– Вот здорово! – воскликнул Дан, которому простые жизненные истории нравились больше самых изысканных сказок. – Вот этот мальчик мне очень понравился.
– А я могу напилить тебе дров, тетя Джо! – вызвался Деми, поскольку тетин рассказ намекнул ему на новый способ заработать денег для мамы.
– Расскажите про плохого мальчика. Я такие истории больше люблю, – попросила Нан.
– Лучше расскажите про непослушную вредину, – вставил Томми, которому Нан своей выходкой испортила вечер. В результате яблоко показалось ему горьким, кукуруза – жесткой, орехи – твердыми, а при виде Неда и Нан, сидевших на одной скамейке, жизнь и вовсе сделалась в тягость.
Но больше миссис Джо ничего не рассказала, потому что, взглянув на Роба, обнаружила, что тот крепко спит, зажав последнее кукурузное зернышко в пухлом кулачке. Укутав сына в одеяльце, мама унесла его прочь и уложила в постельку, зная, что больше он не подскочит.
– Ну, поглядим, кто зайдет следующим, – сказал Эмиль, на всякий случай приоткрывая дверь.
Мимо прошла Мэри-Энн, ее окликнули, однако Сайлас успел ее предупредить, так что она только рассмеялась и поспешила прочь, сколько ее ни заманивали. Но вот дверь открылась, и в прихожей послышался громкий голос:
– Это дядя Фриц. Давайте громко смеяться, тогда он обязательно зайдет, – предложил Эмиль.
Воспоследовал оглушительный раскат хохота, и дядя Фриц тут же заглянул в комнату с вопросом:
– И чего смешного, друзья мои?
– Попался! Попался! Теперь не уйдете, пока не расскажете нам историю! – закричали мальчики, захлопывая дверь.
– Ага! Так вот чего тут смешного! Ну ладно, я и не хотел уходить, очень уж у вас хорошо, а раз попался – буду рассказывать.
После чего дядя Фриц сел и начал:
– Давным-давно твой дедушка, Деми, поехал читать проповедь в большом городе, в надежде найти денег для сиротского дома, который собирались открыть хорошие люди. Проповедь прошла успешно, он положил в карман приличную сумму и очень этому радовался. Поехал он в фаэтоне[333] в следующий город и ближе к вечеру оказался в безлюдном месте. Дедушка только успел подумать, что это самое подходящее место для грабителей, как из леса вышел какой-то человек злобного вида и медленно двинулся вперед, пока не поравнялся с каретой. Дедушка переживал из-за денег и в первый момент подумал было развернуться и ускакать. Вот только лошадь его притомилась, да и не хотелось подозревать человека попусту, поэтому дедушка продолжил путь, а когда оказался рядом и увидел, каким бедным, больным и оборванным выглядит незнакомец, он почувствовал укор совести, остановился и доброжелательно произнес: «Друг мой, вы, похоже, устали. Позвольте вас подвезти». Незнакомец, судя по всему, удивился, немного подумал, но потом сел в фаэтон. Говорить ему, по всей видимости, не хотелось, дедушка же беседовал с ним в обычном своем мудром и бодром тоне – какой тяжелый выдался год, как нелегко приходится беднякам, как трудно иногда сводить концы с концами. Незнакомец постепенно оттаял и, проникнувшись этой доброжелательной болтовней, рассказал о себе. Он долго болел, не мог работать, у него дети, он в отчаянии. Дедушка проникся к нему такой жалостью, что забыл свои страхи, спросил, как незнакомца зовут, пообещал поискать ему работу в соседнем городе – у него там есть друзья. Чтобы достать бумагу и карандаш и записать адрес, дедушка вытащил плотно набитый бумажник – и незнакомец тут же впился в него глазами. Тут дедушка вспомнил, что там внутри, и испугался за свои деньги, однако лишь негромко произнес:
– Да, тут кое-какие деньги для бедных сирот. Будь у меня собственные, я бы с вами с удовольствием поделился. Я небогат, но знаю, каково приходится беднякам. Вот, это мои собственные пять долларов, возьмите для своих детей.
Суровый голодный взгляд незнакомца исполнился благодарности, и он принял от всего сердца скромный дар, никак не затронувший интересы сирот. Они ехали вдвоем до города, а там незнакомец попросил его высадить. Дедушка пожал ему руку и хотел уже было двинуться дальше, но тут незнакомец произнес, будто не мог держать это в себе: «Когда мы встретились, я был в полном отчаянии и собирался вас ограбить, но меня остановила ваша доброта. Благослови вас Бог, сэр, за то, что удержали меня от такого поступка!»
– А дедушка с ним еще встречался? – тут же поинтересовалась Дейзи.
– Нет, но он был твердо убежден, что человек этот нашел работу и никого больше никогда не грабил.
– Удивительно ваш дедушка с ним поступил. Я бы просто сшиб его с ног, – заметил Дан.
– Доброта действеннее силы. Можешь сам это проверить, – ответил, вставая, мистер Баэр.
– Расскажите что-нибудь еще! – взмолилась Дейзи.
– Да, вы просто обязаны, ведь тетя Джо рассказала, – добавил Деми.
– Раз так, я точно не буду, приберегу остальные рассказы на потом. Слишком много историй так же вредно, как слишком много конфет. Я заработал свободу, а потому пойду.
И мистер Баэр пустился наутек, а все его воспитанники вдогонку. Он, впрочем, получил фору и успел укрыться в своем кабинете, мальчики же с гомоном помчались обратно.
Пробежка так их взбудоражила, что вернуться к спокойным занятиям не удалось – воспоследовала оживленная игра в жмурки, по ходу которой Томми доказал, что усвоил нравственный урок последней истории, потому что, поймав Нан, прошептал ей на ухо:
– Прости, что обозвал тебя врединой.
Нан решила не уступать ему в великодушии, и, когда они стали играть в «Пуговочка, пуговочка, у кого тут пуговочка»[334] и ей выпало водить, она сказала: «Держи покрепче то, что дам» – и так дружелюбно улыбнулась Томми, что он не удивился, когда в руке у него вместо пуговицы оказалось колечко из конского волоса. В тот момент он лишь улыбнулся в ответ, но перед сном предложил Нан откусить самый лучший кусок от последнего яблока. Заметив свое колечко на его пухлом пальчике, Нан милостиво приняла предложение, то есть мир был восстановлен. Оба стыдились временного охлаждения, зато нашли в себе смелость сказать: «Прости, это моя вина», и детская их дружба не пострадала, а домик на иве простоял еще долго – прелестным воздушным замком.
Глава двадцать первая. День благодарения
В Пламфилде этот ежегодный праздник справляли в добром старомодном духе, и помешать этому ничто было не в силах. Девочки за несколько дней начинали помогать Асе и миссис Джо в кладовой и на кухне – они пекли пироги и пудинги, перебирали фрукты, протирали тарелки, чувствуя себя очень взрослыми и востребованными. Мальчики маячили на закраинах запретного пространства, принюхиваясь к соблазнительным запахам, подглядывая за загадочными действиями и время от времени получая дозволение отведать то или иное лакомство в процессе его приготовления.
Впрочем, в этом году, похоже, готовилось нечто совершенно исключительное, потому что девочки хлопотали не только на первом этаже, но и на втором, а мальчики – в классе и в сарае, так что во всем доме не стихала веселая суматоха. Все выискивали старые ленты и канитель, резали и клеили золотую фольгу, а Франц и миссис Джо в огромных количествах волокли куда-то солому, холстину, фланель и крупные черные бусины. Нед у себя в мастерской стучал молотком по каким-то странным машинам, Деми и Томми бродили по дому, что-то бормоча себе под нос, будто заучивая. Из комнаты Эмиля время от времени доносился страшный грохот, а из детской – взрывы хохота, когда туда посылали за Робом и Тедди, а потом они на много часов скрывались из глаз. Сильнее прочего мистера Баэра озадачивал вопрос, что такое случилось с большой тыквой Роба. Ее торжественно принесли на кухню, и через некоторое время там появилась дюжина пирожков с золотистой начинкой. На это хватило бы примерно четверти великанского овоща – куда же подевалось остальное? Исчезло без следа, однако Роб, похоже, не переживал, а когда про тыкву вспоминали, он ухмылялся и говорил папе:
– Подожди, увидишь.
Дело в том, что суть всей затеи состояла в том, чтобы устроить папе Баэру сюрприз, а для этого нужно было хранить все от него в тайне.
Папа Баэр послушно держал глаза, уши и рот на замке, ходил по дому, стараясь не замечать даже самого очевидного, не вслушиваться в звуки, из которых многое становилось ясно, и не вдумываться в суть совершенно прозрачных тайн. Он, как всякий немец, любил такие нехитрые домашние празднества и всячески их поощрял, ведь с ними жизнь в доме делалась настолько интересной, что у мальчиков не возникало искушения искать удовольствий в другом месте.
И вот наконец долгожданный день настал, и мальчики отправились на прогулку, чтобы нагулять к ужину добрый аппетит – как будто они в этом нуждались! Девочки остались дома – помочь накрыть на стол и добавить последние штрихи к разнообразным затеям, которые так сильно будоражили их юные души. Класс заперли еще накануне вечером, и мистеру Баэру строго-настрого запретили туда входить: если попробует – его поколотит Тедди, который стерег дверь не хуже маленького дракончика, хотя ему и не терпелось все выболтать, так что одно лишь героическое самопожертвование его папы, который попросту пропускал все мимо ушей, и позволило сохранить великую тайну.
– Все готово, и вышло совершенно замечательно! – воскликнула Нан, наконец выскочив из классной с победоносным видом.
– Сама-знаешь-что в полном порядке, а Сайлас знает, что должен делать, – добавила Дейзи, подпрыгивая на радостях – она явно в чем-то преуспела.
– Ох уж и хороши они все, особливо мелкие зверушки, – высказался Сайлас, с которым поделились всеми тайнами. Он ушел, смеясь, как взрослый ребенок.
– Возвращаются! Я слышу, как Эмиль кричит: «Прочь с дороги, сухопутные крысы!» – так что побежали одеваться! – крикнула Нан, и они со всех ног бросились к себе в комнату.