– С письмами покончено. Теперь я вытру пыль, а потом займусь моей повестью. Я совсем отстала от графика, а новый номер журнала с очередной главой должен выйти в срок, несмотря ни на что; так что, Мэри, не впускай ко мне никого. Я не приму саму королеву Викторию[177], если она пожалует сегодня ко мне в гости. – И миссис Баэр откинула свою салфетку, словно бросая вызов всему человечеству.
– Надеюсь, что день окажется удачным для тебя, дорогая, – отозвался муж, который все это время занимался чтением собственной объемистой корреспонденции. – Я пообедаю в колледже с профессором Плоком. Он приезжает к нам сегодня. Junglings[178] могут перекусить на Парнасе; так что у тебя будет спокойный день. – И, разгладив морщинки забот на ее лбу прощальным поцелуем, этот достойный человек удалился, с карманами, набитыми брошюрами, держа старый зонтик в одной руке и мешочек камней для предстоящей лекции по геологии в другой.
– Если бы мужья всех литературных дам были такими заботливыми ангелами, эти дамы и жили бы дольше, и писали бы больше. Хотя, возможно, это не стало бы благом для человечества, ведь большинство из нас и так пишут слишком много, – сказала миссис Джо, помахав на прощание метелкой для сметания пыли супругу, который, удаляясь от дома по аллее, салютовал ей в ответ зонтиком.
Роб тоже отправился в колледж на занятия и был при этом так похож на отца, с брошюрами в карманах и мешочком в руках, широкоплечий и степенный, что мать, отвернувшись от окна, засмеялась и сказала с чувством:
– Благослови, Господи, моих двух дорогих профессоров, ибо не было еще на свете людей лучше, чем они!
Эмиль уже уехал на свое судно в порт, но Тед задержался, чтобы похитить адрес, который был ему нужен, а заодно опустошить сахарницу и поболтать с «мамусей»: эти двое очень любили совместные шутки и проказы. Миссис Джо всегда сама наводила порядок в своей гостиной, заполняла вазы цветами и добавляла тут и там маленькие штрихи к убранству комнаты, отчего та весь день казалась прибранной и полной свежести. Подойдя к окну с намерением задернуть шторы, она увидела художника, делавшего эскиз на лужайке, и застонала, поспешно отступив к заднему окну, чтобы оттуда стряхнуть пыльную метелку.
В этот момент зазвонил дверной колокольчик, а на дороге послышался стук колес.
– Я пойду встречу посетителей; я слышу, Мэри их впускает, – и Тед пригладил волосы, направляясь в переднюю.
– Не могу никого принять! Дай мне возможность ускользнуть наверх, – прошептала миссис Джо. Но прежде чем она смогла скрыться, в дверях появился мужчина с визитной карточкой в руке. Тед встретил посетителя суровым взглядом, а миссис Джо поспешно нырнула за штору, чтобы выждать удобную минуту для бегства.
– Я готовлю серию статей для журнала «Субботний сплетник» и зашел, чтобы первым делом встретиться с миссис Баэр, – начал пришедший вкрадчивым тоном, характерным для его собратьев по профессии, стараясь охватить быстрым взглядом все, что только можно. Он уже был научен горьким опытом извлекать максимум возможного из каждой минуты, проведенной в доме знаменитости, так как его визиты в такие дома обычно оказывались короткими.
– Миссис Баэр никогда не принимает репортеров, сэр.
– Но я прошу уделить мне лишь несколько минут, – сказал мужчина, бочком продвигаясь в глубь комнаты.
– Вы не можете встретиться с ней. Она вышла, – ответил Тедди, после того как, бросив взгляд через плечо, убедился, что его несчастная родительница уже исчезла – через окно, как он полагал, поскольку она иногда поступала именно так, когда у нее не оставалось другого выхода.
– Очень жаль. Я зайду еще раз. Это ее кабинет? Прелестная комната! – И незваный гость продолжил рассматривать гостиную, твердо решив увидеть хоть что-нибудь и разжиться хоть каким-нибудь фактом, пусть даже придется умереть в результате этой попытки.
– Нет, это не кабинет, – сказал Тедди, вежливо, но решительно выпроваживая его из гостиной и вдоль передней. Он горячо надеялся, что его мать успела скрыться за угол дома.
– Я был бы весьма признателен, если бы вы сообщили мне возраст миссис Баэр, место ее рождения, дату вступления в брак, а также, сколько у нее детей, – продолжил не утративший самообладания посетитель, когда споткнулся о коврик у входной двери.
– Ей около шестидесяти, она родилась на острове Новая Земля, вышла замуж ровно сорок лет назад и имеет одиннадцать дочерей. Что еще вас интересует, сэр? – Контраст между серьезным лицом Теда и его нелепым ответом был так забавен, что репортер признал себя побежденным и со смехом удалился как раз в тот момент, когда к дверям дома приблизилась некая леди, за которой, сияя улыбками, следовали три девушки.
