друзья и собственное место в мире, что есть ради чего жить и работать, и хотя он был скуп на слова, но все самое лучшее, самое лучезарное в его душе, состарившейся под гнетом тяжкого опыта, откликалось на любовь и доверие. Спасение Дана было предрешено.
Их тихий разговор прервали восторженные вопли Тедди, – к всеобщему удивлению, он поймал форель там, где форелей не видели уже много лет. Малыш так гордился своим неслыханным успехом, что потребовал: добычу нужно показать всем и каждому, прежде чем Ася зажарит ее на ужин; а потому все трое слезли на землю и радостно отправились домой, очень довольные своими последними достижениями.
Следующим на иву наведался Нед, но надолго не задержался, лишь посидел, пока Дик и Долли наловили для него ведерко кузнечиков и сверчков. Нед хотел разыграть Томми – напихать ему в постель десяток насекомых, вот будет потеха, когда Бэнгс туда залезет и сразу же выскочит обратно, а потом полночи будет гоняться за «попрыгунчиками» по комнате. Добычу поймали быстро, и, расплатившись с охотниками мятными леденцами, Нед удалился стелить Томми постель.
Около часа старая ива пела и вздыхала в одиночестве, беседовала с ручейком, глядела, как удлиняются тени на закате. Первые розовые отсветы коснулись ее изящных ветвей, когда по дорожке, а потом и по лужайке крадучись пробрался еще один мальчик и, заметив у ручейка Билли, подошел и таинственным голосом попросил:
– Пойди скажи мистеру Баэру, чтобы он, пожалуйста, пришел ко мне сюда. Только чтобы никто не слышал.
Билли кивнул и убежал прочь, а мальчик забрался на дерево и сидел там, явно волнуясь, но при этом сполна ощущая очарование места и часа. Через пять минут появился мистер Баэр и, встав на изгородь, наклонился к развилке и приветливо произнес:
– Рад тебя видеть, Джек. Чего же ты не вошел и не поздоровался со всеми сразу?
– Простите, сэр, но я сперва хотел поговорить с вами. Мне дядя велел ехать обратно. Я знаю, что не заслуживаю прощения, но очень надеюсь, что ребята меня примут.
Вид у бедняги Джека был не слишком веселый, но было очевидно, что самому ему очень больно и стыдно и он хочет восстановить былые отношения. Дядюшка отлупил его без пощады и отругал последними словами за то, что мальчик последовал его же примеру. Джек умолял, чтобы его не отправляли обратно в школу, однако школа была дешевая, и мистер Форд оказался непреклонен, вот Джек и вернулся как можно незаметнее и спрятался за спину мистера Баэра.
– Надеюсь, что примут, но поручиться не могу, хотя и сделаю все, чтобы они поступили по справедливости. Как мне представляется, раз уж Дану и Нату пришлось столько вынести, причем безвинно, кое-что придется вынести и тебе, ведь ты виноват. Как считаешь? – спросил мистер Баэр, которому было жаль Джека, однако он понимал, что за проступок, не имеющий оправданий, невозможно не наказать.
– Оно, наверное, так, но я вернул Томми его деньги и извинился – разве этого не довольно? – не без обиды спросил Джек; дело в том, что у человека, способного на столь низкий поступок, как правило, не хватает мужества с достоинством сносить последствия.
– Не довольно; я считаю, что ты должен открыто и честно попросить прощения у всех трех мальчиков. Полагаю, что в первое время ты не дождешься от них ни доверия, ни уважения, но если приложишь усилия, ты это стерпишь, да и я тебе помогу. Воровать и лгать – низко и грешно, и я надеюсь, что ты усвоил этот урок. Я рад, что тебе стыдно, это добрый знак. Прояви терпение и приложи все силы, чтобы исправить свою репутацию.
– Я проведу аукцион и распродам все свои вещи дешево-предешево, – пообещал Джек, характерным образом проявляя свое раскаяние.
– Мне кажется, вещи правильнее будет раздать и начать жизнь сначала. Возьми себе девиз: «Честность прежде всего» – и следуй ему словом, делом и мыслью, и, хотя этим летом ты не заработаешь ни цента, к осени сделаешься богачом, – наставительно произнес мистер Баэр.
Задача выглядела нелегкой, однако Джек согласился, ведь он успел убедиться, что обман – дело невыгодное, а ему очень хотелось вернуть себе дружбу других мальчиков. Очень он любил чем-то владеть и стонал про себя от одной мысли, что некоторые дорогие сердцу вещи придется отдать. В сравнении с этим публичное покаяние казалось не столь уж тягостным, однако постепенно он начал открывать для себя, что существуют вещи – незримые, но очень ценные, – владеть которыми даже приятнее, чем ножичками, рыболовными крючками и даже деньгами. И вот Джек решил прикупить себе место в обществе, пусть и высокой ценой: вернуть доверие товарищей по играм – ничего, что его не потрогаешь и не продашь.
– Ладно, согласен, – произнес он с внезапной решимостью, которая очень понравилась мистеру Баэру.
– Отлично! А я буду тебе помогать. Ну пошли, прямо сейчас и начнем.
И папа Баэр повел маленького банкрота обратно в его тесный мирок, который поначалу принял его прохладно, но постепенно потеплел, увидев, что урок пошел Джеку на пользу и он всей душой старается мудрее распоряжаться новым своим товаром.
Глава шестнадцатая. Как объезжают жеребенка
«Чем, господи прости, занят этот мальчишка?» – задалась вопросом миссис Джо, понаблюдав, как Дан бегает по треугольнику периметром в полмили, точно заведенный. Был он один и, похоже, задумал добегаться до лихорадки или сломать шею, ибо после нескольких повторов стал прыгать на изгородь, крутить сальто на дорожке, а в итоге рухнул у дверей на траву в полном изнеможении.
– К забегу готовишься, Дан? – поинтересовалась миссис Джо через окно, возле которого сидела.
Дан стремительно поднял глаза и, пыхтя, усмехнулся:
– Нет, пар выпускаю.
– А более спокойного способа нет? Разболеешься, если будешь так носиться в жару, – заметила миссис Джо и тоже рассмеялась, а потом сбросила ему большой веер из пальмового листа.
– Ничего не могу поделать. Приходится бегать, – ответил Дан, причем в его беспокойных глазах застыло настолько загадочное выражение, что миссис Джо встревожилась и поспешно спросила:
– Что, тесновато становится в Пламфилде?
– Ну, будь он побольше, я бы не расстроился. Но мне тут нравится, вот только чего ж поделать, в меня иногда точно черт вселяется и хочется сбежать.
Слова эти выскочили помимо его воли – едва они прозвучали, Дан принял виноватый вид и, похоже, сообразил, что заслуживает упрека за неблагодарность. Однако миссис Джо были понятны его чувства, и, хотя они ее расстраивали, винить мальчика в том, что он в них сознался, она не могла. Она бросила на него тревожный взгляд, оценила, каким он стал рослым и сильным, какой энергией лучилось его лицо, – приметливые глаза, решительный рот; вспомнив, какой безграничной свободой он пользовался в былые годы, она смогла понять, что даже те нежные путы, которыми сковывал его этот дом, иногда сильно его теснят, когда пробуждается былой мятежный дух.
«Да, – сказала она самой себе, – моему дикому ястребу нужна клетка попросторнее. При этом, если я его выпущу на волю, боюсь, он пропадет. Нужно понять, чем я могу привязать его к дому и уберечь от напастей».
– Мне все это прекрасно известно, – произнесла она вслух. – Это не «черт», как ты выражаешься, а совершенно естественное стремление к свободе, свойственное всем молодым людям. Я в свое время испытывала то же самое и однажды тоже решила, что сейчас сбегу, пусть и быстро одумалась.
– А почему вы не сбежали? – осведомился Дан, подходя и облокачиваясь на низкий подоконник – ему явно хотелось продолжить разговор.
– Понимала, что это глупо. А еще меня удержала любовь к маме.
– У меня мамы нет, – начал было Дан.
– А мне казалось, что теперь есть, – произнесла миссис Джо, ласково откидывая жесткие волосы с его разгоряченного лба.
– Вы ко мне ужасно добры, и я вам страшно благодарен, но ведь это не то же самое? – И Дан бросил на нее тоскливый, страждущий взгляд, пронзивший ее в самое сердце.
– Нет, дружок, не то же самое, и никогда не будет. Полагаю, что собственная мама очень многое бы для тебя значила. Но раз ее нет, позволь мне попробовать занять ее место. Боюсь, я не слишком хорошо справляюсь – в противном случае тебе не захотелось бы меня покинуть, – добавила она печально.
– Отлично справляетесь! – возразил Дан. – Я не хочу никуда уходить и никуда не уйду по своей воле. Но время от времени мне просто надо как-то выпустить пар. Хочется очертя голову бежать вперед, что-нибудь расколотить, кого-нибудь отмутузить. Почему – не знаю, а только хочется – и все тут.
Дан говорил, смеясь, но при этом серьезно – он сдвинул черные брови и с такой силой стукнул кулаком по подоконнику, что наперсток миссис Джо улетел в траву. Дан отыскал его, и, забирая наперсток обратно, миссис Джо задержала его большую смуглую ладонь в своей и произнесла – причем было видно, что слова эти дались ей непросто:
– Что же, Дан, нужно бежать – беги, но не убегай слишком далеко и возвращайся ко мне поскорее, ты мне очень нужен.
Это неожиданное разрешение явно изумило Дана и, судя по всему, преуменьшило его желание обратиться в бродягу. Почему – сам он не знал, а вот миссис Джо знала и, будучи осведомленной о природной изменчивости человеческого разума, рассчитывала, что именно эта изменчивость и поможет ей в сложившейся ситуации. Чутьем она понимала: если мальчика сдерживать, он взбунтуется, а вот если предоставить ему свободу, само это ощущение подействует на него благотворно, тем более если к нему присоединится осознание того, что тем, кого он и сам любит, дорого его присутствие. Она провела небольшой эксперимент, и он прошел успешно, потому что Дан некоторое время стоял молча, неосознанно раздергивая веер и размышляя над услышанным. Он понимал, что она воззвала к его сердцу и его чести, и подтвердил, что понял ее слова, произнеся со смесью сожаления и решимости:
– Пока я – никуда, а решу сбежать – скажу вам заранее. Так ведь оно по-честному, верно?
– Да, давай так и уговоримся. А я подумаю, нет ли какого способа спустить пар поэффективнее, чем носиться по всему поместью, как дикий пес, ломать мои веера и драться с другими мальчиками. Что мы с тобой можем изобрести? – И пока Дан пытался привести растерзанный веер в изначальный вид, миссис Джо изо всех сил думала, как удержать под безопасной крышей своего бродягу – до того момента, когда он полюбит сидеть в классе и приобретать знания.