– Не волнуйся, старушка, ни о ком. Эмиль – один из тех беспечных и веселых малых, которые всегда выходят сухими из воды. Я позабочусь о Нате, а Дэн теперь на верном пути. Пусть съездит в Канзас, а если план с покупкой фермы потеряет свое очарование в его глазах после этой поездки, он сможет вернуться назад к бедным индейцам и принести там немало пользы. Он самый подходящий человек для такой необычной работы, и я очень надеюсь, что он решит взяться за это дело. Борьба с угнетателями и защита угнетенных – занятие, которое поможет ему найти полезное применение его столь опасной для него самого энергии, и такая жизнь подойдет ему гораздо больше, чем работа в овчарнях и на пшеничных полях.
– Надеюсь, что так и будет… Что это? – и миссис Джо подалась вперед, прислушиваясь к долетевшим до ее ушей восклицаниям Теда и Джози.
– Мустанг! Настоящий, живой мустанг, и мы сможем ездить на нем верхом! Дэн, ты просто молодчина! – кричал Тед.
– Индейский наряд для меня! Теперь я смогу сыграть Намиоку, если мальчики поставят Метамору[186], – восклицала Джози, хлопая в ладоши.
– Голова бизона для Бесс! Помилуй, Дэн, почему ты привез для нее такой ужасно некрасивый подарок? – спросила Нэн.
– Я решил, что ей будет полезно взять в качестве модели для ее рисунков что-нибудь сильное и естественное. Она никогда не добьется жизненной правды в своих работах, если будет продолжать изображать слащавых амуров и котят, – отвечал непочтительный Дэн, припоминая, что, когда он был здесь в прошлый раз, Бесс никак не могла решить выбрать ли ей в качестве очередной модели голову Аполлона или ее персидского кота.
– Спасибо, я попробую, а если меня постигнет неудача, мы сможем поставить эту голову бизона в холле, чтобы она напоминала нам о тебе, – сказала Бесс, возмущенная оскорблением, нанесенным ее идеалам красоты, но слишком хорошо воспитанная, чтобы выразить свое негодование чем-либо, кроме звучания голоса, который был так же сладок и холоден, как мороженое.
– Я думаю, ты не захочешь приехать посмотреть на наше новое поселение вместе с остальными? Картины реальной жизни будут слишком грубыми для тебя? – спросил Дэн, пытаясь принять почтительный вид, который принимали все мальчики, обращаясь к Принцессе.
– Я собираюсь отправиться в Рим, где буду учиться несколько лет. Вся красота и искусство мира находятся там, и целой жизни не хватит, чтобы насладиться созерцанием, – отвечала Бесс.
– Рим – заплесневелый старый склеп, если сравнивать его с «Садом богов»[187] и моими величавыми Скалистыми горами. Мне дела нет до искусства; природа – вот все, что важно для меня. Думаю, я мог бы показать тебе немало такого, что ошарашило бы тебя и твоих старых мастеров! Лучше приезжай вместе со всеми. Джози будет скакать на лошадях, а ты их тем временем рисовать и лепить. Если стадо из сотни великолепных диких скакунов не сможет показать тебе, в чем заключается истинная красота, я буду готов признать мое поражение, – воскликнул Дэн, готовый с энтузиазмом защищать дикую грацию и силу, вид которых доставлял ему огромное удовольствие, но описать которые словами он не мог.
– Я приеду когда-нибудь с папой и посмотрю, лучше ли эти мустанги, чем лошади Святого Марка или та, что стоит на Капитолийском холме[188]. Пожалуйста, не оскорбляй мои идеалы, а я постараюсь полюбить твои, – сказала Бесс, начиная думать, что Запад, возможно, стоит того, чтобы на него взглянуть, хотя там еще не появилось ни Рафаэля, ни Микеланджело.
– Договорились! Я твердо уверен, что всем американцам следует осмотреть все уголки собственной страны, прежде чем мчаться в чужие края, как будто Новый Свет вовсе не стоило открывать, – заметил Дэн; он был готов забыть о состоявшемся споре.
– Новый Свет обладает определенными преимуществами, но свои преимущества есть и у Старого. В Англии женщины имеют право голосовать, а у нас нет. Мне стыдно за Америку; ей следовало бы быть впереди других стран во всех хороших начинаниях! – воскликнула Нэн, которая разделяла самые передовые взгляды на все социальные реформы и которую волновал вопрос о ее правах, поскольку ей уже пришлось бороться за них.
– Ох, пожалуйста, не надо! Люди всегда расходятся по этому вопросу и обзывают друг друга разными нехорошими словами, и никак не могут прийти к согласию. Давайте в этот вечер сохраним мир и покой! – взмолилась Дейзи, которая настолько же терпеть не могла споров, насколько Нэн их любила.
– Вы, женщины, сможете голосовать, сколько захотите, в нашем новом городке и выдвигать свои кандидатуры на должности мэра и членов городского правления, и руководить всеми местными делами. У нас будет полная свобода для всех, а иначе я не смогу жить в этом месте, – сказал Дэн, добавив со смехом: – Я вижу миссис Прыг-Скок и миссис Шекспир Смит по-прежнему расходятся во мнениях.
– Если бы все всегда были согласны, мы никогда ни в чем не добились бы успеха. Дейзи – прелесть, но у нее отсталые воззрения, так что я стараюсь придать ей смелости такими разговорами, чтобы следующей осенью она поехала и проголосовала вместе со мной. Деми будет сопровождать нас, чтобы мы могли принять участие в тех единственных выборах, до которых нас допустили[189].
– Ты повезешь их на выборы, Дьякон? – спросил Дэн; казалось, ему нравится это давнее школьное прозвище Деми. – Эта система великолепно работает в Вайоминге.
– Сочту за честь. Мама и тети ездят на выборы каждый год, и Дейзи тоже поедет со мной. Она, как и раньше, моя лучшая половина, и я хочу, чтобы она ни в чем от меня не отставала, – сказал Деми, обняв рукой сестру, которую любил даже больше, чем прежде.
Дэн смотрел на них печально, думая, как приятно, должно быть, иметь такие родственные узы, и его одинокая юность показалась ему невыразимо печальной, когда он припомнил, с чем ему пришлось бороться. Но серьезные чувства сделал невозможными в эту минуту тяжкий вздох, с которым Том произнес задумчиво:
– Я всегда хотел быть близнецом. Есть с кем поговорить по душам, и так приятно всегда иметь рядом кого-то, кто рад опереться на твою руку и утешить тебя, если другие девушки оказались к тебе жестоки.
Безответная страсть Тома была вечным предметом шуток в семье, и потому этот намек вызвал смех, который стал еще громче, когда Нэн, выхватив из кармана коробочку, сказала с самым профессиональным видом:
– Я знаю, ты переел омара за ужином. Прими четыре пилюли, и ты избавишься от несварения. Том всегда вздыхает и говорит глупости, когда переест.
– Я приму эти пилюли. Это единственное, чем ты за все эти годы подсластила мою жизнь. – И Том с мрачным видом захрустел пилюлями.
– «Кто может излечить сознание больное иль выполоть из памяти печаль?»[190] – процитировала взгромоздившаяся на перила веранды Джози с самым трагическим видом.
– Поедем со мной, Томми, и я сделаю тебя человеком. Брось все пилюли и порошки, порезвись немного, поброди по свету, и ты скоро забудешь, что у тебя есть сердце, да и желудок тоже, – сказал Дэн, предлагая свое универсальное лекарство от всех неприятностей.
– Лучше поплывем со мной, Том. Хороший приступ морской болезни поможет тебе восстановить силы, а суровый северо-восточный ветер прогонит хандру. Поплывешь в должности хирурга: удобная койка и веселье без конца.
Если Нэнси смотрит хмуро,
Поднимай все паруса,
И в другом порту найдется
Тебе девушка-краса, —
добавил Эмиль. Он всегда имел наготове подходящий куплет из матросской песни, чтобы развеселиться и прогнать печаль, и с большой щедростью предлагал это средство от уныния своим друзьям.
– Я подумаю об этом, когда получу диплом. Понимаешь, я не хочу, потратив целых три года на зубрежку, не получить в результате ничего, чем можно похвастаться. Так что до тех пор…
– Я ни за что не покину миссис Микобер[191], – перебил Тедди с булькающим всхлипом. Том немедленно столкнул его со ступенек веранды прямо в сырую траву, а когда эта небольшая стычка завершилась, звон чайных ложечек возвестил о более приятном угощении, чем пилюли.
В детстве девочки обслуживали за столом мальчиков, чтобы избежать всякого рода ущерба и беспорядка; теперь же молодые мужчины спешили принести блюда и напитки дамам, молодым и старым, и это незначительное обстоятельство ясно показывало, как время заставило всех поменяться ролями. И до чего приятным было новое распределение обязанностей! Даже Джози сидела смирно и позволила Эмилю принести ей ягод, а потом продолжала упиваться положением взрослой леди, пока Тед не стянул ее пирожное, после чего она забыла о своих величественных манерах и в наказание хлопнула его по рукам. В качестве почетного гостя Дэну было лишь позволено обслужить Бесс, которая по-прежнему занимала самое высокое положение в этом маленьком мире. Том заботливо выбирал все самое лучшее для Нэн, но в результате услышал от нее лишь уничтожающее замечание:
– Я никогда не ем в такой поздний час; да и тебе не стоит, а то у тебя будут ночные кошмары.
И потому, покорно заглушая муки голода, он передал тарелку Дейзи, а сам пожевал лепестки роз вместо ужина.
Когда поразительное количество полезной и здоровой пищи было потреблено гостями, кто-то предложил: «Давайте споем!» И весь следующий час компания посвятила музыке. Нат играл на скрипке, Деми на свирели, Дэн тренькал на старом банджо, а Эмиль с чувством исполнил печальную балладу о крушении корабля «Быстрая Бетси». Затем все принялись петь хором старые песни. Мелодичные звуки огласили окрестности, и прохожие, вслушиваясь с улыбкой, говорили: «В Старом Пламфильде сегодня веселье!»
Когда все ушли, Дэн задержался на веранде, вдыхая приносимый легким ветерком аромат скошенных лугов и цветов с Парнаса. И пока он стоял там, романтично опершись на перила в лунном свете, пришла миссис Джо, чтобы запереть дверь.