– Он должен жить! Он выживет и вернется домой, чтобы мы смогли выходить его! Мы заберем нашего Дэна, как только его можно будет перевозить, даже если мне придется поехать за ним самой! Я всегда знала, что он совершит какой-нибудь прекрасный и смелый поступок, если только его вместо этого не застрелят где-нибудь или не повесят за какую-нибудь безумную выходку, – воскликнула миссис Джо, очень возбужденная.
– Поезжай, мама, и возьми меня с собой. Ты должна меня взять! Дэн так любит меня, а я его, – начал Тед, чувствуя, что такая экспедиция придется ему по душе.
Прежде чем мать смогла ответить, вошел мистер Лори, почти с таким же шумом и такой же взбудораженный, как его младший тезка, и воскликнул, взмахнув вечерней газетой:
– Видела новости, Джо? Что ты об этом думаешь? Следует мне поехать туда сразу и позаботиться о нашем храбром мальчике?
– Я хотела бы, чтобы ты поехал. Но, может быть, не все тут правда… слухи бывают так лживы. Возможно, через несколько часов появится совершенно новая версия этой истории.
– Я звонил Деми по телефону, чтобы он выяснил все, что может, и, если это правда, я поеду сразу же. Мне хотелось бы поехать. Если его состояние позволит, я привезу его домой. Если нет, останусь и обеспечу ему уход. Он выживет. От падения и удара головой Дэн никогда не умрет. У него девять жизней, как у кошки, и он не потерял еще и половины из них.
– Если вы поедете, дядя, можно мне с вами? Меня ужасно тянет в путешествие! Было бы так весело поехать туда, увидеть шахты и Дэна, и услышать, как все было, и помогать. Я умею ухаживать за больными. Ведь правда, Роб? – сказал Тедди самым вкрадчивым тоном.
– Да, довольно неплохо. Но если мама не может тебя отпустить, а дяде нужен помощник, я готов поехать, – отвечал Роб спокойно, как всегда, и выглядел при этом гораздо более подходящим спутником для такого путешествия, чем возбужденный Тед.
– Я не могу отпустить ни одного из вас. Мои мальчики вечно попадают в неприятные истории, если только я не держу их поближе к дому. У меня нет права удерживать других, но вас я из-под своего надзора не выпущу, иначе непременно что-нибудь случится. Такого года еще не было: кораблекрушения, свадьбы, обрушения в шахтах, помолвки! Все катастрофы, какие только могут быть! – воскликнула миссис Джо.
– Имея дело с мальчиками и девочками, вы должны ожидать такого рода вещей, мэм. Худшее, надеюсь, позади, пока твои собственные мальчики не захотят покинуть родной дом. Ну, а тогда я поддержу тебя, так как тебе потребуется всяческая помощь и утешение, особенно если Тед «рванет» рано, – засмеялся мистер Лори, с удовольствием слушая ее причитания.
– Не думаю, что после всех этих событий меня еще можно будет чем-то удивить. Но я очень тревожусь за Дэна и думаю, что кому-нибудь стоит поехать к нему. Там на шахтах нет никаких удобств, а ему, возможно, нужен особый уход. Бедный мальчик, он, похоже, много раз сильно ударился! Хотя, возможно, эти удары ему на пользу: от них он «помягчеет», как говаривала Ханна.
– Скоро мы узнаем новости от Деми, и тогда я поеду. – С этим бодрым обещанием мистер Лори удалился, а Тед, поняв, что мать непреклонна, вскоре последовал за ним, чтобы попытаться уговорить дядю взять его с собой вопреки ее желанию.
Деми навел справки: газетные сообщения подтвердились и появились новые интересные подробности. Мистер Лори уехал сразу. Тед поехал в город вместе с ним, по-прежнему тщетно умоляя взять его к «его Дэну». Весь следующий день он отсутствовал дома, но мать сказала спокойно:
– Просто надулся из-за того, что не смог настоять на своем. Ничего с ним не случится; он с Томом или Деми, а вечером явится домой голодный и кроткий. Уж я-то его знаю.
Но скоро она обнаружила, что ее все еще можно удивить: вечером Тед не появился, и оказалось, что никто не видел его весь день. Мистер Баэр как раз отправлялся на поиски пропавшего сына, когда поступила телеграмма, отправленная с одной из станций на пути следования мистера Лори: «Нашел Теда в вагоне. Беру его с собой. Напишу завтра. Т. Лоренс».
– Тед «рванул» раньше, чем ты ожидала, мама. Ничего страшного. Дядя позаботится о нем, а Дэн будет очень рад его видеть, – сказал Роб, пока миссис Джо сидела в растерянности, пытаясь осознать, что ее младший действительно едет в эти минуты на дикий Запад.
– Непослушный мальчишка! Он будет сурово наказан, если только я когда-нибудь увижу его снова… Лори смотрел сквозь пальцы на эту проказу, я точно знаю. Это так на него похоже… И славно же проведут время эти два негодника! Вот бы и мне отправиться с ними!.. Думаю, этот сумасшедший мальчишка не взял с собой ни ночной рубашки, ни теплого пальто. Ну, будет у нас на руках два пациента, а не один, когда они вернутся… если вообще вернутся. Эти скорые поезда вечно срываются в пропасти или горят, или сталкиваются со встречными. О! Мой Тед, мой драгоценный мальчик, как я могла допустить, что он теперь так далеко от меня?
