– Овощная шипучка не подойдет? – раздался у них за спиной голос, услышав который Долли вскочил на ноги, а Стаффи перекатился на живот, как испуганный дельфин.
На перелазе одной из ближайших изгородей сидела миссис Джо с двумя кувшинами, свисавшими у нее с плеча на ремне, несколькими жестяными кружками в руке и в старомодной широкополой соломенной шляпе.
– Чтобы мои мальчики, разгоряченные бейсболом, не бросились пить ледяную воду и не простудились насмерть, я прогулялась к ним с моим славным, здоровым напитком. Выпили они немало. Но со мной был Сайлас, тоже с несколькими кувшинами, так что у меня тут еще кое-что есть. Хотите?
– Да, спасибо, с удовольствием. Позвольте мы нальем сами. – И Долли держал кружку, пока Стаффи радостно наполнял ее. Оба были очень довольны, но немного опасались, не слышала ли она, о чем они говорили до того, как выразили желание, которое она так любезно удовлетворила.
И она вскоре подтвердила их худшие опасения. Пока они стояли и пили за ее здоровье, а она сидела на перелазе и выглядела при этом, со своими кувшинами и кружками, как средних лет маркитантка, неожиданно прозвучало следующее:
– Мне было приятно слышать, что вам хотелось бы, чтобы в Гарварде появились девушки-студентки. Но я очень надеюсь, что вы научитесь говорить о них более уважительно еще до того, как они появятся. Иначе это будет первый урок, который им придется дать вам.
– Право же, мэм, я просто шутил, – начал Стаффи, торопливо глотая шипучку.
– И я тоже. Уверяю вас, я… я предан им, – заикаясь, выговорил Долли в испуге; он почувствовал, что сейчас его начнут отчитывать.
– Предан, но не так, как следует. Легкомысленным девушкам, может быть, нравится, когда их называют «милые крошки», и прочее в том же роде, но девушки, которые любят учебу, хотят, чтобы с ними обращались как с мыслящими существами, а не как с куклами для флирта. Да, я собираюсь произнести небольшую проповедь. Это моя профессия, так что наберитесь смелости и примите мои поучения как мужчины.
Миссис Джо рассмеялась, но говорила она серьезно, так как наблюдала за мальчиками в минувшую зиму и разные мелкие факты и обстоятельства позволили ей понять, что у Долли и Джорджа начинают формироваться «взгляды на жизнь», вызывавшие ее глубокое неодобрение. Оба жили вдали от семьи, имели достаточно денег, чтобы тратить на свои прихоти, и были так же неопытны, любознательны и доверчивы, как большинство мальчиков их возраста. К тому же оба не любили книг, этих надежных друзей, которые помогают трудолюбивым юношам избежать неприятностей. Один был ленив, склонен потакать собственным желаниям и так привык к изнеживающей роскоши, что всегда плыл по течению; другой, тщеславный, как все симпатичные мальчики, и полный самомнения, столь горячо желал завоевать расположение товарищей, что был готов на любые поступки, которые могли такое расположение обеспечить. Эти черты характера и слабости делали обоих особенно нестойкими перед искушениями, которые осаждают любящих удовольствия и слабовольных молодых людей. Миссис Джо хорошо знала обоих и не раз, с тех пор как они поступили в колледж, пыталась предостеречь их, но до последнего времени они, казалось, не понимали ее дружеских намеков. Теперь она была уверена, что они поймут, и была намерена высказаться откровенно. Опыт, приобретенный за долгие годы воспитания самых разных мальчиков, научил ее, как нужно действовать в отношении некоторых из угрожающих им опасностей, о которых обычно не говорят, пока не становится слишком поздно и остается только сожалеть и упрекать.
– Я собираюсь поговорить с вами как мать, поскольку ваши матери сейчас далеко, а есть проблемы, решить которые легче всего матерям, если они исполняют свой долг, – начала она торжественно из глубин своей шляпы.
«Ого! На этот раз мы влипли!» – подумал Долли в тайном ужасе, в то время как Стаффи получил этот первый удар, когда пытался подкрепиться еще одной кружкой шипучки.
– Этот напиток тебе не повредит, но я должна предостеречь тебя от других, Джордж. Переедание – старая история, и еще несколько приступов несварения научат тебя быть осмотрительнее. Но пьянство – более серьезный порок, который вредит не только телу. Я слышу ваши разговоры о винах. Вы говорите о них так, словно знаете и любите их больше, чем следует мальчикам, и несколько раз я слышала шутки, которые предвещают дурное. Ради всего святого, не начинайте этой опасной игры, ни «для забавы», как вы говорите, ни потому, что это модно и так поступают другие! Остановитесь сразу и усвойте, что умеренность во всем – единственное надежное правило безопасности.
– Честное слово, я принимаю вино и железо только как лекарство. Мама говорит, что мне нужны тонизирующие средства, чтобы восстанавливать потерю клеток головного мозга, пока я учусь, – возразил Стаффи, ставя кружку на перелаз, как будто она жгла ему пальцы.
