, и видел сияние кудрей Аслауги в лучах заката на стене, в отблесках лампы охранника, в узкой полоске рассвета. В моей камере был высокий потолок, и в окошко под ним я мог видеть кусочек неба. Иногда там появлялась звезда, и это было почти так же хорошо, как увидеть в небе лицо. Я придавал большое значение этому клочку голубизны, а когда проплывало белое облачко, думал, что красивее нет ничего в мире. Я понимаю, что был тогда изрядным глупцом, но те мысли и впечатления помогли мне пережить ужасный год, так что все они – святая правда для меня, и я не могу от них отречься. Милая головка в сияющих кудрях, белое платье, глаза словно звезды, приятные, спокойные манеры – все, что ставило ее так высоко надо мной, как луну в небесах… Не отбирайте у меня все это! Это только фантазия, но человек должен что-то любить, и я предпочту любить прекрасный дух, такой, как она, чем любых обычных девушек, какие могли бы полюбить меня.
Тихое отчаяние, звучавшее в голосе Дэна, поразило миссис Джо в самое сердце, но надежды не было, и она не подала ее. Однако она чувствовала, что он прав и эта безнадежная любовь может воодушевить и очистить его гораздо лучше, чем любая другая, какая, возможно, еще встретится ему в жизни. Мало нашлось бы теперь женщин, согласных выйти замуж за Дэна, если не считать тех, что станут лишь мешать, а не помогать ему в жизни, которая всегда будет для него борьбой, и было лучше идти одному к могиле, чем стать таким, каким был, как она подозревала, его отец – красивым, беспринципным и опасным мужчиной, разбившим не одно женское сердце.
– Да, Дэн. Разумно хранить эту невинную выдумку, если она помогает тебе и несет утешение, пока не появится что-либо более реальное и осуществимое, чтобы сделать тебя счастливее. Жаль, что я не могу дать тебе надежды, но мы оба знаем, что отец души не чает в дорогой девочке и она гордость материнского сердца. Даже самый совершенный мужчина, какого они смогут найти, едва ли покажется им достойным их драгоценной дочери. Пусть она останется для тебя яркой звездой, зовущей к высотам и заставляющей верить в небеса. – Тут голос миссис Джо прервался. Казалось такой жестокостью разрушать слабую надежду, которая невольно появилась на миг в глазах Дэна, что она не могла заниматься нравоучениями, когда думала о его трудной жизни и одиноком будущем. Возможно, безмолвное сердечное сочувствие было самым лучшим, что она могла предложить ему. И оно принесло ему утешение, так что очень скоро он смог снова мужественно заговорить о примирении с судьбой, и это свидетельствовало о том, насколько честной была его попытка отказаться от всякой радости, кроме бледной тени того, что для другого могло стать счастливой и осуществимой возможностью.
Они говорили долго и серьезно в сгущающихся сумерках, и этот второй секрет сблизил их гораздо больше, чем первый, так как в нем не было ни греха, ни позора, лишь боль нежности и терпение, сделавшие праведниками и героями гораздо худших грешников, чем наш бедный Дэн. Когда наконец они встали, услышав колокольчик, призывавший к ужину, все великолепие заката исчезло. В зимнем небе висела над заснеженным миром одна звезда, большая, нежная и яркая. Миссис Джо приостановилась у окна, прежде чем задернуть шторы, и сказала весело:
– Иди и посмотри, как красива вечерняя звезда, раз ты так ее любишь. – И, когда он остановился за ее спиной, высокий и бледный, словно призрак прежнего Дэна, она добавила негромко: – Помни, дорогой, если прелестная девушка отвергнет тебя, старый друг всегда здесь… любит, верит и молится за тебя.
На этот раз он не разочаровал ее, и если бы она просила какой-то награды за множество выпавших на ее долю тревог и забот, то могла бы считать, что получила ее, когда сильная рука Дэна обняла ее, а его голос сказал, что она трудилась не напрасно, стараясь вытащить своего «смутьяна» из огня:
– Я никогда не забуду этого друга, который помог мне спасти мою душу и дал мне смелость поднять глаза и сказать: «Благослови ее Господь!»
Глава 22Решительно последнее появление[305]
– Честное слово, я чувствую себя так, словно живу в пороховом погребе и не знаю, какая бочка взорвется следующей и поднимет меня на воздух, – сказала миссис Джо себе на следующий день, когда устало поднималась на Парнас, чтобы сказать сестре, что самой очаровательной из юных сиделок, вероятно, лучше вернуться к ее мраморным богам, прежде чем она, сама о том не ведая, добавит еще одну рану к тем, что уже получил смертный герой. Она не выдала никаких секретов. Одного намека было достаточно, чтобы миссис Эми, которая хранила дочь, как драгоценнейшую жемчужину, сразу нашла средство избежать опасности. Мистер Лори собирался в Вашингтон по делам, связанным с предстоящей миссией Дэна, и охотно согласился взять с собой жену и дочь, когда такая идея была осторожно подана ему. Так что заговор удался, и миссис Джо пошла домой, чувствуя себя, как никогда, предательницей. Она ожидала какого-нибудь взрыва, но Дэн принял новость так спокойно, что стало ясно: он не питал никаких надежд. Миссис Эми даже решила, что ее романтичная сестра поспешила с выводами. Но если бы она видела лицо Дэна, когда Бесс пришла, чтобы попрощаться с ним, ее материнский взор заметил бы гораздо больше, чем глаза ни о чем не подозревающей девушки. Миссис Джо дрожала от страха, как бы он не выдал себя, но он прошел суровую школу жизни и научился владеть собой даже в трудную минуту. Только под конец, когда он взял обе ее руки в свои и сказал сердечно:
– До свидания, Принцесса. Если мы больше не встретимся, вспоминай иногда своего старого друга Дэна, – она, помня о пережитой им опасности и тронутая его печальным видом, отвечала с необычной теплотой:
– Разве смогу я забыть тебя? Ведь мы все так гордимся тобой! Надеюсь, Бог благословит твое начинание, а со временем снова благополучно приведет тебя к нам!
И когда она смотрела на него с искренним, ласковым выражением, явно сожалея о том, что долго его не увидит, все, что он терял, вдруг предстало перед ним с необычной ясностью. Поддавшись внезапному порыву, он взял «милую золотистую головку» в свои ладони и поцеловал, пробормотав прерывающимся голосом: «До свидания», – а затем поспешил назад в свою комнату, чувствуя себя так, словно возвращается в тюремную камеру, где уже нет ни проблеска голубого неба, чтобы можно было утешиться.
Эта неожиданная ласка и странное прощание, пожалуй, немного испугали Бесс. Девичья интуиция подсказала ей, что было в этом поцелуе что-то, чего не было в их отношениях прежде. Она взглянула ему вслед, и румянец неожиданно окрасил ее щеки, а в глазах появилось беспокойство. Миссис Джо заметила это и, опасаясь вполне естественного вопроса, ответила на него еще прежде, чем он был задан:
– Прости его, Бесс. Он пережил большое несчастье и теперь, расставаясь со старыми друзьями, испытывает к ним глубокую нежность. Ты ведь знаешь, что он, возможно, никогда не вернется к нам из тех необжитых краев, в которые скоро отправится.
– Несчастье? Вы говорите о том, что он упал в шахту и чуть не погиб? – спросила Бесс простодушно.
– Нет, дорогая. Нечто худшее. Но я не могу сказать тебе ничего больше… кроме того, что он прошел через это испытание мужественно. Так что ты можешь доверять ему и уважать его, как доверяю и уважаю я.
– Наверное, он потерял кого-то, кого очень любил… Бедный Дэн! Мы все должны посочувствовать ему.
Бесс, казалось, удовлетворилась собственной догадкой… которая была так близка к истине, что миссис Джо кивком подтвердила ее справедливость. Девушка ушла в полной уверенности, что какая-то тяжелая потеря стала причиной столь очевидных для всех перемен в характере Дэна и его нежелания подробно говорить о событиях прошедшего года в его жизни.
Но удовлетворить Теда было труднее. Необычная молчаливость старшего друга доводила его до отчаяния. Мать предупреждала, что нельзя тревожить Дэна расспросами, пока тот не поправится, но приближающаяся разлука придала любопытному молодому человеку решимости добиться полного, ясного и удовлетворительного отчета о приключениях, которые, насколько он мог судить по случайным словам, вырвавшимся у Дэна в бреду, были очень интересными. Так что однажды, когда никого не было поблизости, мастер Тед вызвался развлечь больного и приступил к делу так:
– Слушай, старик, если ты не хочешь, чтобы я тебе читал вслух, придется тебе самому разговориться. Расскажи мне все о Канзасе, фермах и вообще о тех краях. О Монтане я уже слышал от тебя, но ты, похоже, совсем забыл, что с тобой было до этого. Соберись-ка с мыслями, и давай вспомним, – начал он так неожиданно, что весьма успешно сумел вывести Дэна из глубокого раздумья.
– Нет, я ничего не забыл, но это никому не интересно, кроме меня. Я ферм никаких не видел… бросил эту затею, – сказал он медленно.
– Почему?
– Другие дела были.
– Какие?
– Ну, щетки вот делал…
– Не смейся над человеком! Скажи правду!
– Вправду делал.
– Зачем?
– Чтобы держаться подальше от греха, прежде всего.
– Ну, чуднее этого ничего не слыхал… ты много чудного сделал на своем веку… но это самое чудное, – воскликнул Тед, ошеломленный и разочарованный таким открытием. Но он не собирался сдаваться и снова приступил к допросу.
– А от какого греха, Дэн?
– Не твое дело. Мальчики не должны задавать лишних вопросов.
– Но я хочу знать! Ужасно хочу, потому что я твой друг и страшно тебя люблю. Всегда любил. Ну, расскажи мне все подробно! Я люблю всякие проделки. Обещаю, что буду молчать как рыба, если ты не хочешь, чтобы другие об этом узнали.
– Обещаешь молчать? – Дэн смотрел на него, думая о том, как изменилось бы мальчишеское лицо, если бы неожиданно прозвучала вся правда.
– Поклянусь на сжатых кулаках, если хочешь! Я знаю, там были какие-то приключения, и ужасно хочу услышать подробности.
– Любопытный ты, как девчонка. Даже хуже, чем некоторые девчонки… Джози и… и Бесс ни разу ни одного вопроса не задали.