– Я буду, обязательно буду писать такие письма! Будущее уже кажется светлее и лучше, и если я лишусь моего единственного утешения, то уж никак не по своей вине! Огромное вам спасибо, мама Баэр, за то, что поддерживаете меня. Я чувствовал себя таким неблагодарным, жалким и несчастным, когда думал, что все вы считаете меня ничтожеством, не имеющим права любить такую чудесную девушку, как Дейзи. Никто ничего не говорил мне, но я знал, какие чувства вы испытываете, и понимал, что мистер Лори отсылает меня в Европу отчасти для того, чтобы я находился подальше от Дейзи. Ах, жизнь иногда кажется ужасно тяжелой, правда? – И Нат обхватил голову руками, словно она болела от невероятного смешения надежд и страхов, страстей и планов, свидетельствовавших, что отрочество кончилось и начинается жизнь взрослого мужчины.
– Да, очень тяжелой, но это и есть та борьба с препятствиями, которая приносит нам пользу. Твою жизнь постарались сделать легче во многих отношениях, но никто не может устранить все препятствия. Ты должен теперь сам вести свою ладью по волнам, учиться избегать стремнин и прокладывать курс прямо в тот порт, которого хочешь достичь. Не знаю, какие тебя ждут искушения, поскольку у тебя нет дурных привычек, и ты так любишь музыку, что заставить тебя забыть о ней не сможет ничто. Я только надеюсь, ты не будешь переутомляться.
– Я чувствую, что могу работать как лошадь: так горячо я хочу добиться успеха; но я буду осторожен. Я не могу терять время на болезни и думаю, что вы дали мне с собой достаточно лекарств, чтобы мое здоровье было в полном порядке. – Нат засмеялся, вспомнив о тетради с указаниями, которые миссис Джо написала для него на все случаи жизни.
Она немедленно добавила еще несколько устных советов относительно питания за общим столом в заграничном пансионе и, оседлав одного из своих любимых коньков, неслась галопом, когда заметила Эмиля, прохаживающегося по крыше старого дома; это было его излюбленное место для прогулок; там он мог представлять, будто шагает по палубе, где вокруг лишь синее небо и свежий воздух.
– Я хочу поговорить с Коммодором. Думаю, на крыше нам будет удобно, и никто не помешает. А ты пойди и сыграй для Дейзи: это поможет ей уснуть, и вы оба почувствуете себя лучше. Сядь со скрипкой на веранде, чтобы я могла приглядывать за тобой, как обещала, – и по-матерински ласково похлопав Ната по плечу, миссис Джо предоставила ему заняться приятным для него делом, а сама торопливо поднялась на крышу дома – не по решетке для вьющихся роз, как в давние времена, но по внутренней лестнице.
Выйдя на крышу из чердачной двери, она обнаружила, что Эмиль перочинным ножом вырезает заново свои инициалы на деревянном брусе и напевает «Правь к берегу, приятель», как и подобает любящему музыку моряку.
– Прошу на борт, тетечка, и чувствуйте себя как дома, – сказал он, шутливо салютуя ей. – Я только что вырезал поглубже Э. Х. на старом месте, так что когда вам случиться взлететь сюда в поисках убежища, вы вспомните обо мне.
– Ах, мой дорогой, разве я могу забыть о тебе? Не надо твоих инициалов на всех деревьях и перилах, чтобы напомнить мне моего моряка, – и миссис Джо, не совсем представляя, с чего ей следует начать ее маленькую проповедь, заняла место рядом с высокой фигурой в синем костюме, оседлавшей балюстраду крыши.
– Ну, теперь вы не проливаете обильных слез и не смотрите тучей, как бывало, только из-за того, что я собираюсь отчалить, и это очень утешительно. Мне приятнее покидать порт в ясную погоду и после веселых, во всех отношениях, проводов. Особенно в этот раз, так как пройдет год, а то и больше, прежде чем мы снова бросим здесь якорь, – отвечал Эмиль, сдвигая на затылок шапку и окидывая все вокруг взглядом, говорившим, что он любил старый Пламфильд и ему было бы жаль, если бы предстояло никогда больше его не увидеть.
– Тебе хватит соленой воды и без моих слез. Я собираюсь быть матерью-спартанкой и посылать моих сыновей на битву без стонов и плача с единственным приказом: «Со щитом иль на щите», – сказала миссис Джо весело и, помолчав, добавила: – У меня самой часто появляется желание уплыть, и я обязательно уплыву, когда ты станешь капитаном и у тебя появится собственный корабль. А я не сомневаюсь, скоро так и произойдет, раз дядя Герман часто заговаривает с тобой об этом.
– Когда у меня появится свое судно, я назову его «Дерзкая Джо» и сделаю вас первым помощником. Вот будет весело с вами на борту! А я буду гордиться тем, что беру вас в кругосветное плавание и вы увидите мир, который так давно хотели увидеть, – отвечал Эмиль; его мгновенно увлекло это чудесное видение.
– Я совершу мое первое плавание вместе с тобой и буду блаженствовать на борту твоего корабля, невзирая на морскую болезнь и все штормовые ветра. Я всегда думала, что мне понравилось бы пережить кораблекрушение – вполне безопасное, конечно, такое, чтобы все мы спаслись, пережив великие опасности и увидев героические поступки, пока цеплялись бы, как мистер Пилликодди[206], за верхушку грот-мачты и шпигаты[207].
