, – и он вручил Бесс нитку перламутровых ракушек на серебряной цепочке. – Наша Дейзи, подумал я, наверняка захочет получить скрипку, а Нат сумеет найти ее, чтобы вручить подарок, – продолжил моряк со смехом, когда извлек из пакетика изящную филигранную брошь в форме скрипки.
– Я знаю, ей понравится. Я отнесу ей брошь прямо сейчас, – отвечал Нат, исчезая за дверью, обрадованный поручением и уверенный, что ему удастся найти Дейзи, хотя Эмиль и не застал ее в гостиной.
Эмиль лукаво рассмеялся и, шаркнув ногой, с поклоном вручил тете Джо необычного, вырезанного из камня, медведя с раскрытой пастью, представляющего собой вместительную чернильницу.
– Зная о вашей любви к этим милым животным, я привел одного из них к вашему перу.
– Отлично, Коммодор! Молодец! – сказала миссис Джо, очень довольная подарком, а профессор тут же предсказал, что из глубин этой чернильницы появятся «творения, достойные Шекспира»: так вдохновит писательницу любимый мишка.
– Тетя Мег любит, несмотря на свою молодость, носить чепцы, а потому я попросил Людмилу раздобыть мне кружев. Надеюсь, вам они понравятся, – и из папиросной бумаги появились тонкие, как паутинка, вещицы, одна из которых вскоре уже лежала, словно вуаль из легких снежинок, на красивых волосах миссис Мег.
– Я не мог найти ничего достаточно элегантного для тети Эми, ведь у нее и так всегда есть все, чего ей хочется. Поэтому я привез вот эту маленькую картинку. Она напоминает мне, как выглядела тетя, когда ее Бесс была малюткой, – и он вручил Эми овальный медальон из слоновой кости, на котором была изображена златокудрая Мадонна с розовым младенцем, лежащим у нее на коленях в складках ее голубой мантии.
– Какая прелесть! – воскликнули все; а тетя Эми, одолжив у Бесс голубую ленточку, которой были перевязаны волосы девушки, сразу же повесила медальон себе на шею, очарованная подарком; он привел ей на память счастливейший год ее жизни.
– А еще я льщу себя надеждой, что нашел самый подходящий подарок для Нэн; вещицу изящную, но не броскую, нечто вроде вывески, как видите, самой подходящей для доктора, – сказал Эмиль, гордо демонстрируя пару черных сережек из вулканического туфа в форме маленьких черепов.
– Отвратительно! – И Бесс, которая терпеть не могла некрасивых вещей, перевела взгляд на свои собственные хорошенькие ракушки.
– Нэн не носит серег, – заметила Джози.
– Ну, тогда она с удовольствием проколет ушки тебе. Для нее нет большего удовольствия, чем догнать ближнего и напасть на него с каким-нибудь острым орудием, вроде скальпеля, – отвечал Эмиль, ничуть не огорчившись. – У меня еще куча трофеев для вас, ребята, в моем рундуке, но я знал: не будет мне покоя, пока не выгружу все, что привез для девочек. А теперь расскажите мне все новости.
И, усевшись на лучший мраморный столик Эми, веселый моряк принялся, покачивая ногами, беседовать со скоростью десять узлов в час, пока тетя Джо не увела всех наконец в столовую, где состоялось большое семейное чаепитие в честь Коммодора.
Глава 3Последняя проказа Джо
На своем нескучном жизненном пути члены семейства Марч столкнулись с невероятным количеством самых разных неожиданностей, однако величайшим из всех сюрпризов стало превращение Гадкого Утенка не в лебедя, но в золотого гуся, чьи литературные яйца нашли такой удивительно легкий сбыт, что за десять лет в жизнь воплотились самые смелые и сокровенные мечты Джо. Как или почему это случилось, она так никогда до конца и не поняла, но неожиданно обнаружила, что стала до некоторой степени знаменитостью и вдобавок с кругленькой суммой в кармане, позволяющей устранить существующие материальные затруднения и обеспечить будущее ее мальчиков.
А началось все в тот ужасный год, когда дела в Пламфильде шли совсем скверно: времена были тяжелые, число учеников в школе сократилось, сама Джо переутомилась и долго болела. Лори и Эми находились за границей, а гордость не позволяла Баэрам просить о помощи даже тех, кто был так близок и дорог им, как эта щедрая супружеская пара. Джо не выходила из комнаты по болезни и предавалась отчаянию из-за плачевного состояния дел, пока не взялась по старой памяти за давно заброшенное перо – единственное, что она могла сделать, чтобы помочь залатать дыры в семейном бюджете. Какому-то издателю потребовалась книга для девочек, и Джо наспех сочинила маленькую историю, описав несколько сцен и приключений из своей жизни и жизни сестер – хотя мальчики всегда были ей как-то ближе, – и с очень слабой надеждой на успех отправила свое произведение поискать счастья в широком мире.
Но у Джо все всегда выходило не так, как она предполагала. Ее первая книга, над которой она трудилась несколько лет и которую отправила в большое плавание, исполненная великих надежд и честолюбивых мечтаний юности, пошла ко дну в самом начале путешествия, хотя обломки кораблекрушения продолжали еще долго носиться по волнам, принося кое-какую прибыль – во всяком случае, издателю. Зато второпях написанная история, отправленная в путешествие автором, не думавшим ни о чем, кроме нескольких долларов, которые она могла принести, поплыла с попутным ветром и мудрым лоцманом у руля прямо к общественному признанию и вернулась домой, вопреки всем ожиданиям, тяжело нагруженная золотом и славой.
Ни одна женщина на свете, наверное, не испытала большего изумления, чем то, которое испытала Джозефина Баэр, когда ее маленькое суденышко возвратилось в порт приписки с развевающимися флагами, а его прежде молчавшая пушка оглашала теперь воздух веселой канонадой, и, что было лучше всего, много добрых лиц улыбалось ей и радовалось вместе с ней, много дружеских рук пожимали ее руку с самыми сердечными поздравлениями. После этого все пошло как по маслу: ей просто приходилось нагружать свои суда и отправлять их, одно за другим, в успешные рейсы, из которых они доставляли домой в изобилии все необходимое для удобства тех, кого она любила и для кого трудилась.
С неожиданно приобретенной известностью она так никогда до конца и не примирилась, поскольку теперь требовалось слишком мало огня, чтобы произвести много дыма, а газетная шумиха не настоящая слава. Что же до богатства, то оно не вызывало в ее душе никаких сомнений и принималось с благодарностью, хотя было отнюдь не таким громадным, как о том сообщала отличающаяся широтой натуры общественность. Прилив, сменивший прежний отлив, продолжался и благополучно доставил семейный корабль в уютную гавань, где старшие получили возможность в безопасности отдохнуть от бурь и откуда молодежь могла пуститься на собственных суденышках в большое плавание по волнам жизни.
Счастье, покой и изобилие появились в доме в последующие годы к радости всех, терпеливо ожидавших, с надеждой трудившихся и преданно веривших в мудрость и справедливость Того, кто посылает разочарование, бедность и горе, чтобы испытать любовь человеческих сердец и сделать успех, когда он наконец придет, слаще и дороже. Окружающий мир видел это благополучие, и добрые души радовались улучшению материального положения семьи, но о той удаче, которую Джо ценила больше всего, о том счастье, которое ничто не могло отнять у нее, было хорошо известно лишь немногим.
Это счастье заключалось в возможности сделать последние годы жизни матери радостными и безмятежными, увидеть, как груз забот навсегда сброшен, усталые руки отдыхают, милое лицо не омрачено тревогой, а нежному сердцу ничто не мешает проявлять свои чувства, занимаясь разумной благотворительностью, приносящей глубокое удовлетворение. Когда Джо была девочкой, она больше всего хотела, чтобы в доме появился уголок, где мама могла бы спокойно сидеть и отдыхать после долгих лет трудной, невероятно напряженной жизни. Теперь эта мечта стала счастливой явью, и мама сидела в уютной комнате, где ей были обеспечены все возможные удобства и удовольствия, где любящие дочери ухаживали за ней, когда возраст стал давать себя знать, где рядом с ней находился добрый супруг, на которого она могла опереться, где внуки приносили свет радости в предзакатные сумерки ее жизни своей почтительной привязанностью. Это было счастливое время для всех, и «наша мама» радовалась, как могут радоваться только матери, счастью своих детей. Она дожила до дней, когда смогла пожинать плоды своих трудов, когда ее молитвы были услышаны, воздаяние за добрые дары получено, надежды осуществились, покой и благополучие пришли в созданную ею семью; и тогда, как один из мужественных, терпеливых ангелов, честно исполнивших свою работу, она обратила лицо к небесам, радуясь, что может отдохнуть.
Это была приятная и серьезная сторона произошедших перемен, но имелась у них, как у всего в нашем странном мире, и другая сторона – забавная и довольно тернистая. Пережив первое чувство удивления, недоверия и радости, Джо, с обычной неблагодарностью, присущей человеческой натуре, быстро устала от популярности и принялась негодовать по поводу утраты прежней свободы, поскольку восхищенная публика неожиданно предъявила свои права и на нее саму, и на все, что касалось ее прошлого, настоящего и будущего. Совершенно незнакомые люди настаивали на том, чтобы увидеть ее, спросить о чем-либо, дать совет, предостеречь, поздравить, и сводили ее с ума своими доброжелательными, но чрезвычайно утомительными знаками внимания. Если она не желала раскрыть перед ними свое сердце, они упрекали ее; если она отказывалась обеспечивать материально их любимые благотворительные организации, помогать отдельным нуждающимся и выражать сочувствие по поводу каждого горя или злоключения, известного человечеству, ее называли бессердечной, эгоистичной и высокомерной; если она находила невозможным отвечать на горы писем, поступавших к ней, считалось, что она пренебрегает своим долгом по отношению к преданным читателям; а если она предпочитала уединение собственного дома тому пьедесталу, на котором ее приглашали позировать, это вызывало многословную критику «высокомерных манер литераторов».
Она делала все что могла для детей, так как ради них она создавала свои произведения, и потому прилагала все усилия, чтобы удовлетворить требование, вечно звучавшее из уст жадной юности: «Еще рассказов, еще, прямо сейчас!» Родные неодобрительно относились к тому, что она проявляет чрезмерное рвение, забывая о них, да и ее здоровье страдало от такой напряженной работы, но какое-то время она с благодарностью приносила жизнь на алтарь литературы для юношества, чувствуя, что многим обязана своим маленьким друзьям, чье расположение завоевала после двадцати лет упорной работы.