– Хороший бифштекс и овсянка восстановят все твои клетки гораздо лучше, чем любое тонизирующее такого рода. Работа и простая пища – вот все, что тебе нужно, и мне жаль, что я не могу оставить тебя на несколько месяцев здесь, подальше от греха. Я бы полечила тебя голоданием, и ты скоро избавился бы от одышки и смог бы обходиться без четырех или пяти приемов пищи в день. Что это за рука для мужчины! Стыдись! – И миссис Джо приподняла пухлую, с глубокими ямочками у каждой косточки, кисть Стаффи, которая теребила пряжку на ремне, опоясывавшем талию, слишком полную для молодого человека его возраста.
– Я ничего не могу с этим поделать… мы все толстеем; это семейное, – возразил Стаффи, защищаясь.
– Тем больше оснований для тебя проявлять умеренность. Ты хочешь рано умереть или быть инвалидом всю жизнь?
– Нет, мэм!
Стаффи выглядел таким испуганным, что миссис Джо не смогла продолжить обличение его грехов с прежней суровостью; к тому же в его пороках была в значительной мере виновата его слишком снисходительная мать. Так что миссис Джо смягчила тон и добавила, слегка хлопнув по пухлой руке, как делала раньше, когда та была достаточно мала, чтобы красть кусочки сахара из сахарницы:
– Тогда будь осторожен. Мужчина сам пишет свой характер на собственном лице, а я знаю, что ты не хочешь, чтобы обжорство и злоупотребление спиртным были написаны на твоем.
– Конечно не хочу! Пожалуйста, составьте для меня здоровое меню, и я буду придерживаться его, если смогу. Я толстею, а мне это не нравится, и печень моя плохо работает, и еще у меня бывают сердцебиения и головные боли. Мама говорит, что это от переутомления, но, может быть, все дело в переедании. – И у Стаффи вырвался вздох, в котором смешались сожаление, вызванное предстоящим отказом от множества вкусных блюд, и облегчение: едва лишь его рука оказалась свободна, он смог окончательно расстегнуть пряжку и ослабить свой ремень.
– Я составлю тебе такое меню. Придерживайся его, и через год ты будешь мужчиной, а не мешком картошки. Теперь о тебе, Долли, – и миссис Джо обернулась к другому преступнику, который задрожал и пожалел, что вообще появился в Пламфильде. – Ты занимаешься французским так же прилежно, как прошлой зимой?
– Нет, мэм, я его не люблю… – начал Долли смело, так как совершенно не догадывался, к чему она клонит, задавая такой странный вопрос. Но неожиданное воспоминание заставило его заикнуться и взглянуть с большим интересом на свои туфли: – То есть я… я занят г-греческим сейчас…
– Нет, он не учит французский. Он только читает французские романы и ходит в театр, когда там дают оперу-буфф, – сказал Стаффи простодушно, подтверждая подозрения миссис Джо.
– Так я и знала, и об этом хочу поговорить. Тед тоже проявил неожиданное желание учить французский таким способом, услышав что-то об этом от тебя, Долли, так что я сходила в этот театр сама и теперь совершенно уверена, что приличные мальчики не должны посещать такие представления. Мужчины выказали там себя во всей красе, но мне было приятно видеть, что некоторые из более молодых зрителей выглядели такими же смущенными, какой там чувствовала себя я. Те, что постарше, не отрывали глаз от вульгарного зрелища, а когда мы выходили из театра, они уже стояли у ворот, чтобы пригласить этих развязных, крашеных девушек отужинать с ними в ресторане. Ты когда-нибудь ходил с ними?
– Один раз.
– Тебе там понравилось?
– Нет, мэм, я… я ушел рано, – неуверенно выговорил Долли. Лицо его было таким же красным, как и его великолепный гарвардский галстук.
– Я рада, что ты еще способен краснеть, но ты быстро потеряешь эту способность, если продолжишь такого рода «учебу» и разучишься стыдиться. Общение с подобными женщинами сделает тебя непригодным для общества хороших женщин и приведет к бедам, греху и позору. Ох, ну почему отцы города не закроют это отвратительное заведение? Ведь они прекрасно знают, какой вред оно приносит! У меня сердце кровью облилось, когда я увидела мальчиков, которым следовало бы находиться в такой час дома в собственных постелях и которые вместо этого шли туда, где им предстояло провести ночь разгула, а она, возможно, погубила некоторых из них навсегда.
Молодые люди были напуганы таким энергичным осуждением одного из модных удовольствий и в покаянном молчании ждали, что будет дальше. Стаффи радовался, что ни разу не посетил после театра те веселые ужины, а Долли испытывал глубокое облегчение от того, что хотя бы «ушел рано». Положив руку на плечо каждого и с более спокойным выражением лица, миссис Джо продолжила самым по-матерински проникновенным тоном, желая сделать для них то, чего не сделает никакая другая женщина, и сделать со всей возможной добротой:
– Мои дорогие мальчики, если бы я не любила вас, я не говорила бы об этом. Я знаю, такой разговор не может быть приятным, но моя совесть не позволяет мне молчать, когда вовремя сказанное слово может уберечь вас от двух великих грехов, что стали проклятием этого мира и обрекли на гибель многих молодых мужчин. Они еще только начинают обольщать вас, но потом будет трудно отвернуться. Остановитесь прямо сейчас, умоляю вас! Вы не только спасете самих себя, но и поможете своим примером другим. Придите ко мне, если что-то вас тревожит. Не бойтесь и не стыдитесь. Я слышала много печальных признаний – более печальных, чем те, с которыми любой из вас может явиться ко мне. И я смогла утешить много бедных юношей, которые пошли по дурному пути лишь пото