И, как это всегда бывает с матерями, миссис Джо забыла об упомянутом суровом наказании и нежно сокрушалась о счастливом шалопае, который несся теперь через континент в отличном настроении, так как его первый мятеж увенчался успехом. Тед очень насмешил мистера Лори настойчивыми уверениями, что сам мистер Лори подал ему идею бегства словами «если Тед рванет», а потому вся ответственность ложится на его плечи. Он принял эту ответственность добродушно с того момента, как набрел на беглеца, спящего в вагоне без какого-либо багажа, кроме бутылки вина для Дэна и сапожной щетки для себя, и «два негодника», как и предполагала миссис Джо, отлично проводили время. Покаянные письма пришли спустя несколько недель, и родители скоро перестали бранить и отчитывать, забыв о негодовании в своей тревоге за Дэна, который был в очень тяжелом состоянии и несколько дней не узнавал друзей. Затем он начал поправляться, и все простили скверного мальчишку, с гордостью сообщившего, что первыми словами Дэна, когда тот пришел в себя и увидел склонившееся над ним знакомое лицо, были произнесенные с радостной улыбкой слова «Привет, Тед!»
– Я рада, что он поехал, и больше не буду ворчать. Ну, что нам отправить в посылке для Дэна? – И миссис Джо, сгорая от нетерпеливого желания самой заняться больным, давала выход своим чувствам, посылая столько всего «самого необходимого» для ухода за ним, что хватило бы на целую больницу.
Вскоре начали поступать ободряющие отчеты о его состоянии, а со временем было объявлено, что Дэн может путешествовать, но, казалось, сам он не спешит домой, хотя не устает слушать, как его «сиделки» рассказывают о Пламфильде.
«Дэн странно изменился, – рассказывал Лори в письмах к Джо, – не только из-за своей нынешней болезни, но из-за чего-то, что, очевидно, произошло прежде. Я не знаю, что это были за события, и предоставляю тебе самой потом задать ему все вопросы, но, судя по словам, которые он произносил в бреду, у него были какие-то серьезные неприятности в прошедшем году. Он кажется лет на десять старше, но стал более уравновешенным, спокойным и глубоко благодарен нам. Так жаль его, когда видишь, каким взглядом смотрит он на Теда, словно не может наглядеться. Он говорит, что в Канзасе ничего не вышло, но пока ему трудно много говорить, и я его не тороплю. Все здесь очень его любят, и для него теперь это важно. Ты знаешь, что раньше он пренебрежительно относился ко всякому проявлению чувств, но теперь стремится к тому, чтобы все думали о нем хорошо, и всеми силами старается завоевать любовь и уважение окружающих. Возможно, я ошибаюсь. Скоро ты сама все выяснишь. Тед живет здесь припеваючи, поездка принесла ему огромную пользу. Ты ведь позволишь нам взять его с собой в Европу в следующем году? Ему совсем не по душе сидеть дома под колпаком у родных – так же, как мне в те невероятно далекие дни, когда я предложил тебе убежать со мной в Вашингтон. Разве ты не жалеешь, что не убежала?»
Это предназначавшееся лишь ей одной письмо воспламенило живую фантазию миссис Джо, и теперь она воображала всевозможные преступления, несчастья и сложные жизненные обстоятельства, которые, возможно, выпали на долю Дэна. Пока он еще оставался слишком слабым, чтобы беспокоить его вопросами, но «смутьян» всегда был самым необычным из ее мальчиков, и она предчувствовала, что ее ждут чрезвычайно интересные признания, когда он наконец будет дома и в безопасности. Она умоляла его приехать, и на сочинение письма, которое заставит его вернуться, у нее ушло больше времени, чем на самые волнующие эпизоды в ее произведениях.
Никто, кроме Дэна, не читал этого послания, но оно убедило его вернуться, и в один из ноябрьских дней мистер Лори помог слабому молодому человеку выйти из экипажа у дверей Пламфильда. Мама Баэр приняла странника как вновь обретенного сына, пока Тед в изношенной шляпе и потрясающих ботинках исполнял нечто вроде воинственного танца вокруг этой трогательной группы.
– Сразу наверх и отдыхать! Теперь я сиделка, и этот призрак должен поесть, прежде чем я позволю ему разговаривать, – распорядилась миссис Джо, стараясь не показать, насколько потрясена видом остриженного и обритого, худого и смертельно бледного мужчины, казавшегося тенью того крепкого и здорового молодого человека, с которым она рассталась больше года назад.
Он охотно подчинился и, лежа на длинной кушетке в приготовленной для него комнате, смотрел на все вокруг так спокойно, как больной ребенок, возвратившийся в свою детскую в объятия матери, пока его новая сиделка кормила и умывала его, мужественно глотая вопросы, вертевшиеся у нее на языке. Слабый и усталый, он скоро заснул, и тогда она тихонько удалилась, чтобы провести несколько приятных часов в обществе «негодников», которых смогла всласть отругать и приласкать, расспросить и похвалить.
– Джо, я думаю, Дэн совершил какое-то преступление и пострадал из-за этого, – сказал мистер Лори, когда Тед удалился, чтобы похвастаться своими ботинками и описать приятелям в радужном свете опасности и восторги жизни горняков. – Мальчик прошел через какое-то ужасное испытание, и оно сломило его дух. Он был совершенно не в себе, когда мы прибыли, а я сидел у его постели ночью, так что слышал гораздо больше из его бессвязных речей, чем другие. Он говорил о «тюремном надзирателе», о каком-то суде, о мертвом человеке, о каких-то Блэре и Мейсоне и все время протягивал мне руку, спрашивая, соглашусь ли я пожать ее и простить его за то, что он совершил. Однажды, когда он метался в постели, я взял его за плечи, и он на миг притих, умоляя меня «не надевать ему наручники». Признаюсь, что было ужасно слышать иногда ночью, как он говорит в бреду о старом Пламфильде и о тебе и просит выпустить его, чтобы он мог вернуться домой умирать.