– Наша «доктор Нэн» рассказывала мне о своей пациентке, которая была убеждена, что у нее болезнь сердца, пока Нэн не заставила ее снять корсет, отказаться от кофе и танцев ночи напролет. Эта пациентка начала есть, спать, гулять и жить размеренной жизнью. Прошло совсем немного времени, и теперь она совершенно здорова. Здравый смысл в противовес дурной привычке, как говорит Нэн.
– У меня не бывает головных болей, с тех пор как я приехала сюда, и выучить я могу за день в два раза больше, чем могла дома. Это свежий воздух так хорошо действует на меня, а вдобавок очень интересно соревноваться с мальчиками в учебе, – заметила другая девушка, постукивая наперстком по своему высокому лбу, словно желая сказать, что восприимчивый мозг в этой голове в хорошем рабочем состоянии и получает удовольствие от ежедневной гимнастики, которую она ему прописывает.
– Побеждает качество, не количество, ты же знаешь. Наш мозг, возможно, меньше по размеру, но я не замечаю, чтобы он не справлялся с тем, что от него требуется, и, если я не ошибаюсь, самый большеголовый молодой человек на нашем курсе одновременно и самый тупой, – заявила Нелли с серьезным видом, чем вызвала общее веселье. Все знали, что упомянутый ею юный Голиаф[269] был, метафорически выражаясь, сражен наповал этим сообразительным Давидом не на одном поле битвы, к большому неудовольствию его самого и его товарищей.
– Миссис Брук, а разметку складок я должна делать с правой или с левой стороны? – спросила лучшая ученица по греческому на своем курсе, растерянно глядя на черный шелковый передник.
– С правой, мисс Пирсон, и оставьте расстояние между складочками, так выглядит красивее.
– Мне никогда не сшить второй такой, но и этот один пока поможет уберечь мои платья от чернильных пятен. Я очень рада, что он у меня появится, – и эрудированная мисс Пирсон продолжила свою работу, находя ее более сложной, чем отыскивание самых редких корней греческих слов.
– Мы, «бумагомараки», должны знать, как защитить себя от чернил, или мы погибли. Я дам тебе выкройку передника, который носила прежде, когда еще строчила сенсационные истории… «леденила кровь читателя», как мы выражались, – сказала миссис Джо, пытаясь вспомнить, что стало со старым жестяным ящиком, в котором она раньше хранила свои произведения.
– Вот заговорили о писателях, и я вспомнила, что раньше моим желанием было стать второй Джордж Элиот[270] и заставить трепетать весь мир! Это, должно быть, совершенно великолепно – знать, что обладаешь такой мощью таланта, и слышать, как люди признают, что у тебя «мужской интеллект»! Большинство романов, написанных женщинами, мне не нравятся, но ее произведения, на мой взгляд, превосходны; вы так не считаете, миссис Баэр? – спросила девушка с высоким лбом и оторванной тесьмой на юбке.
– Согласна с твоей оценкой. Но все же ее романы не вызывают во мне того глубокого отклика, какой вызывают книги юной Шарлотты Бронте[271]. Ум в них присутствует, но душа, похоже, не вложена. Меня восхищает Джордж Элиот, но я ее не люблю, а история ее жизни кажется мне гораздо более печальной, чем история жизни мисс Бронте, так как, несмотря на талант, любовь и славу, она лишена света, без которого ни одна душа не будет по-настоящему великой, хорошей или счастливой[272].
– Да, мэм, я знаю, но все же ее творчество так романтично, ново и необычно, что ее можно назвать великой хотя бы в этом одном отношении. Ее нервы и несварение, пожалуй, разрушают иллюзию, но я в восторге от всех английских знаменитостей и очень надеюсь когда-нибудь отправиться в Лондон, чтобы увидеть тех, кого удастся.
– Ты обнаружишь, что лучшие из них заняты именно той работой, которую я рекомендую тебе; а если ты хочешь увидеть великих женщин, то могу обрадовать тебя: миссис Лоренс собирается сегодня привести одну из них сюда. Леди Аберкромби завтракает на Парнасе, а после осмотра нашего колледжа нанесет нам визит. Она очень хотела увидеть нашу школу шитья, так как интересуется такого рода учебными классами и организует их в Англии.
– Ну и ну! А я была уверена, что лорды и леди никогда ничем подобным не занимаются, только разъезжают повсюду в экипажах, запряженных шестерней, посещают балы и представляются к королевскому двору в треуголках или со шлейфами и в перьях, – воскликнула простодушная молодая особа с пустошей штата Мэн, куда иногда случайно попадал номер иллюстрированной газеты.