– Мы из Ошкоша; проделали такой дальний путь и никак не можем вернуться домой, не заглянув к дорогой тетушке Джо. Мои девочки просто в восторге от ее книг и очень рассчитывают повидать ее. Я понимаю, что час слишком ранний, но мы еще собираемся посетить Холмса, Лонгфеллера[179] и остальных знаменитостей, так что забежали сюда первым делом. Миссис Эрастус Кингзбури Пармали из Ошкоша, передайте ей. Мы вполне можем подождать; побродим пока немного по дому и оглядимся, если она еще не готова принять посетителей.
Все это произносилось с невероятной скоростью, а потому Теду оставалось лишь стоять и слушать, глядя на жизнерадостных девиц, устремивших три пары голубых глаз на него так просительно, что его природная галантность не позволила ему отказать им в такой малости, как вежливый ответ.
– Миссис Баэр сегодня не принимает посетителей… она… только что вышла из дома, как я полагаю… но вы можете осмотреть дом и окрестности, если хотите, – пробормотал он, отступая в глубь передней, когда все четверо решительно двинулись вперед, восторженно озираясь кругом.
– О, спасибо! Прелестный, милый дом! Это тут она пишет, да? Неужели это ее портрет! Точно такая, какой я ее себе представляла!
С этими словами посетительницы задержались перед превосходной гравюрой, изображавшей миссис Нортон[180], с сосредоточенным выражением лица, пером в руке, а также диадемой и жемчужным ожерельем.
С трудом сохраняя серьезность, Тедди указал на очень плохой портрет миссис Джо, висевший за дверью и всегда вызывавший у нее самой смех, таким он был мрачным, несмотря на необычный эффект, производимый отблеском света на кончике носа и щеках, таких же красных, как стул, на котором она была изображена.
– Этот портрет был сделан по заказу моей матери, но он оказался не особенно удачным, – сказал он, с удовольствием наблюдая за усилиями, которые прилагали девушки, чтобы не выразить слишком явно свой ужас перед столь печальным несоответствием между реальностью и идеалом. Самая младшая – ей было лет двенадцать – не смогла скрыть разочарования и отвернулась, испытывая те чувства, какие испытали многие из нас, когда впервые открыли, что наши герои – самые обыкновенные мужчины и женщины.
– Я думала, что ей около шестнадцати и что волосы у нее заплетены в две длинные косы. Я теперь совсем не хочу ее видеть, – сказал этот правдивый ребенок, направляясь к выходу и предоставляя матери извиняться, а старшим сестрам уверять, что плохой портрет – «просто прелесть, такой выразительный и поэтичный, знаете ли, особенно лоб».
– Пойдемте девочки, нам пора идти, если мы хотим везде успеть сегодня. Оставим здесь наши альбомы, и пусть их пришлют нам, когда миссис Баэр напишет в них что-нибудь. Тысячу раз благодарим. Передайте привет от нас вашей мамаше и скажите ей, как нам жаль, что мы ее не застали.
В то самое время, когда миссис Эрастус Кингзбури Пармали произносила эти слова, ее взгляд упал на средних лет женщину в большом клетчатом переднике и с головой, повязанной платочком, деловито вытирающую пыль в одной из комнат, похожей на кабинет.
– Только бросим один взгляд в ее святая святых, пока ее здесь нет, – воскликнула полная энтузиазма леди и пронеслась через переднюю со своим выводком, прежде чем Тедди смог предупредить мать, возможность отступления для которой была отрезана расположившимся перед домом художником, репортером на задворках – он так и не ушел – и дамами в передней.
«Попалась! – подумал Тедди с комическим ужасом. – И бесполезно для нее пытаться изобразить из себя горничную, ведь уже они видели ее портрет».
Миссис Джо сделала все что могла, и, обладая незаурядными актерскими способностями, сумела бы ускользнуть, если бы не роковой портрет. Миссис Пармали задержалась у стола и, не обращая внимания на лежавшую на нем пенковую трубку, стоявшие под ним мужские шлепанцы и большую стопку писем, адресованных «профессору Ф. Баэру», молитвенно сложила руки, чтобы воскликнуть с глубоким чувством:
– Девочки, это место, где она написала те прелестные, те нравоучительные истории, которые вызвали у нас такой глубокий душевный трепет! Могу ли я, ах могу ли я взять листок бумаги или старое перо, или хотя бы почтовую марку на память об этой талантливой женщине?
– Да, мэм, пожалуйста, берите, – отвечала горничная, направляясь к двери и бросив взгляд на мальчика, глаза которого были полны еле сдерживаемого веселья.
Старшая из девушек заметила это, угадала причину, а быстрый взгляд, брошенный на женщину в переднике, подтвердил ее подозрения. Коснувшись локтя матери, она шепнула:
– Мам, это сама миссис Баэр. Я знаю, это она.
– Что? Как? Ну да! Вот так так! Как это мило! – И бросившись следом за несчастной женщиной, которая направлялась к двери, миссис Пармали горячо воскликнула: – Не обращайте на нас внимания! Я знаю, вы заняты, но только позвольте мне пожать вашу руку, и мы сразу же уйдем.
Чувствуя, что выхода нет, миссис Джо обернулась и протянула руку, как поднос с чаем, позволив энергично трясти ее, пока матрона продолжала говорить с несколько пугающим радушием: