Тедди последовал за ним и трудился, как бобренок, бегая туда-сюда с пустыми и полными корзинками. Скоро в сарай оттащили еще целый бушель. Мальчики выискивали в кустах затерявшиеся орехи, когда звонок позвал их на уроки.
– Папа! Можно, мы останемся и еще пособираем? А то эти паршивые белки все подберут. Уроки я потом выучу! – закричал Роб, вбегая в класс, взлохмаченный и раскрасневшийся от холодного ветра и беготни.
– Если бы ты каждое утро вставал пораньше и делал часть работы, тебе не пришлось бы сейчас спешить. Я тебе об этом говорил, Роб, а ты не слушал. Я не позволю, чтобы ты пренебрегал занятиями, как до того пренебрегал работой. Белкам в этом году достанется больше обычного, и они это заслужили, потому что трудились не покладая лапок. Я отпущу тебя на час раньше, но не более того. – И мистер Баэр усадил Роба на его место, а наш маленький мужчина так и вцепился в книги, чтобы заработать себе этот самый бесценный час.
Тяжко было сидеть за партой и слушать, как ветер сбрасывает на землю последние орехи, а проворные плутишки носятся туда-сюда, время от времени останавливаясь, чтобы прямо на глазах у Роба полакомиться орехом, да еще и вертят при этом хвостами, как бы произнося язвительно: «Нам досталось, а тебе нет, лентяй». Единственное, что поддерживало бедного ребенка в этот тяжкий момент, – это вид Тедди, который усердно трудился в одиночестве. Воля и выдержка малыша вызывали восхищение. Он собирал и собирал орехи, пока не разболелась спинка. Он топал туда-сюда, пока не заныли ножки, он не обращал внимания на вой ветра и вредных «бейок», пока наконец мама не бросила свою работу и не присоединилась к нему, восхищаясь стойкостью малыша, пытавшегося помочь брату. Когда Роба отпустили, он обнаружил, что Тедди, совершенно измотанный, сидит на своей корзинке, вмещающей ровно бушель, однако сдаваться не собирается: одной чумазой ручонкой он махал, пытаясь отогнать воришек, а в другой держал большое яблоко и подкреплялся.
Роб взялся за дело, и к двум часам все попадавшие орехи были собраны и водворены в сарай, под крышу, а усталые работники радовались своим успехам. Вот только Хвостатик с супругой не собирались сдаваться так просто, и когда через несколько дней Роб пошел проведать свои орехи, он изумился ощутимой их нехватке. Никто из мальчиков их украсть не мог, поскольку дверь стояла запертой. Голуби орехов не едят, а крыс в сарае не водилось. Юные Баэры громко стенали, но тут Дик заметил:
– А я видел Хвостатика на крыше сарая, небось он и стащил.
– Я так и знал! Сейчас возьму капкан и поймаю его до смерти! – посулил Роб, возмущенный алчностью Хвостатика.
– Лучше проследи, куда он их прячет, я попробую их забрать обратно, – предложил Дан, которого немало забавляло состязание мальчиков и белочек.
Роб проследил и понял, что мистер и миссис Хвостатик спрыгивают с кроны ильма на крышу сарая, пролезают в дырочку, вызывая переполох среди голубей, и выскакивают обратно, держа в зубах по ореху. Вылезти тем же путем с грузом у них не получалось, поэтому они сбегали по крыше, вдоль стены, спрыгивали вниз на углу, скрывались из виду, а возвращались уже без поклажи. Роб помчался туда и обнаружил в углублении, под слоем листьев, целый склад награбленного – впоследствии его, видимо, планировали постепенно переместить в дупла.
– Вы злодеи! – объявил Роб. – Ну, теперь я вас перехитрю, ни одного не оставлю!
Он забрал все орехи из хранилища и из сарая и переместил на чердак, убедившись, что все оконные стекла целы, ни одна вороватая белка не проберется внутрь. Белки, видимо, поняли, что игра окончена, и забрались к себе в дупло, хотя время от времени, не удержавшись, сбрасывали Робу на голову ореховую скорлупу и громко бранились, – похоже, они не готовы были ни забыть, ни простить его победу.
Отец и матушка Баэр сняли урожай иного толка, описать который куда сложнее; тем не менее они были им удовлетворены и пришли к выводу, что летние труды их не пропали втуне и им остается лишь радоваться тому, что оказалось в их закромах.
Глава девятнадцатая. Джон Брук
– Деми, дружочек, просыпайся! Ты мне нужен.
– Да ладно, я только что лег. Еще точно не утро. – Деми, вырванный из первого крепкого сна, моргал глазами, точно совенок.
– Десять вечера, но твой папа заболел, ты должен к нему ехать. Ах, милый мой Джон! Бедный Джон!
Тетя Джо уронила голову на подушку и зарыдала, разом прогнав от Деми весь сон и наполнив его сердце страхом и недоумением. У мальчика создалось смутное ощущение, что тетя Джо называет его Джоном и плачет над ним, как будто некая потеря уже сделала его «бедным». Он без единого слова прижался к ней, а через миг она уже взяла себя в руки и сказала, нежно поцеловав его встревоженное личико:
– Нужно с ним попрощаться, дружочек, и нельзя терять ни минуты. Быстро одевайся и иди в мою комнату. А я разбужу Дейзи.
– Да, сейчас.
Как только тетя Джо вышла, Деми тихонько встал, оделся, точно во сне, и, не потревожив крепко спавшего Томми, прошел по безмолвному дому с ощущением, что сейчас случится нечто неведомое и непоправимое, что на какое-то время отделит его от остальных мальчиков, сделает мир темным, бездвижным и странным – какими казались во тьме все эти знакомые комнаты. У дверей стоял экипаж, присланный мистером Лори. Дейзи собралась быстро, и всю дорогу до города брат и сестра держались за руки. Экипаж, в котором они сидели с дядей и тетей, стремительно и бесшумно катил по темным дорогам, они ехали прощаться с отцом.
О случившемся знали только Франц и Эмиль, и, когда наутро они спустились вниз, изумление и тревога всех мальчиков были велики, ибо без хозяина и хозяйки в доме сделалось пустынно. Завтрак прошел уныло – не было жизнерадостной миссис Джо, чтобы разливать чай, а когда настало время занятий, место мистера Баэра пустовало. Мальчики около часа слонялись по комнатам, ожидая новостей и надеясь, что с папой Деми и Дейзи все будет хорошо – все в школе очень любили славного Джона Брука. Пробило десять, но никто не приехал и не унял их тревогу. Играть не хотелось, время тянулось мучительно, все просто сидели, мрачные и подавленные. А потом Франц встал и произнес своим решительным голосом:
– Послушайте, мальчики! Идем в класс и будем заниматься, как будто дядя здесь, с нами. Так и время пойдет быстрее, и он будет доволен, я уверен.
– А кто будет слушать наши ответы? – спросил Джек.
– Я. Знаю я, конечно, не больше вашего, но я тут старший и попробую побыть за дядю до его приезда – если вы не возражаете.
Эти слова, произнесенные скромным и серьезным тоном, произвели на мальчиков впечатление, ибо, хотя глаза у бедного парня были красными – всю эту долгую печальную ночь он плакал по дяде Джону, – в его манерах сквозила новообретенная зрелость, как будто он уже познал все беды и заботы взрослой жизни и пытался мужественно им противостоять.
– Лично я согласен, – сказал Эмиль и отправился на свое место, памятуя, что первый долг моряка – повиноваться своему капитану.
Остальные последовали его примеру. Франц сел на дядино место, и на целый час воцарился порядок. Мальчики учили и отвечали уроки, Франц оказался терпеливым, доброжелательным педагогом, мудро избегая тем, которые были ему не по силам, и поддерживая дисциплину скорее с помощью неосознанного достоинства, сообщенного ему горем, чем с помощью нравоучений. Малыши читали, когда в прихожей послышались шаги, и все подняли глаза – чтобы прочитать новости на лице вошедшего мистера Баэра. Это доброе лицо сразу же сообщило им, что у Деми больше нет отца, ибо мистер Баэр был бледен, изможден и исполнен тихой печали, которая не позволила ему подобрать слова для ответа Робу, когда тот подбежал к нему и произнес с укором:
– Папочка, ты зачем меня одного оставил среди ночи?
Память о другом отце, который тоже оставил своих детей в ночи и уже не вернется никогда, заставила мистера Баэра покрепче прижать к себе сынишку и на миг зарыться лицом в его курчавые волосы. Эмиль опустил голову ему на локоть, Франц подошел и положил руку дяде на плечо – его мальчишеское лицо побледнело от горя и сострадания, – а остальные сидели так тихо, что за окном отчетливо слышался шорох опадавших листьев.
Роб не до конца понимал, что случилось, но ему больно было видеть, что папа грустит, а потому он поднял головку и произнес звонким голоском:
– Ты не плачь, майн фатер! Мы все вели себя хорошо, учили без тебя уроки, а Франц был за учителя.
Мистер Баэр поднял глаза, попробовал улыбнуться и произнес благодарным тоном, заставившим мальчиков почувствовать себя почти ангелами:
– Большое вам спасибо, друзья мои. Это замечательный способ помочь и утешить. Уверяю вас, я этого не забуду.
– Это Франц предложил, и он оказался отличным учителем, – сказал Нат, а остальные подтвердили его слова тихим бормотанием, крайне лестным для юного педагога.
Мистер Баэр опустил Роба на пол, встал, обхватил рукой за плечи своего рослого племянника и произнес с явным удовольствием:
– От этого тяжелый день сделался легче, вы показали мне, что достойны полного доверия. Мне нужно ехать в город, придется оставить вас на долгие часы. Я собирался устроить вам выходной, а некоторых и вовсе отправить по домам, но если хотите остаться и продолжить начатое, я буду только рад и горд за моих славных мальчиков.
«Останемся»; «Ну конечно»; «Франц за нами присмотрит», – раздались сразу несколько голосов; мальчики радовались оказанному им доверию.
– А мумуля не вернется домой? – тоскливо осведомился Роб, поскольку дом без мумули был для него все равно что мир без солнца.
– Мы оба вернемся к ночи, но милой нашей тете Мег мама сейчас нужнее, чем тебе, и я уверен, ты не будешь возражать.
– Да, не буду. А вот Тедди без нее плакал, и ударил Нянюшку, и вообще страшно баловался, – накляузничал Роб, как будто тем самым можно было вернуть маму домой.
– Где мой маленький мужчина? – осведомился мистер Баэр.