– А не хочешь стать моим посыльным? – спросила она, ибо ее внезапно осенило.
– Ходить в город, выполнять поручения? – уточнил Дан, мигом заинтересовавшись.
– Да. Францу уже надоело, Сайлас и так слишком загружен, а у мистера Баэра нет времени. Старина Энди – конь смирный, правишь ты хорошо, а городские улицы знаешь не хуже почтальона. Давай попробуем – вдруг две-три поездки в неделю окажутся ничем не хуже, чем один побег в месяц.
– Я бы с удовольствием, но при условии, что я буду ездить один и все делать сам. Не хочу, чтобы другие рядом болтались, – объявил Дан, которому так понравилась эта новая затея, что он уже начал продумывать подробности.
– Если мистер Баэр согласится, так оно и будет. Эмиль, наверное, поворчит, но ему лошадь доверять нельзя, а тебе можно. Кстати, завтра как раз базарный день, мне нужно составить список покупок. А ты проверь, что тележка в порядке, и скажи Сайласу, чтобы приготовил фрукты и овощи для матушки. Встать придется спозаранку и вернуться к началу уроков – сможешь?
– Я вообще ранняя пташка, так что это мне запросто. – Дан накинул курточку на плечи, готовый действовать.
– Похоже, на сей раз червячок ранней пташке и достался[321], – весело произнесла миссис Джо.
– Да еще какой жирный червячок! – присовокупил Дан и со смехом удалился – обновить кнут, вымыть тележку и рассказать Сайласу, какой важный человек новый посыльный.
«А когда это ему надоест, я еще что-нибудь придумаю и, если его снова одолеет беспокойство, буду во всеоружии», – произнесла про себя миссис Джо, составляя список покупок и ощущая глубокую благодарность за то, что не все ее мальчики такие, как Дан.
Мистер Баэр не полностью одобрил ее план, однако согласился его опробовать: это придало Дану осмотрительности и принудило его отказаться от некоторых собственных планов, важную роль в которых играли новый кнутик и длинный подъем в гору. На следующее утро он встал с петухами и героически преодолел искушение устроить по дороге в город гонку с молочником. Добравшись до места, он тщательно выполнил все поручения – к изумлению мистера Баэра и великой радости миссис Джо. Командор действительно поворчал, узнав, на какую должность назначили Дана, но его удалось умиротворить покупкой нового замка для лодочного сарая, а также уверениями в том, что моряки достойны лучшей участи, чем поездки на рынок и выполнение бытовых поручений. Несколько недель Дан старательно и охотно исполнял свою новую должность, а о побеге больше и не заикался. Но потом в один прекрасный день мистер Баэр застукал его, когда он тузил Джека, – тот орал и молил о пощаде.
– Как так, Дан? Мне казалось, ты больше не дерешься, – заметил мистер Баэр, придя бедолаге Джеку на выручку.
– Мы не деремся, мы боремся, – уточнил Дан, неохотно отходя в сторону.
– А по виду – настоящая драка, да и по ощущению тоже, верно, Джек? – спросил мистер Баэр, глядя, как побежденный джентльмен с трудом поднимается на ноги.
– Чтоб я еще стал с ним бороться. Он мне чуть голову не открутил, – рявкнул Джек, ухватившись за эту ценную часть своего тела так, будто она действительно нетвердо держалась на плечах.
– Мы начали так, в шутку, но, когда он упал, я что-то разошелся. Прости, если сделал тебе больно, старина, – извинился Дан с пристыженным видом.
– Я все понимаю. Желание кого-нибудь отколотить оказалось необоримым. Ты прямо берсерк[322], Дан, не можешь обходиться без потасовок, как вон Нат – без музыки, – произнес мистер Баэр, прекрасно знавший содержание разговора Дана с миссис Джо.
– Ничего не могу поделать. Не хочешь схлопотать – держись от меня подальше, – ответил Дан и так посмотрел на Джека своими черными глазами, что тот поспешил удалиться.
– Хочешь с кем побороться – давай со мной, это посложнее, чем с Джеком, – предложил мистер Баэр, а потом отвел Дана к дровяному сараю: там лежали корни, которые выкорчевали еще весной, но пока некому было их расколоть.
– Вот как почувствуешь желание кого изувечить – приходи сюда и спускай пар. Я тебе буду только благодарен.
– И приду. – Дан подхватил лежавший поблизости топор, опустил его на крепкий корень и пошел колоть с таким энтузиазмом, что только щепки полетели, а мистер Баэр сбежал, опасаясь за свою жизнь.
Дан, к искреннему восторгу мистера Баэра, поймал его на слове и часто боролся с узловатыми корнями – шляпа и курточка сброшены, лицо багровое, глаза так и пышут гневом. Упорный противник доводил его до неистовства, он бранился вполголоса, пока не одерживал победу, а после этого с триумфальным видом шагал к сараю, таща охапку наколотых дубовых дров. Он сажал занозы, надрывал поясницу, затуплял топор, однако все это шло ему на пользу, и корявые корни приносили несказанное утешение, ибо с каждым ударом топора он сбрасывал часть накопившейся энергии, которая в ином случае была бы растрачена куда менее безобидным образом.
– Я прямо не знаю, что делать, когда корни закончатся, – бормотала себе под нос миссис Джо, ибо новые озарения ее не посещали и она почти опустила руки.
Дан, однако, сам нашел себе очередное занятие – и начал предаваться ему еще до того, как остальные уяснили, в чем причина его новообретенного благодушия. В Пламфилде этим летом держали отличного молодого жеребчика мистера Лори – он бегал на воле по большому выпасу за ручьем. Мальчиков очень занимало это прекрасное своевольное животное, и некоторое время им нравилось смотреть, как он скачет галопом, раздувая пушистый хвост и высоко вскинув горделивую голову. Но им это довольно быстро надоело, так что они оставили Принца Чарли в покое[323]. Все, кроме Дана: ему никогда не надоедало смотреть на лошадку, он навещал ее каждый день, принося кусочек сахара, краюшку хлеба или яблоко. Чарли был ему благодарен, не чурался его дружбы, так что между ними возникла явная взаимная приязнь, необъяснимая, но сильная. В какой бы части выгона ни находился Чарли, он неизменно мчался к Дану, стоило тому свистнуть от ворот, и мальчик чувствовал несказанное счастье, когда прекрасное стремительное существо опускало голову ему на плечо и глядело на него дивными глазами, исполненными ума и восхищения.
– Мы с тобой друг друга без всяких слов понимаем, верно, старина? – говорил, бывало, Дан, гордившийся этой дружбой – он так ревностно ее оберегал, что никому про нее не рассказывал, а в качестве спутника на эти прогулки не брал никого, кроме Тедди.
Мистер Лори время от времени приезжал проведать Чарли и поговаривал о том, что к осени пора будет его объезжать.
– Приручить его будет несложно, он у нас паренек ласковый, спокойный. Приеду-ка я как-нибудь и сам попробую его заседлать, – объявил он во время одного из таких визитов.
– Недоуздок он мне надеть позволяет, а вот седло вряд ли стерпит, даже если его заставить, – ответил Дан, всегда присутствовавший при встречах Чарли с его хозяином.
– Ну, я его как-нибудь уговорю, хотя он меня разок-другой и сбросит. С ним никогда не обращались сурово, так что его это, видимо, удивит, но вряд ли напугает и выходки его наверняка будут безобидными.
– Интересно, как именно он себя поведет, – сказал про себя Дан, когда мистер Лори отошел вместе с профессором, а Чарли вернулся к воротам, от которых отбежал подальше при появлении джентльменов.
Тут мальчику пришла в голову дерзкая мысль самому провести этот эксперимент – он как раз сидел на верхней перекладине ворот, и лоснящаяся спина находилась соблазнительно близко. Даже и не подумав об опасности, Дан поддался порыву и, пока ничего не подозревающий Чарли жевал предложенное ему яблоко, стремительно и плавно переместился ему на спину. Усидел он там, впрочем, недолго: изумленно фыркнув, Чарли взвился на дыбы и сбросил Дана на землю. Мальчик не ударился – травка оказалась мягкой, – вскочил и со смехом проговорил:
– А все-таки получилось! Иди сюда, негодник, еще раз попробуем.
Но Чарли отказался к нему подходить, поэтому Дан ушел, однако с твердым намерением добиться своего: любое такое противостояние было ему по душе. В следующий раз он взял недоуздок и, надев его на жеребчика, некоторое время играл с ним, водил туда-сюда, заставлял скакать и взбрыкивать, пока тот не притомился. После этого Дан уселся на изгородь, угостил своего приятеля хлебом, но при этом все выжидал подходящую возможность и наконец, покрепче ухватившись за недоуздок, скользнул Чарли на спину. Чарли прибег к прежней уловке, однако на сей раз Дан усидел: он успел натренироваться с Тоби, у которого случались приступы дурного нрава, и тогда он пытался сбросить наездника. Чарли изумился, вознегодовал и, погарцевав на месте, сорвался в галоп, а Дан кувырком полетел вниз. Не будь он из тех мальчиков, которые из любой передряги выходят целыми и невредимыми, он наверняка сломал бы шею, ему же удалось отделаться крепким ударом о землю; некоторое время он лежал, собираясь с мыслями, а Чарли носился по полю, вскидывая голову и всеми доступными способами показывая, как он радуется незадаче бедного всадника. Потом ему показалось, что с Даном что-то не так, и, будучи животным благородным, он подошел разобраться. Дан дал ему обнюхать себя и несколько минут постоять озадаченным. А потом он поднял на Чарли глаза и произнес решительно – как будто лошадь в состоянии была понять:
– Ты думаешь, что взял верх, – так вот, ты ошибаешься, старина. Я на тебе еще поезжу, сам увидишь.
Новых попыток он в этот день не предпринимал, однако скоро придумал другой способ приучить Чарли ходить под седлом. Он привязал ему на спину сложенное одеяло, а потом позволил носиться, брыкаться, кататься и возмущаться сколько вздумается. Побунтовав, Чарли смирился и через несколько дней позволил Дану сесть верхом. Впрочем, он часто вставал как вкопанный и оглядывался, будто пытаясь произнести одновременно и со смирением, и с упреком: «Я тебя не понимаю, но вряд ли ты хочешь мне зла, так что уж ладно».