– Если вы когда-нибудь приедете в Ошкош, вашим ногам не дадут даже коснуться тротуара: толпа понесет вас на руках, мы все будем страшно рады вас видеть.
Мысленно решив никогда не посещать этот экспансивный городок, Джо отвечала, насколько могла сердечно; и после того как она написала свое имя в альбомах, обеспечила каждую посетительницу сувениром и перецеловала всех по очереди, они наконец удалились, чтобы посетить «Лонгфеллера, Холмса и остальных», которых, следует от души надеяться, не оказалось дома.
– Ах ты, злодей, почему ты не дал мне возможности сбежать? Боже мой, что за глупости ты наговорил этому репортеру! Надеюсь, нам простятся подобные грехи, поскольку даже не знаю, что стало бы с нами, если бы мы не прибегали к такого рода уловкам. Столько противников на одного – это нечестно. – И миссис Джо со стоном по поводу испытаний, выпадающих на долю литераторов, повесила передник в стенном шкафу в холле.
– А вон еще посетители! Идут сюда по аллее! Прячься, пока они еще далеко! Я уведу их! – воскликнул Тедди, оглядываясь на мать со ступеней веранды, куда он вышел, чтобы отправиться на занятия в школу.
Миссис Джо бросилась наверх и, заперев дверь, спокойно смотрела на молодых девиц из учительской семинарии, которые расположились на лужайке под окнами. Поскольку им не было позволено войти в дом, они развлекались, как могли: собирали цветы, делали себе высокие прически, ели принесенные с собой завтраки и откровенно выражали свое мнение об усадьбе и ее обитателях, пока наконец не удалились.
За этим последовали несколько часов тишины, но как раз когда Джо расположилась за рабочим столом, с намерением посвятить долгий день напряженной работе, домой пришел Роб, чтобы сообщить ей, что в колледж приезжает большая группа членов Союза молодых христиан и что двое или трое из них, те, с кем она лично знакома, хотят засвидетельствовать ей по пути свое почтение.
– Собирается дождь, так что они, скорее всего, не придут, но папа решил, что лучше тебя предупредить, на тот случай, если все-таки решат зайти. Ты же всегда соглашаешься принять мальчиков, хоть и ожесточилась сердцем против тех бедных девочек, – сказал Роб, слышавший от брата об утренних посетителях.
– Мальчики не склонны к бурным излияниям чувств, так что их визит я могу вынести. Но, когда я в последний раз принимала группу девочек, одна из них упала ко мне на грудь и воскликнула: «Душа моя, люби меня!» Мне очень захотелось ее хорошенько встряхнуть, – отвечала миссис Джо, энергично вытирая перо.
– Можешь быть уверена, что эти молодые люди ничего подобного не сделают, но они, наверняка, будут просить об автографах, так что тебе лучше заранее приготовить несколько десятков, – сказал Роб, выкладывая на стол стопу почтовой бумаги. Он был гостеприимным юношей и разделял чувства тех, кто восхищался его матерью.
– Девочек им в этом отношении все равно не превзойти. За тот день, что я провела недавно в одном женском колледже, мне пришлось поставить свою подпись раз триста – не меньше, я уверена. Я оставила целую гору карточек и альбомов на моем столе, когда уезжала. Это просто какая-то болезнь, одна из самых нелепых и неприятных, какие когда-либо поражали человечество.
Тем не менее миссис Джо десяток раз поставила подпись на листах почтовой бумаги, надела черное шелковое платье и примирилась с предстоящим визитом, хотя, возвращаясь к работе, горячо надеялась, что дождь все же пойдет.
И он пошел. Чувствуя себя в полной безопасности, она взъерошила волосы, сняла белые манжеты и поспешила закончить главу, так как тридцать страниц в день было нормой, установленной ею для себя, и она всегда старалась написать именно столько до того, как стемнеет. Джози принесла из сада свежих цветов и как раз занималась тем, что расставляла их по вазам, когда увидела несколько зонтиков, неожиданно вынырнувших из-за холма.
– Они идут, тетечка! Я вижу, дядя спешит через лужайку им навстречу, – крикнула она с нижней ступеньки лестницы, глядя вверх на дверь кабинета миссис Джо.
– Наблюдай за ними и дай мне знать, когда они будут уже на аллее. Мне хватит одной минуты, чтобы привести себя в порядок и сбежать вниз, – отвечала миссис Джо, торопливо водя пером по бумаге: выпуск очередного номера журнала, в котором печаталась ее повесть, не мог быть отсрочен даже ради Союза молодых христиан в полном составе.
– Их там не два и не три. Я вижу, по меньшей мере, человек пять или шесть, – крикнула «сестрица Анна»[181] от входной двери. – Ах нет! Целый десяток, я думаю. Тетечка, выгляните! Они все идут сюда! Что нам делать? – И Джози дрогнула при мысли о предстоящей встрече с быстро приближающейся черной толпой.
– Спаси и помилуй, да их сотни! Беги и принеси скорее корыто к задней двери, чтобы они могли поставить в него мокрые зонтики. Скажи им, чтобы прошли из передней в гостиную, и оставь их там, а их шляпы сложи на столе: на вешалке все не поместятся. Бесполезно раскладывать половики! О мои бедные ковры! – И миссис Джо сбежала вниз по лестнице, чтобы подготовиться к нашествию, пока Джози и горничные метались по дому в полном смятении, перепуганные ужасным количеством грязных ботинок, которым предстояло войти в комнаты.
Гости приближались – длинная вереница зонтиков, а под ними забрызганные ноги и раскрасневшиеся лица, поскольку молодые люди успели погулять по всему городку, не считая дождь помехой. Профессор Баэр встретил их у ворот и как раз произносил небольшую приветственную речь, когда в дверях появилась миссис Джо и, тронутая видом мокрых и встрепанных молодых людей, жестом пригласила их в дом. Оставив своего хозяина ораторствовать с непокрытой головой под моросящим дождем, гости торопливо поднимались по ступенькам веранды, веселые, разгоряченные, оживленные, снимая на ходу шляпы и с трудом свертывая мокрые зонтики, когда поступил приказ войти в переднюю и составить в козлы их оружие.
Топ, топ, топ, протопали по передней семьдесят пять пар ботинок, и вскоре семьдесят пять зонтиков дружно роняли капли воды в гостеприимное корыто, пока толпа их владельцев заполнила весь первый этаж дома. Семьдесят пять сердечно протянутых рук были безропотно пожаты хозяйкой, хотя некоторые из них были очень мокрыми, некоторые очень горячими, и почти все незадолго до этого держали какие-нибудь трофеи, добытые в походах этого дня. Один порывистый гость, делая комплименты, небрежно помахивал при этом маленькой черепахой, другой был обременен связкой палочек, срезанных в разных памятных местах, и все просили о каком-нибудь сувенире на память о Пламфильде. Кипа визитных карточек таинственным образом появилась на столе, к ней была приложена записка с просьбой об автографах, и, несмотря на данное утром торжественное обещание, никогда никому не давать автограф, миссис Джо подписала их все, пока ее муж и сыновья занимали гостей.
Джози убежала в заднюю гостиную, но там ее обнаружили осматривавшие дом юноши, один из которых нанес ей смертельное оскорбление, невинно спросив, не она ли миссис Баэр. Встреча длилась недолго, и конец ее оказался лучше, чем начало. Дождь прекратился, и великолепная радуга засияла над славными молодыми людьми, когда они, остановившись на лужайке перед домом, дружно запели хором на прощание. Эта арка надежды появилась над юными головами как счастливое предзнаменование, словно Небеса улыбались их союзу и напоминали, что над слякотной землей и дождливым небом по-прежнему сияет для всех благословенное солнце. Прозвучало троекратное ура, и затем они ушли, оставив хозяевам приятные воспоминания об этом визите, чтобы было веселее отскребать грязь с ковров совками и опорожнять корыто, до половины заполненное водой.
– Славные, честные, трудолюбивые ребята, и мне совсем не жаль потраченных тридцати минут, но я все-таки должна кончить главу, так что не позволяйте никому беспокоить меня до вечернего чая, – сказала миссис Джо, поручив Мэри запереть входную дверь, так как мистер Баэр и мальчики ушли вместе с гостями, а Джози убежала домой, чтобы рассказать матери, как весело было сегодня у тети Джо.
На час в доме воцарился покой, но затем снизу раздался звон дверного колокольчика, а вскоре в кабинет, хихикая, вошла Мэри и сказала:
– Там какая-то странная леди спрашивает, можно ли ей поймать кузнечика в вашем саду.
– Поймать кого? – воскликнула миссис Джо, роняя перо и делая кляксу, так как более странной просьбы и быть не могло.
– Кузнечика, мэм. Я сказала, что вы заняты, и спросила, что ей нужно, а она говорит: «У меня уже есть кузнечики из садов нескольких знаменитостей, и я хочу добавить к моей коллекции одного из Пламфильда». Вы когда-нибудь слышали такое? – И Мэри снова захихикала.
– Скажи ей, милости просим! Пусть возьмет себе всех, что там есть. Я буду рада избавиться от них. Вечно-то они прыгают мне прямо в лицо и скачут по платью, – засмеялась миссис Джо.
Мэри удалилась, но лишь для того, чтобы через минуту вернуться, почти не в силах говорить от разбиравшего ее смеха.
– Она выражает глубокую благодарность, мэм, и только просит у вас еще какое-нибудь старое платье или пару чулок, чтобы можно было использовать эти тряпки для половика из обносков знаменитостей, который она сейчас делает. Она говорит, что у нее есть жилет Эмерсона, брюки мистера Холмса и платье миссис Стоу[182]. Она, должно быть, сумасшедшая!
– Отдай ей мою старую красную шаль, тогда я буду выглядеть весьма эффектно среди великих людей в том удивительном половике. Да, все они безумцы, эти охотники за знаменитостями; но в данном случае мы, похоже, имеем дело с неопасной сумасшедшей. Она не отнимает у меня времени и предоставляет возможность от души посмеяться, – сказала миссис Джо, возвращаясь к своей работе, после того как бросила взгляд в окно на высокую, тощую особу в порыжевшем черном платье, скачущую туда и сюда по лужайке в погоне за вожделенным прытким насекомым.