– Это уж верно. Дамам столько есть не пристало. Им должно быть довольно мороженого и кусочка кекса, да и те нужно кушать элегантно. Не люблю смотреть, как девушка наворачивает. Нам, мужчинам, после всех наших тяжких трудов без этого никак, и чтоб я провалился, если я не ухвачу еще парочку меренг, прежде чем они закончатся. Эй, официант! Принесите нам вон то блюдо, да поживее! – распорядился Тюфяк, ткнув пальцем в юношу в довольно обтрепанном сюртуке, который проходил мимо с подносом, уставленным бокалами.
Распоряжение было выполнено незамедлительно, но у Джорджа тут же напрочь отбили аппетит, потому что Долли, поднявший глаза от своего попорченного сюртука, воскликнул, состроив перепуганную гримасу:
– Ну ты даешь, дружище! Это же Мортон, главный умник мистера Баэра. Знает все на свете, мозгов полная голова и, похоже, получит все мыслимые награды. Долго тебе теперь это будут припоминать.
И Долли рассмеялся так заливисто, что с ложечки его упало мороженое и приземлилось на голову сидевшей внизу леди, – словом, он тоже попал в переделку.
Оставим их предаваться отчаянию и послушаем, о чем перешептываются две барышни – они удобно устроились в тихой нише и ждут, когда их поклонники насытятся.
– Верное дело, приемы у Лоренсов всегда ужас какие миленькие. А тебе нравится? – спрашивает та, что помладше, и озирается с заинтересованным видом человека, мало привычного к таким удовольствиям.
– Очень нравится, вот только мне всегда кажется, что я не так одета. Дома мои платья выглядят вполне элегантными – я думала, что здесь смогу затмить абсолютно всех, а в результате выгляжу глупой провинциалкой. Заводить новые нет ни денег, ни времени – даже если бы я знала, какие нужны, – отвечала вторая, окинув тревожным взглядом свой ярко-розовый шелковый наряд с отделкой из дешевого кружева.
– Попроси миссис Брук объяснить тебе, как доводить платья до ума. Со мной она была очень любезна. У меня есть зеленое шелковое платье, оно выглядело ужас как дешево и нелепо рядом со здешними нарядами, так что я очень стеснялась и в конце концов спросила, сколько будет стоить платье вроде того, которое на миссис Лоренс; оно на вид совсем простое и элегантное, и я решила: вряд ли дорого, – но оказалось, это индийский муслин и валансьенские кружева, – понятное дело, мне такое не по карману. И тут миссис Брук сказала: «Дополните зеленый шелк муслином, в волосы вплетите цветки хмеля или другие – но главное белые, а не розовые, и получится очень симпатичный туалет». Правда ведь он хорош и очень мне к лицу? – И мисс Бертон оглядела себя с ребячливым удовлетворением: со вкусом подобранное дополнение облагородило крикливый цвет платья, а колокольчики хмеля шли к ее рыжим волосам куда больше, чем розы.
– Очень миленько, я им как раз восхищалась. Я тоже так поступлю, спрошу про свое алое платье. Миссис Брук научила меня, как избавиться от головной боли, а Мэри Клей перестала страдать от несварения после того, как бросила пить кофе с горячим хлебом.
– А миссис Лоренс посоветовала мне побольше ходить, бегать и посещать гимнастический зал, чтобы распрямить плечи и раскрыть грудную клетку – фигура у меня стала гораздо лучше.
– А ты знаешь, что мистер Лоренс оплачивает все счета Амелии Меррил? У нее отец разорился, и она страшно страдала, что придется бросить учебу; но он такой добрый человек – помог ей и все исправил.
– Да, а профессор Баэр по вечерам приглашает к себе некоторых студентов и помогает им заниматься, чтобы они не отставали от остальных; а когда Чарльз Мэки в прошлом году заболел лихорадкой, миссис Баэр лично за ним ухаживала. Они, как Бог свят, самые лучшие и самые добрые люди на всем свете.
– Я тоже так думаю, и никогда я не жила так счастливо и с такой пользой, как здесь.
И обе барышни на миг позабыли о своих нарядах и о вкусном ужине и подняли полные любви и благодарности глаза на своих друзей, которые стремились усовершенствовать не только их умы, но также их тела и души.
А теперь перенесемся к оживленной компании, которая ужинает на лестнице: вверху, будто морская пена, – девушки, внизу, куда опускаются самые тяжелые частицы, – осадочная порода из юношей. Эмиль ни за что не будет просто сидеть, если можно примоститься повыше, на какой-нибудь жердочке, – и он украшает собой перила; Том, Нат, Деми и Дан устроились на ступенях и старательно жуют: их дамам уже поднесены всевозможные яства, кавалеры заслужили минутку отдыха – и теперь наслаждаются им, не отрывая глаз от приятнейшего зрелища.
– Жаль, что мальчикам надо уезжать. Без них будет жуть как скучно. Они ведь больше не дразнятся, стали воспитанными, и мне с ними очень хорошо, – заметила Нан, пребывавшая в тот вечер в необычайно великодушном настроении, поскольку Том после своей незадачи приставал к ней меньше обычного.
– И мне тоже жаль; да и Бесс сегодня тоже переживала, хотя в принципе не очень любит мальчиков, если только они не образцы безупречного воспитания. Она рисует голову Дана и еще не совсем закончила. Я раньше не видела, чтобы она так уходила в работу, а получилось действительно очень хорошо. Он ведь такой яркий, рослый – я как его вижу, сразу вспоминаю Умирающего гладиатора или еще какую античную статую. А, вот и Бесс!
– Милочка, как ты сегодня изумительно выглядишь! – проговорила Дейзи, взмахнув рукой: подошла принцесса под ручку с дедушкой.
– Вот уж не думала, что из него толк выйдет. Помнишь, мы его когда-то называли «скверным мальчишкой» и думали, что он станет пиратом или еще чем-нибудь ужасным, потому что он так злобно на нас смотрел и иногда употреблял плохие слова? А теперь он красивее всех остальных мальчиков, так занимательно рассказывает истории, строит интересные планы. Мне он очень нравится; такой взрослый, сильный, независимый. Надоели мне эти маменькины сынки и книжные черви, – в обычной своей решительной манере высказалась Нан.
– Ну уж не красивее Ната! – вскричала верная Дейзи, сличив два лица: одно – на удивление жизнерадостное, другое – с налетом сентиментальной печали даже сейчас, во время поглощения кекса. – Дан мне очень нравится, и я рада, что все у него хорошо. При этом он меня утомляет, и я до сих пор его побаиваюсь. Спокойные люди мне больше по душе.
– Жизнь – борьба, и мне нравятся стойкие борцы. Мальчики вообще слишком беспечны, не понимают, как все серьезно и что такое упорный труд. Посмотри на этого нелепого Тома – транжирит время попусту и выставляет себя на посмешище только потому, что ему не дают желаемого, – так младенцы ревут, требуя луну. А меня этот вздор выводит из себя, – заявила Нан, посмотрев на бодрого Томаса, который исподтишка запихивал миндальное печенье Эмилю в туфли и вообще пытался всеми силами скрасить свое изгнание.
– Другую девушку тронула бы такая преданность. Мне она кажется очень романтичной, – возразила Дейзи, скрывшись за своим веером, ибо совсем рядом сидели и другие девушки.
– Ты – сентиментальная гусыня, не тебе судить. Вот Нат, когда вернется, будет, в отличие от него, настоящим мужчиной. Хорошо было бы и Тому с ним поехать. Я вот как считаю: если мы, девушки, имеем влияние на кого-то из молодых людей, влияние это нужно использовать им на благо, а не баловать их, превращая себя в рабынь, а их – в тиранов. Пусть докажут, на что способны и кем могут стать, а уж потом просят чего-то от нас, давая нам возможность что-то доказать тоже. Вот тогда мы поймем, что из себя представляем, и не наделаем ошибок, о которых потом будем сожалеть до конца жизни.
– Полностью с тобой согласна! – воскликнула Элис Хит, которая была Нан очень по душе и уже выбрала себе профессиональное поприще, как и положено сильной и здравомыслящей девушке. – Просто дайте нам возможность и потерпите, пока мы себя не проявим. От нас ожидается, что мы умом не уступим мужчинам, но им на протяжении многих веков оказывали всю мыслимую помощь, а у нас не было почти ничего. Предоставьте нам равные возможности – посмотрим, к чему это приведет через несколько поколений. Я – за справедливость, а ее почти не существует.
– Все издаешь боевой клич свободы? – поинтересовался Деми, перевесившись через перила. – Поднять знамя! А я постою рядом и, если понадобится, подам руку помощи. Впрочем, если в этот фургон впряглись вы вдвоем с Нан, помощь уже не понадобится.
– Ты для меня великое утешение, Деми, и в любом затруднении я только к тебе и буду обращаться, потому как ты честный парень и никогда не забываешь о том, сколь многим обязан маме, сестре и тетушкам, – продолжила Нан. – Мне по душе мужчины, способные рассуждать честно и признавать, что никакие они не боги. Да и с чего нам считать их богами, если эти неземные создания постоянно совершают нелепые ошибки? Видели бы вы их в болезни, как я, – сразу бы все про них поняли.
– Лежачего не бьют; будь милосердна и делай так, чтобы мы относились к тебе с еще большим доверием и благоговением! – взмолился из-за перекладин Деми.
– Мы будем к вам добры, если вы будете к нам справедливы. Даже не щедры, а попросту справедливы. Прошлой зимой я ходила на дебаты по поводу избирательного права в законодательное собрание; много я в своей жизни наслушалась беспомощного и пошлого щебета, но этот был и вовсе ни в какие ворота; и эти мужчины представляют наши интересы! Мне было стыдно за них, их жен и матерей. Я хочу, чтобы мои интересы представлял умный мужчина, а не идиот – раз уж мне не позволено делать это самой.
– Нан оседлала любимого конька. Сейчас нам всем достанется! – воскликнул Том, раскрывая зонтик, дабы заслонить свою несчастную голову; дело в том, что Нан говорила громко и убежденно, а в этот момент ее возмущенный взгляд случайно упал на него.
– Давай продолжай! Я все записываю, обильно снабжая ремаркой «бурные аплодисменты», – добавил Деми, демонстрируя карандаш и блокнот – чистый Дженкинс.
Дейзи сквозь прутья ущипнула его за нос, поднялся изрядный переполох, ибо Эмиль выкрикнул: «Стоп машина, риф прямо по курсу!» – Том громко зааплодировал, Дан поднял глаза, как будто перспектива потасовки, пусть даже и словесной, крайне его прельщала, а Нат решил поддержать Деми, ибо стоял как раз в нужном положении. В этот переломный момент, когда все смеялись и говорили хором, из прихожей второго этажа выплыла Бесс и ангелом-мироносицей глянула на шумную компанию, а потом осведомилась, с изумлением во взгляде и улыбкой на лице: