му, что некому было предостеречь их. Последуйте моему совету, и вы сможете целовать ваших матерей чистыми губами, а со временем, полюбив хорошую девушку, получите право попросить ее о взаимности.
– Да, мэм. Спасибо. Вы совершенно правы, но довольно трудно держаться на высоте, когда светские дамы предлагают вина, а джентльмены ведут собственных дочерей на оперу-буфф, – сказал Долли, предвидя некоторые трудности на пути к поставленной цели, хотя и сам понимал, что пора «натянуть вожжи».
– Да, это трудно, но тем почетнее для молодых людей, у которых достаточно смелости и ума, чтобы противиться общественному мнению и дурному примеру распущенных или беспечных мужчин и женщин. Думайте о людях, которых вы больше всего уважаете, и, подражая им, вы обеспечите себе уважение тех, кто будет смотреть на вас. Пусть даже сотня глупцов посмеется над моими мальчиками или отнесется к ним холодно, это все равно лучше, чем потерять то, что однажды потерянное невозможно вернуть никакими силами, – невинность и самоуважение. Я не удивляюсь, что ты находишь трудным «держаться на высоте», когда определенного рода книги, картины, бальные залы, театры и улицы наперебой предлагают свои соблазны, однако ты сможешь сопротивляться, если постараешься. Прошлой зимой миссис Брук очень беспокоилась, что Джон, занимаясь репортерской работой, поздно приходит домой, но когда она заговорила о том, что он, должно быть, видит и слышит в полуночный час на пути в редакцию газеты и обратно, он ответил, как всегда, серьезно: «Я знаю, что ты имеешь в виду, мама, но никакой молодой человек не пойдет по дурному пути, если он этого не хочет».
– Как это похоже на Дьякона! – воскликнул Стаффи, и его толстое лицо расплылось в одобрительной улыбке.
– Я рад, что вы сказали мне о его словах. Он прав. И мы уважаем его именно потому, что он не хочет идти по дурному пути, – добавил Долли, подняв взгляд с выражением, которое уверило его Ментора[255], что удалось затронуть нужную струну и возбудить дух соревнования – вероятно, даже более полезный, чем все ее слова. Увидев это, миссис Джо почувствовала, что удовлетворена. Готовясь покинуть место суда, перед которым преступники предстали и были признаны виновными, но с ходатайством о помиловании, она добавила:
– Тогда будьте для других тем, чем Джон стал для вас, – хорошим примером. Простите меня за то, что доставила вам несколько неприятных минут, мои дорогие мальчики, и не забывайте мою маленькую проповедь. Надеюсь, она принесет вам пользу, хотя я, возможно, никогда не узнаю об этом. Случайно сказанные, просто по доброте душевной, слова часто оказываются на удивление полезными. Для того и есть на свете старые люди – иначе от их опыта было бы мало пользы. Теперь пойдите и поищите остальную молодежь. Надеюсь, мне никогда не придется закрыть перед вами двери Пламфильда, как мне пришлось закрыть их перед некоторыми из ваших так называемых «джентльменов». Я твердо намерена уберечь моих мальчиков и девочек от опасностей, и Пламфильд – здоровое во всех отношениях место, где придерживаются традиционных ценностей и учат им.
Долли, на которого произвела большое впечатление эта прямая угроза, с большим почтением помог ей спуститься с перелаза, а Стаффи освободил ее от пустых кувшинов и торжественно поклялся воздерживаться от всех ферментированных напитков, кроме овощной шипучки, пока на это способна слабая плоть. Разумеется, оставшись одни, они отозвались несерьезно о «наставлениях мамы Баэр» – чего и следовало ожидать от «светских мужчин», – но в глубине души благодарили ее за то, что своими словами она разбудила их совесть, и не раз впоследствии имели случай вспомнить с благодарностью те полчаса на теннисном корте.
Глава 17В кругу девушек
Хотя эта история о мальчиках мамы Джо, нельзя не рассказать о ее девочках. Они занимали достойное место в этой маленькой республике Пламфильда, где особенно старались подготовить их к тому, чтобы в будущем они могли достойно сыграть свою роль в той великой республике, которая предложит им больше возможностей для приложения их сил и более серьезные обязанности. Для одних из этих девушек – значительной их части – наиболее важным оказывалось влияние самой атмосферы Пламфильда, так как образование не связано исключительно с учебниками, а прекраснейшие из людей – это часто совсем не выпускники того или иного колледжа, но те, что сделали опыт своим учителем, а жизнь – учебником. Для других девушек самым главным становилось приобретение знаний, и им грозила опасность перегрузить себя учебой. Причиной тому было господствующее в Новой Англии заблуждение, будто образование должно быть получено любой ценой; при этом обычно забывают, что здоровье и подлинный здравый смысл гораздо важнее. Была и третья разновидность честолюбивых девушек. Эти едва ли знали, чего хотят, но жадно впитывали все, что только могло помочь им в будущем найти свое место в мире и заработать на жизнь. К этому их побуждала материальная необходимость или ощущение каких-то еще не до конца раскрывшихся способностей, или просто стремление сильных молодых натур вырваться из тесных рамок существования, которое перестало их удовлетворять.