– Никаких кораблекрушений, мэм, мы постараемся устроить пассажиров с удобствами. Капитан говорит, что я везучий и приношу хорошую погоду, так что мы прибережем плохую специально для вас, если захотите, – засмеялся Эмиль, усердно продолжая вырезать на брусе рядом со своими инициалами корабль, летящий на всех парусах.
– Спасибо, надеюсь на тебя. Предстоящее долгое путешествие принесет тебе много новых впечатлений, а поскольку на этот раз ты идешь в плавание офицером, на тебя будут возложены новые обязанности и большая ответственность. Ты готов к этому? Ты смотришь на все так весело, что я часто спрашиваю себя, осознаешь ли ты, что впредь тебе придется не только подчиняться, но и командовать, а власть – опасная вещь. Будь осторожен, чтобы не злоупотребить ею и не позволить ей сделать тебя тираном.
– Вы правы, мэм. Я много раз видел, как такое случается, и думаю, что сумел взять курс довольно верно. Я не получу слишком большой власти, ведь я буду под началом Питерса, но я прослежу, чтобы он не обижал ребят, когда «стянет кливера»[208]. Я не имел прежде права говорить что-либо, но теперь я таких вещей терпеть не буду.
– Звучит ужасно таинственно! Могу я узнать, что это за морская пытка – «стягивать кливера»? – спросила миссис Джо очень заинтересованным тоном.
– Напиться. Питерс может высосать грога больше, чем любой моряк, какого мне только доводилось видеть. Остается после этого на ногах, но свирепствует, как северный ветер, и дает жизни всем вокруг. Я видел один раз, как он сшиб матроса с ног нагелем[209], но не мог ничем помочь. Теперь мне, надеюсь, будет проще. – И Эмиль нахмурился, словно уже стоял на шканцах, по-хозяйски обозревая все вокруг.
– Не попади в беду, ведь ты знаешь, даже покровительство дяди Германа не поможет тебе, если ты нарушишь дисциплину. Ты показал себя хорошим матросом, стань теперь хорошим офицером, что, как мне представляется, намного труднее. Чтобы командовать справедливо и с добротой, нужен прекрасный характер. Тебе придется оставить твои прежние мальчишеские замашки и не забывать о твоем новом достоинстве командира. Это будет отличное воспитание для тебя, Эмиль, и, надеюсь, оно сделает тебя немного серьезнее. Никаких шалостей нигде, кроме как здесь, дома, так что следи за собой и будь достоин своих пуговиц, – сказала миссис Джо, похлопывая одну из ярких медных пуговиц на новой форме Эмиля, которой он очень гордился.
– Я постараюсь. Я знаю, время балагурства для меня прошло, и я не должен рыскать по курсу, но не бойтесь, матрос на берегу и тот же матрос с морской водой под килем – два разных человека. Дядя вчера вечером долго разговаривал со мной; я получил от него все инструкции и не забуду ни его слов, ни всего того, чем ему обязан. Что же касается вас, тетечка, то я назову мой первый корабль в честь вас, как уже сказал, и укреплю ваш бюст на носу корабля, вот увидите, – и Эмиль припечатал это обещание сердечным поцелуем, чем весьма позабавил Ната, который в это время выводил на скрипке нежную мелодию, сидя на крыльце Голубятни.
– Вы оказываете мне большую честь, капитан. Я хочу добавить только одно, дорогой, и на том кончу, так как тебе не требуется много советов от меня, после того как с тобой поговорил мой добрый муж. Я читала где-то, что на британском флоте во все канаты, на всю их длину, вплетена красная нить, так что где бы ни нашли обрывок, известно, кому принадлежало погибшее судно. Это тема для моей маленькой проповеди тебе. Добродетель, которая означает достоинство, честность, смелость и все, что создает характер, – это красная нить, позволяющая отличить хорошего человека, где бы он ни находился. Храни ее всегда и везде, так что даже если случится несчастье и ты потерпишь крушение, этот знак по-прежнему можно будет найти и отличить. Ты ведешь суровую жизнь, и не все твои товарищи обладают теми качествами, какие нам хотелось бы в них видеть, но ты можешь всегда оставаться джентльменом в подлинном смысле этого слова, и, что бы ни случилось с твоим телом, сохрани душу чистой, а сердце верным всем тем, кто тебя любит, и исполняй свой долг до конца.
Пока она говорила, Эмиль встал и слушал ее стоя, держа шапку в руке и глядя на нее серьезно и внимательно, словно принимал приказ от старшего по званию, а когда она кончила, ответил кратко, но с чувством:
– Бог даст, я исполню свой долг!
– Это все, что я хотела сказать; я почти не боюсь за тебя, но никто не знает, когда или как может прийти минута слабости, и иногда случайно вспомнившееся слово помогает нам. Многие слова, которые сказала когда-то мне моя дорогая мама, приходят мне теперь на память и дают утешение и понимание того, как мне самой направлять в жизни моих мальчиков, – заключила свою речь миссис Джо, поднимаясь, так как все было сказано и понято.