Нан задумчиво вертела в пальцах баночку с кольдкремом, а миссис Джо молчала, давая новой мысли укорениться в деятельной головке, которая так стремительно подмечала и схватывала все вокруг.
– Мне нравится, – изрекла наконец Нан, и личико ее утратило эльфийскую миловидность: острый взгляд, любопытный носик, озорной рот. – А что сделала ваша мама в тот раз, когда вы убежали?
– Привязала меня длинной бечевкой к столбику кровати, чтобы я не могла выйти из комнаты. Там я и просидела весь день, а испорченные туфельки висели у меня перед носом, напоминая мне о моем проступке.
– Ну, тут любой исправится! – воскликнула Нан, которой дороже всего на свете была свобода.
– Меня это излечило, полагаю, излечит и тебя, так что я попробую, – сказала миссис Джо и решительно вытащила из ящика рабочего стола моток бечевки.
Нан поняла, что спор она все-таки проиграла, и окончательно впала в уныние, когда миссис Джо обвязала один конец вокруг ее талии, а другой – вокруг ручки софы и, закончив, сказала:
– Мне не нравится привязывать тебя, как нашкодившую собачку, но если у тебя память как у собачки, придется как с собачкой с тобой и обращаться.
– Ну и привязывайте, я, вообще-то, люблю играть в собачку. – И Нан, с напускным равнодушием на лице, принялась рычать и подпрыгивать.
Миссис Джо не обратила на это никакого внимания: положив поблизости пару книг и носовой платок, который нужно было подрубить, она ушла, оставив мисс Нан в одиночестве. Той одиночество пришлось не по душе, и, посидев чуточку, она решила попробовать отвязаться. Вот только оказалось, что сзади бечевка прикреплена к пояску ее передника, тогда Нан взялась за узел на другом конце. Тот поддался быстро, и, подхватив бечевку, Нан собиралась уже вылезти в окно, но тут услышала слова миссис Джо, проходившей мимо по коридору:
– Нет, я полагаю, больше она не сбежит. Эта девочка дорожит своей честью и знает, что я всего лишь пытаюсь ей помочь.
Нан тут же вскочила обратно, привязала себя к софе и деятельно взялась за шитье. Почти сразу же явился Роб, и его так очаровал этот новый способ наказания, что он сбегал за скакалкой и привязал себя к другой ручке софы самым что ни на есть добрососедским образом.
– Я тоже потерялся, поэтому и меня нужно привязать, как Нан, – пояснил он маме, когда та заметила нового пленника.
– Не могу сказать, что ты не заслуживаешь наказания: ведь ты знал, что уходить от других опасно.
– А меня Нан увела, – начал было Роб, которому хотелось насладиться интересным наказанием, но не хотелось брать на себя вину.
– Ты мог бы и не ходить. Ты хотя еще и маленький мальчик, но совесть-то у тебя есть.
– Ну, я почему-то не почувствовал укола совести, когда Нан сказала: «Полезли через изгородь», – отвечал Роб, цитируя любимую отговорку Деми.
– А ты дал ей время тебя уколоть?
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Ну, наверное, у меня совесть такая маленькая, что я просто укола не заметил, – рассудил Роб, обдумав ситуацию.
– Придется ее заострить. Затупленная совесть – это плохо. Так что побудь здесь до обеда и поговори об этом с Нан. И я рассчитываю на то, что вы не станете отвязываться, пока я не разрешу.
– Не станем, – откликнулись они хором, чувствуя особую добродетель в том, чтобы поспособствовать справедливому наказанию.
Целый час они вели себя безупречно, но потом им надоело сидеть в тесной комнате и очень захотелось наружу. Коридор никогда не казался настолько интересным, даже маленькая спаленка внезапно приобрела небывалую привлекательность – очень захотелось пойти туда и соорудить палатку из покрывала. Открытые окна едва не довели их до исступления, потому что до них было не добраться, а мир снаружи казался настолько прекрасным, что они диву давались, как это им раньше приходило в голову жаловаться на скуку. Нан страшно хотелось побегать по лужайке, а Роб, к ужасу своему, вспомнил, что забыл утром покормить своего песика, и страшно переживал за несчастного Поллукса. Они следили за стрелками часов. Нан ловко подсчитывала минуты и секунды, а Роб научился узнавать время от восьми до одного, да так, что и потом этого не забыл. Ужасно было вдыхать запах еды, зная, что на обед будет кукурузный пудинг с черникой, понимать, что они не успеют прибежать первыми и получить самые большие порции. Когда Мэри-Энн начала накрывать на стол, они едва не разрезали себя бечевкой напополам, пытаясь высмотреть, какое сегодня мясо. Нан даже пообещала помочь служанке стелить постели, если та «получше польет ее пудинг соусом».
Когда из класса примчались большие мальчики, они обнаружили, что малыши натянули бечевки, точно норовистые жеребята, – и их очень впечатлила, а заодно и позабавила очередная глава приключений предыдущей ночи.
– Мумуля, отвяжи меня! В следующий раз совесть будет меня колоть, как булавочка, честное слово! – взмолился Роб, когда прозвонили в колокольчик и явился Тедди – посмотреть на него с жалостью и изумлением.
– Поживем – увидим, – сказала мама, отвязывая его.
Роб пробежался по коридору, вернулся через гостиную и остановился рядом с Нан, так и лучась довольством и добродетелью.
– А можно я ей обед принесу? – спросил он, указывая на свою товарку по плену.
– Какой у меня сынок добрый! Да, пододвинь стол и принеси стул.
И миссис Джо поспешила прочь, умерять пыл прочих – они, как и всегда в середине дня, были голодны как волки.
Нан ела в одиночестве и весь долгий день провела на привязи. Миссис Баэр удлинила веревку, чтобы можно было выглядывать из окна, там Нан и стояла, глядя, как мальчики играют, а мелкие летние создания наслаждаются свободой. Дейзи устроила на лужайке пикник для кукол: пусть Нан хоть посмотрит, если не может участвовать. Томми старательно крутил для нее сальто. Деми сидел на ступенях и читал вслух, будто бы для себя, – это очень развлекло Нан, а Дан принес показать ей молодую древесную лягушку – то был очень нежный знак внимания с его стороны.
Но ничто не могло восполнить отнятую свободу, и несколько часов в заточении навеки научили Нан ее ценить. В последний, совсем тихий час, когда она сидела у подоконника, все остальные ушли к ручью, посмотреть, как Эмиль спускает на воду свой новый кораблик, – через головку ее успело протечь очень много мыслей. Вообще-то, окрестить этот кораблик должна была она и уже предвкушала, как разобьет крошечную бутылочку смородинового вина о его нос и даст ему имя «Джозефина» в честь миссис Баэр. Но ничего этого теперь не будет, а Дейзи явно справится хуже. Когда Нан вспомнила, что сама во всем этом виновата, на глаза ее навернулись слезы, и она произнесла вслух, обращаясь к толстому шмелю, ворочавшемуся в желтой сердцевине розы под самым окном:
– Если ты тоже сбежал, ступай поскорее домой и скажи маме, что тебе очень стыдно. И никогда больше так не делай.
– Я очень рада, что ты дала ему такой мудрый совет, похоже, он тебя послушался, – с улыбкой произнесла миссис Джо, когда шмель расправил запыленные крылышки и улетел.
Нан смахнула пару капелек, блестевших на подоконнике, и прижалась к своей подруге, а та посадила ее на колени, ласково добавив (ибо заметила капельки и поняла, что они означают):
– Как считаешь, хорошее моя мама придумала лекарство для любителей убегать?
– Да, мадам, – ответила Нан, которая сильно присмирела после дня без движения.
– Надеюсь, мне никогда не придется это повторять.
– Думаю, да. – И Нан подняла к ней личико настолько серьезное, что миссис Джо совершенно удовлетворилась и больше ничего не сказала: она любила, чтобы наказания действовали сами по себе, и не усугубляла их излишними нравоучениями.
Тут появился Роб, который с бесконечной бережностью тащил то, что Ася называла «пирожулькой», – маленький пирожок, испеченный на отдельном противне.
– Он из моих ягодок, и я собирался отдать тебе половину за ужином! – великодушно возвестил он.
– Зачем? Я же непослушная девчонка! – кротко осведомилась Нан.
– Мы же вместе потерялись. И ты теперь будешь послушной, правда?
– Обязательно! – решительно заявила Нан.
– Вот хорошо! Ну пойдем, пусть Мэри-Энн нам его разрежет. Скоро чай. – И Роб помахал вкусным сдобным пирожком.
Нан пошла было следом, но остановилась и сказала:
– Забыла, я не могу.
– А ты попробуй, – предложила миссис Баэр, которая по ходу этого разговора тихонько отвязала бечевку.
Нан увидела, что свободна, и, бурно расцеловав миссис Джо, умчалась прочь, будто колибри, а следом топотал Робби, оставляя за собой дорожку капель черничного сока.
Глава тринадцатая. Златовласка
После этого происшествия в Пламфилде воцарился мир, который ничем не нарушался несколько недель: старшие мальчики ощущали свою вину за исчезновение Нан и Роба и начали проявлять о них отеческую заботу, которая порой делалась несколько навязчивой, малыши же, неоднократно выслушав рассказ об их злоключениях, пришли к выводу, что потеряться в лесу – это худшее из всех человеческих зол, а потому даже носики не высовывали за главные ворота: вдруг ни с того ни с сего спустится ночь и из темноты явятся страшные черные коровы.
– Не может такое счастье длиться вечно, – рассудила миссис Джо, ибо долгие годы воспитания мальчиков научили ее одному: такие периоды затишья неизменно заканчиваются взрывом, поэтому, если женщина менее мудрая и могла бы прийти к выводу, что у мальчиков выросли ангельские крылышки, миссис Джо мысленно готовилась к извержению домашнего вулкана. Одной из причин этого долгожданного затишья стал визит маленькой Бесс: родители привезли ее на неделю, а сами поехали навестить дедушку Лоренса – тому нездоровилось. Мальчики считали Златовласку помесью девочки, ангела и феи, ибо она была прелестным созданием, а золотистые волосы, унаследованные от белокурой мамы, окутывали ее блистающим плащом, из-под которого она улыбалась своим поклонникам, когда была в настроении, и под которым пряталась в минуты обиды. Стричь ее локоны отец не позволял, и они спускались ниже пояса, такие мягкие, гладкие и блестящие, что Деми утверждал: это шелк, прямо из кокона. Все восхищались маленькой принцессой, однако ей это, похоже, не шло во вред, а лишь учило тому, что там, где она появляется, начинает сиять солнышко, а потому она всем улыбалась в ответ, а ее детские невзгоды наполняли все сердца нежностью и состраданием.