В Пламфильде все они находили что-нибудь полезное для себя, поскольку растущее учебное заведение еще не сделало свои правила такими же незыблемыми, как «законы персидские и мидийские»[256], и верило так искренне в равное право представителей всех полов, рас, вероисповеданий и социальных групп на образование, что там находилось место для каждого, кто постучится в двери. Гостеприимство было обеспечено и бедным юношам из сельской местности, и энергичным девушкам с Запада, и приехавшим с Юга чернокожим, что еще совсем недавно были невольниками и невольницами, и молодежи из достойных семей, которой по причине бедности была закрыта дорога в крупные университеты. В высоких кругах к колледжу все еще относились с некоторым предубеждением, насмешкой или пренебрежительно, звучали предсказания неудачи, которые приходилось опровергать, но преподаватели, полные надежд мужчины и женщины, знали, что в прошлом более значительные реформы начинались гораздо скромнее и, выдержав немало бурь, ныне приносили свои плоды, способствуя процветанию нации и делая ей честь. А потому они упорно трудились и ждали своего часа, исполненные веры в успех своих усилий. Вера эта становилась все глубже по мере того, как из года в год их число росло, а все планы успешно осуществлялись, и сознание того, что они, избрав для себя самую важную из всех профессий, приносят великую пользу, стало для них лучшей наградой.
Среди разных обычаев, которые очень естественно возникали в колледже, был один, особенно полезный и интересный для «девочек» – молодые женщины любят, чтобы их так называли. Все началось с давней традиции – часа шитья, который по-прежнему соблюдали все три сестры, чьи маленькие рабочие шкатулки давно уже превратились в большие корзины, полные вещей, нуждавшихся в штопке и починке. У каждой из них было много забот и обязанностей, однако по субботам они непременно встречались в одной из трех комнат для шитья, так как даже на Парнасе, в этом жилище муз, имелся уютный уголок, где миссис Эми часто сидела вместе со своими служанками, уча их шить и перешивать, тем самым прививая им уважение к экономии, которой не пренебрегала их богатая хозяйка, штопая свои чулки и пришивая оторвавшиеся пуговицы. В этих тихих домашних уголках в обществе дочерей они читали, шили и беседовали в приятном уединении, которое так любят все хозяйственные женщины и которое они могут сделать таким полезным, со знанием дела сочетая кулинарные рецепты и разговоры о химии, столовое белье и вопросы теологии, прозаичные обязанности и высокую поэзию.
Миссис Мег была первой, кто предложил расширить их маленький кружок. Заботясь о студентках, она посещала время от времени их комнаты и обнаружила, что этой части образования не уделяется достаточно внимания: нет ни привычки к порядку, ни самых необходимых навыков, ни трудолюбия. Девушки с успехом осваивали латынь, греческий, высшую математику и прочие науки, но на рабочих корзинках собиралась пыль, протертые локти оставались без внимания, а некоторые из синих чулок отчаянно нуждались в штопке. Опасаясь, как бы «наши девочки» не стали предметом обычных в обществе насмешек над учеными женщинами, она постаралась заманить двух или трех из самых неопрятных к себе в дом и сумела сделать час, который они провели с ней, таким приятным для них, а наставления такими мягкими, что они приняли намек, были благодарны за внимание и попросили позволения прийти снова. Затем и другие захотели присоединиться к их компании, чтобы стало легче исполнять обременительную еженедельную обязанность приводить в порядок свои вещи, и вскоре участие в таких субботних вечерах стало столь желанной привилегией, что пришлось оборудовать старый музей швейными машинами, столами, креслами-качалками и большим камином, чтобы в любую погоду швеи могли работать в уютной обстановке.
Здесь миссис Мег была в своей стихии: стоя в центре зала, словно королева среди подданных, она ловко орудовала большими ножницами, когда кроила белье, подгоняла платья по фигуре и давала указания Дейзи, своей главной помощнице, насчет отделки шляп и использования кружев и ленточек, которые помогали сделать привлекательным самый простой наряд и позволяли бедным или очень занятым девушкам сэкономить немало денег и времени. Миссис Эми, обладая большим вкусом, помогала решать великий вопрос о выборе расцветок тканей с учетом фигуры и цвета лица, так как редкая женщина, даже из самых ученых, лишена желания быть хорошо одетой. Это желание многим помогает сделать даже заурядное лицо привлекательным, но столь же часто приводит к тому, что из-за недостатка вкуса или необходимых знаний хорошенькие девушки делают себя некрасивыми.
Эми так же, как и ее сестры, приносила книги для чтения и, поскольку больше всего интересовалась живописью и скульптурой, обычно останавливала свой выбор на произведениях Раскина