– Не все. Лорд Аберкромби приехал сюда, чтобы изучить нашу американскую пенитенциарную[273] систему, а его жена интересуется учебными заведениями. Оба аристократы, но в то же время самые простые и самые разумные люди из всех, кого я встречала до сих пор. Ни он, ни она не молоды, не красивы, одеты очень просто, так что не ожидайте никакого великолепия. Мистер Лоренс рассказал мне вчера вечером о своем знакомом, который, столкнувшись с лордом в передней Парнаса, из-за грубого пальто и красного лица англичанина принял его за кучера и сказал: «Эй, друг, что тебе тут нужно?» Лорд Аберкромби мягко представился и сказал, что приглашен на обед. Американец был весьма смущен и сказал потом: «Почему он не носит свои ордена и регалии? Тогда хоть можно было бы догадаться, что перед тобой лорд».
Девочки снова засмеялись, и общее движение в комнате указало на то, что каждая попыталась немного улучшить свой внешний вид перед прибытием титулованной гостьи. Даже миссис Джо поправила воротничок, а миссис Мег проверила, не съехал ли на сторону ее чепец, в то время как Бесс расправляла кудри, а Джози откровенно разглядывала себя в зеркале – все они были женщинами, несмотря на всю философию и филантропию.
– Мы должны будем встать, когда она войдет? – спросила одна девушка, на которую произвело большое впечатление сообщение о том, что ей предстоит познакомиться с представительницей британской аристократии.
– Это было бы лишь проявлением вежливости.
– Мы пожмем ей руку?
– Нет, я представлю вас всех вместе, и ваших приятных лиц и улыбок будет достаточно для первого знакомства.
– Жаль, что на мне не мое лучшее платье. Миссис Баэр следовало бы предупредить нас, – прошептала Салли.
– Вот моя родня удивится, когда я расскажу им, что нас навещала настоящая английская леди! – сказала другая.
– Можно подумать, Милли, что ты никогда прежде не видела ни одной настоящей леди. Не все мы здесь только что из прерий, – добавила величественная девица, предки которой прибыли в Америку на «Мейфлауэре»[274] и которая чувствовала себя ровней всем коронованным особам Европы.
– Тсс, она идет! Ну и ну, что за чепец! – воскликнула веселая девушка громким шепотом, и все скромно опустили глаза на свои занятые шитьем руки, когда дверь открылась, чтобы впустить миссис Лоренс и ее спутницу.
То, что испытали девушки, после того как гостья была представлена им, а они ей, можно назвать потрясением. Оказалось, что знатная леди, в роду у которой сотня английских графов, – обыкновенная полная дама в простом платье и довольно потрепанной шляпе, с сумкой, полной бумаг, в одной руке и записной книжкой в другой. Но на ее лице было благожелательное выражение, звучный голос казался очень ласковым, мягкие манеры покоряли, и во всей ее особе чувствовался не поддающийся описанию дух высокого происхождения, благодаря которому черты лица гостьи не имели значения, подробности ее наряда оказались быстро забыты, но сам момент встречи стал памятным для быстроглазых девушек, от которых ничто не ускользнет.
Сначала немного побеседовали о возникновении, расширении и популярности этих занятий шитьем, а затем миссис Джо перевела разговор на деятельность английской леди, желая показать своим ученицам, что высокое положение возвеличивает труд, которым занимается человек, и только благотворительность приносит счастье тем, кто обладает богатством.
Девушки с интересом узнали о том, что в Англии вечерние школы для девушек получают щедрую помощь и в них преподают известные и глубоко уважаемые женщины; и о горячем и убедительном выступлении мисс Кобб с требованием принять закон для защиты женщин, подвергающихся домашнему насилию[275]; и о миссис Батлер, спасающей падших[276]; и о миссис Тейлор[277], которая отвела одну комнату в своем историческом доме под библиотеку для слуг; и о лорде Шафтсбури[278], строящем новые дома для обитателей лондонских трущоб; и о реформе тюремной системы, и обо всей той прекрасной деятельности, что осуществляется во имя Божье богатыми и знатными ради бедных и незнатных. Все это произвело на девушек большее впечатление, чем могли бы произвести любые обычные наставления, и вызвало горячее желание принять участие, когда придет их время, в деле помощи страждущим, так как хорошо известно, что даже в процветающей Америке все еще очень многое надо сделать, прежде чем она станет такой, какой должна быть, – страной истинной справедливости, свободной и великой. Они также быстро заметили, что леди Аберкромби обращалась со всеми как с равными, от величественной миссис Лоренс до маленькой Джози, которая не упустила ни одной подробности всей этой встречи и про себя решила как можно скорее обзавестись английскими ботинками на толстой подошве. Никто не догадался бы, что у леди Аберкромби большой дом в Лондоне, замок в Уэльсе и большое поместье в Шотландии, когда она восхищалась Парнасом, называла Пламфильд «очаровательным старым домом» и отзывалась о колледже как об учебном заведении, делающем честь всем, кто причастен к его работе. При этом каждая из присутствующих, разумеется, слегка возгордилась и чуть выше подняла голову, а когда миледи уходила, каждая с радостью протянула руку, чтобы обменяться сердечным рукопожатием с благородной англичанкой, прощальные слова которой запомнились им надолго: