наконец усадили, чтобы как следует их разглядеть и ими восхититься. Мистер Лоренс, как всегда, здоровый и крепкий, подобно молодым, значительно изменился к лучшему после поездки за границу, ибо его раздражительность, казалось, почти прошла, а старомодная любезность обрела некий лоск, отчего стала еще доброжелательнее, чем прежде. Приятно было видеть, как он сияет, глядя на «моих детей», как он называл юную пару. Еще приятнее было видеть, с какой любовью выполняет Эми «дочерний долг» по отношению к старому джентльмену, чем она совершенно покорила его сердце, и наблюдать, как неустанно Лори крутится возле них обоих, словно не может наглядеться на столь прелестную картину.
В тот же миг, как взгляд ее упал на наряд Эми, Мег поняла, что ее собственное платье не имеет парижского шика, что юная миссис Лоренс совершенно затмит молодую миссис Моффат и что ее светлость миледи – абсолютно во всем самая элегантная и грациозная женщина. А Джо подумала, наблюдая за юной парой: «Как хорошо они смотрятся вместе! Я была права, и Лори нашел себе ту самую красивую, со многими достоинствами девушку, которая гораздо лучше подходит его дому, чем неуклюжая старая Джо, и она станет для него гордостью, а не мукой».
Миссис Марч и ее муж улыбались и кивали друг другу с весьма довольным видом, ибо понимали, что у их младшенькой все хорошо, ведь помимо жизненных благ она обрела и гораздо более ценное благо – любовь, доверие и счастье.
И действительно, лицо Эми сияло мягким светом, говорившим о мире, царящем в ее душе, в голосе ее звучала новая нежность, а холодная, чопорная манера держать себя сменилась спокойным, привлекательно женственным достоинством. Во всем этом не видно было ни малейшего признака неестественности, а искренняя сердечность Эми выглядела еще более обаятельной, чем новообретенная красота ее по-прежнему изящной фигуры, став безошибочным знаком того, что Эми – настоящая леди, какою она всегда и мечтала быть.
– Как много сделала любовь для нашей малышки! – тихонько произнесла ее мать.
– У нее всю жизнь перед глазами был хороший пример, моя дорогая, – прошептал в ответ на это мистер Марч, с любовью взглянув на изможденное лицо и поседевшую голову рядом с собою.
Дейзи нашла для себя невозможным отвести взгляд от «касивинькой тёточки» и, словно комнатная собачка, следовала по пятам за этой сказочной хозяйкою замка, у которой оказалось столько замечательно чудесных вещиц. Деми помедлил, рассматривая новых родственников, прежде чем решился скомпрометировать себя, слишком поспешно приняв взятку, предложенную ему в виде соблазнительного семейства деревянных медведей из Берна. Однако в результате флангового маневра последовала безусловная сдача позиций, так как Лори хорошо знал, чем окончательно завлечь мальчика.
– Молодой человек, когда впервые я имел честь свести с вами знакомство, вы дали мне пощечину. Теперь я требую от вас, как от джентльмена, сатисфакции. – И с этими словами высоченный дядюшка принялся так подбрасывать и тормошить маленького племянника, что нанес столько же вреда его философическому достоинству, сколько удовольствия его мальчишечьей душе.
– Разрази меня гром, ежели она не в шелках с головы и до самых пяток! Вот ведь приятственный вид какой – сидит прям как скрыпочка настройная. А послушать только, как все наши называют малышку Эми «миссис Лоренс»! – бормотала себе под нос старая Ханна, не в силах удержаться и украдкой то и дело не подглядывать из столовой, где она, на удивление беспорядочно, накрывала стол.
Милосердные Небеса, как же они все говорили! Сначала один, потом – другая, потом врывались все вместе, пытаясь рассказать о событиях трех лет за какие-нибудь полчаса. К счастью, под рукой у всех оказался чай, дававший им возможность помолчать и подкрепить силы, иначе каждый из них, продолжай он это чуть дольше, мог бы охрипнуть и совсем ослабеть.
А какая радостная процессия проследовала затем в маленькую столовую! Мистер Марч гордо вел туда миссис Лоренс, миссис Марч столь же гордо опиралась о руку «своего сына». Старый джентльмен вел Джо, прошептав ей на ушко: «Теперь вы должны заменить мне мою девочку!» Его взгляд на опустевшее место у камина заставил Джо шепнуть ему в ответ:
– Я попытаюсь хотя бы заполнить ее место, сэр.
Близнецы прыгали позади, чувствуя, что для них наступает золотой век, ведь из-за того, что все были так заняты новоприбывшими, они оказались целиком предоставлены собственной воле, и вы можете не сомневаться, что они воспользовались этой чудесной возможностью в полной мере. Они тайком прихлебывали чай, набивали рот пряниками ad libitum[254] и в качестве завершающего нарушения всех и всяческих запретов каждый украдкой упрятал соблазнительное маленькое пирожное к себе в карман, где эти пирожные предательски раскрошились и прилипли, преподав малышам ту истину, что, как и сам человек, пирожное недолговечно. Отягощенные нечистой совестью из-за конфискованных пирожных и опасаясь, что острый взгляд Додо[255] проникнет сквозь тонкое прикрытие из батиста или даже из шерсти, маленькие грешники не отходили от «дедули» – он-то был без очков! Эми, которую передавали из рук в руки, словно угощение, возвратилась в гостиную под руку с папой Лоренсом. Все остальные поделились на пары, как раньше, и в результате Джо осталась без компании. В тот момент она не обратила на это внимания, так как задержалась, чтобы ответить на настойчивый вопрос Ханны:
– А будет мисс Эми кататься в коляске парой и брать к обеду те перекрасные миски из серебра, что у нас лежат далёко убраты?
– Не удивилась бы, если бы она ездила на шестерке белых лошадок, а есть стала бы на золоте и каждый день надевала бы алмазы и игольные кружева. Тедди считает, что для нее ничто не может быть слишком хорошо! – отвечала Джо с беспредельным удовлетворением.
– Дак ведь и нету такого! Вы чего хочете на завтрак – мясо резаное или рыбные тефтели?
– Мне все равно. – И Джо захлопнула дверь, чувствуя, что в этот момент еда – неподходящая тема для обсуждения. С минуту она постояла, глядя на компанию, удалявшуюся наверх, и, когда короткие клетчатые ножки Деми преодолели последнюю ступеньку, ею вдруг овладело такое острое чувство одиночества, что она оглядела все вокруг затуманенным взором, как бы пытаясь отыскать, на что опереться, ведь даже Тедди ее покинул. Если бы только она знала, какой подарок ко дню рождения все приближался и приближался к ее дому, она не сказала бы себе: «Я немножко поплачу потом, когда улягусь в постель. А сейчас не годится быть мрачной». И Джо провела рукою по глазам – ведь одной из ее мальчишеских привычек было никогда не знать, где ее носовой платок, но, едва она успела вызвать на лицо свое улыбку, как с крыльца послышался стук в дверь. С гостеприимной поспешностью она дверь отворила и вздрогнула, словно новый призрак явился, чтобы сделать ей сюрприз. На крыльце стоял высокий бородатый джентльмен, сияя ей улыбкой из темноты, как полуночное солнце.
– О, мистер Баэр, я так рада вас видеть! – воскликнула Джо, схватив его за руку, словно боялась, что ночь поглотит гостя прежде, чем она успеет втащить его в дом.
– И я – видеть мисс Марш. Но нет, вы имеет гости. – И профессор умолк, расслышав голоса и постукивание танцующих ног, доносящиеся к ним сверху.
– Нет, это моя сестра с друзьями, они только что вернулись домой, и мы все очень счастливы. Входите и станьте одним из нас.
Мистер Баэр был человеком весьма общительным, однако я думаю, что он все же вполне красиво ушел бы и явился снова в другой день, но как он мог это сделать, если Джо заперла дверь у него за спиной и лишила его шляпы? По-видимому, и выражение ее лица сыграло в этом свою роль, так как она при его появлении забыла скрыть свою радость и проявила ее с откровенностью, неопровержимо доказавшей этому одинокому человеку, что столь радостный прием превышает самые смелые его ожидания.
– Эсли я не буду Monsieur de Trop[256], я буду так радый видеть их все. Вы болел, мой друг?
Он задал этот вопрос быстро и неожиданно, так как, когда она вешала его пальто, свет упал ей на лицо и профессор увидел, что Джо изменилась.
– Нет, я не болела, я просто устала и горюю. У нас тут случилась беда за то время, что мы с вами не виделись.
– Ах да, я снаю. Мое сердце болел за вас, когда я слышал это. – И он снова пожал ей руку с искренним участием, ставшим для Джо таким утешением, какое могло сравниться лишь со взглядом этих добрых глаз и с пожатием этой большой, теплой руки.
– Папа, маменька, это – мой друг, профессор Баэр, – произнесла Джо, а лицо ее и голос были исполнены такой гордости и удовольствия, что она могла бы с тем же эффектом рывком распахнуть дверь и протрубить в фанфары.
Если бы этого незнакомца одолевали сомнения по поводу его приема, они тотчас исчезли бы, так сердечно был он здесь встречен. Его приветствовали очень доброжелательно, поначалу просто ради Джо, но вскоре и ради него самого, так как он всем им понравился. Тут ничего нельзя было поделать, ведь он обладал талисманом, открывавшим любые сердца, и эти простые люди сразу же тепло расположились к нему и были еще более дружелюбны из-за того, что он беден. Ибо бедность обогащает тех, кто живет, не считаясь с нею, выше ее, и становится надежным пропуском к поистине гостеприимным душам. Мистер Баэр сидел, глядя вокруг с видом путешественника, постучавшего в чужую дверь и, когда ее отворили, обнаружившего, что он оказался дома. Малыши вились вокруг него, словно пчелы вокруг горшочка с медом и, решительно утвердившись на каждом его колене, с детской беспардонностью продолжали завладевать им, обыскивая его карманы, теребя его бороду и исследуя его часы. Женщины взглядами телеграфировали свое одобрение друг другу, а мистер Марч, чувствуя, что обрел в госте родственную душу, открыл ему самые редкостные из своих задумок, в то время как молчаливый Джон Брук слушал и наслаждался их беседой, не произнося ни слова, а мистер Лоренс счел для себя невозможным отправиться спать.