило бы, так что добрая мисс Крейн, которая любила порадовать своих мальчиков чем-нибудь вкусненьким, взялась за дело и испекла дюжину пирожков с крыжовенным джемом.
– Я тоже попробую испечь такие. Интересно, она пекла их так же, как я мои малиновые? – сказала Дейзи, чей интерес к кулинарии в последнее время возродился с новой силой.
– Тише, – сказал Нат, всовывая ей в рот воздушную кукурузу, чтобы она замолчала, так как испытывал особый интерес к этой истории и нашел, что начало совсе неплохое.
– Когда пирожки были готовы, мисс Крейн убрала их в свой лучший буфет в гостиной, но никому ни слова о них не сказала, так как хотела сделать мальчикам сюрприз к чаю. Когда время пришло и все сидели за столом, она пошла за пирожками, но вернулась назад в растерянности, так как… как вы думаете, что случилось?
– Кто-то стянул их! – воскликнул Нед.
– Нет, они были на месте, но кто-то поднял на каждом верхнюю корочку, выскреб все ягоды и положил корочку на место.
– Какая подлость! – И Нэн взглянула на Томми, словно подразумевая, что он способен на подобный поступок.
– Когда она рассказала мальчикам о своем намерении угостить их и показала им бедные пирожки без джема, мальчики были очень огорчены и разочарованы и все заявили, что они ничего не знают о том, как это могло произойти. «Может быть, это сделали крысы», – сказал Льюис, который громче других отрицал, что ему известно что-либо о пирожках. «Нет, крысы прогрызли бы и корочку; они никогда не сумели бы поднять ее, чтобы выскрести ягоды. Это было сделано человеческими руками», – сказала мисс Крейн, больше огорченная не утратой джема, но явной ложью кого-то из ее воспитанников. Ну что тут было делать? Они поужинали и пошли в постель, но ночью мисс Крейн услышала, как кто-то стонет, и пошла посмотреть, кто это, и нашла Льюиса, страдающего от боли в животе. Он явно съел что-то не то и чувствовал себя так плохо, что мисс Крейн перепугалась и уже хотела послать за доктором, когда Льюис простонал: «Это крыжовник; я съел все ягоды, и я должен признаться во всем перед смертью» – мысль о докторе его изрядно напугала. «Если дело только в этом, я дам тебе рвотное, ты скоро поправишься», – сказала мисс Крейн. Так что Льюис получил большую дозу рвотного и к утру ему стало легче. «Пожалуйста, не говорите ничего мальчикам, они будут смеяться надо мной», – умолял больной. Добрая мисс Крейн обещала не говорить, но Салли, служанка, рассказала всю историю, и бедный Льюис долго не знал покоя. Его приятели называли его Старый Крыжовник и не уставали спрашивать: «Почем пирожки?»