Нат произнес эти слова, пристально глядя на то самое окошко с любовью и тоской, сообщившими мужество и печаль его безмятежному лицу, – сразу стало ясно, насколько крепко держит его эта мальчишеская привязанность.
– Об этом я тоже хотела поговорить, и я знаю, что ты простишь мне некоторую резкость, ибо я сочувствую тебе всем сердцем, – произнесла миссис Джо, радуясь, что может поднять эту тему.
– Да, прошу вас, давайте говорить про Дейзи! Я только о том и думаю, что потеряю ее в разлуке. Надежд у меня нет – я ведь не прошу о невозможном, вот только, где бы я ни оказался, я не смогу ее разлюбить! – воскликнул Нат со смесью неистовства и отчаяния на лице – миссис Джо даже перепугалась.
– Выслушай меня, я постараюсь вас обоих утешить и заодно дать добрый совет. Я знаю, что Дейзи к тебе неравнодушна, но мать ее против, а Дейзи у нас девочка хорошая и слушается маму. Молодым людям кажется, что они не в состоянии измениться, при этом они меняются самым изумительным образом, причем почти никто не умирает от разбитого сердца.
Джо улыбнулась, вспомнив, как некогда пыталась утешить еще одного мальчика, а потом негромко продолжила – Нат слушал так, будто с уст ее срывался его приговор.
– Произойдет одно из двух. Либо ты найдешь и полюбишь кого-то другого, либо – это даже и лучше, – погрузившись в учебу и обретя в этом счастье, спокойно дождешься того дня, когда все для вас обоих разрешится. Дейзи, полагаю, многое забудет после твоего отъезда и будет рада тому, что вы остались просто друзьями. В любом случае куда благоразумнее не связывать себя никакими зароками; тогда оба вы останетесь свободными и, встретившись через год-другой, возможно, посмеетесь над этой романтической историей, увядшей на корню!
– Вы правда так думаете? – осведомился Нат, так проникновенно взглянув на нее, что пришлось сказать правду, ибо в этих полных искренности голубых глазах светилась вся его душа.
– На самом деле нет! – ответила миссис Джо.
– И как бы вы поступили на моем месте? – спросил Нат, и в голосе его прозвучала властность, которой никто еще не слышал от этого тихого юноши.
«Да уж! Чувства мальчика серьезны, как бы мне, в порыве сочувствия, не забыть о благоразумии», – подумала миссис Джо, одновременно удивившись и порадовавшись неожиданной зрелости слов Ната.
– Я сейчас тебе скажу, как бы я поступила. Я сказала бы себе: «Я докажу, что любовь моя сильна и неизменна, и сделаю так, что мама Дейзи с гордостью вручит ее мне, не только как дельному музыканту, но и как безупречному человеку, достойному уважения и доверия. Вот к чему я стану стремиться, и, даже если потерплю неудачу, мои усилия принесут ценные плоды, я же стану утешаться мыслью, что сделал ради нее все, что мог».
– Я так и собирался поступить! Мне только и требовалось слово ободрения – для придания мужества! – воскликнул Нат, воспламенившись, будто тусклая искра, на которую дунул ветер поддержки. – Я знаю, что люди победнее и поглупее меня совершали великие поступки и покрывали себя славой. Чем же я хуже – пускай пока ничего из себя не представляю? Я знаю, что миссис Брук помнит о моем происхождении, однако отец мой был честным человеком, просто у него жизнь не задалась; и стыдиться мне нечего, пусть я и жил на средства благотворителей. Я не стыжусь и не стану стыдиться ни своей родни, ни самого себя – и постараюсь добиться уважения других.
– Отлично! Мне по душе твой подход, Нат. Придерживайся его, стань настоящим мужчиной. Если кто не преминет заметить и оценить отвагу – так это моя сестра Мег. Она вовсе не презирает тебя за бедность или происхождение; просто матери трепетно относятся к своим дочерям, а мы, Марчи, – пусть и были в свое время бедны – склонны, должна признаться, испытывать гордость за свою семью. Деньги нас не интересуют, однако долгая череда почтенных предков – вещь желаемая и повод для гордости.
– Ну, с этим у Блейков все в порядке. Я изучал семейную историю: никто из нас не сидел в тюрьме, не попал на виселицу, не запятнал свое имя. Когда-то давно мы были богаты и пользовались почетом, а потом многие умерли, семья обнищала, мой папа стал уличным музыкантом – но никогда не просил милостыни; да и я скорее готов играть на улице, чем совершать подлости, которые позволяют некоторым людям возвыситься.
Нат так разволновался, что миссис Джо позволила себе смешок, чтобы его успокоить; дальше они говорили более ровным тоном.
– Я уже изложила все это сестре, она осталась довольна. Уверена, что, если в ближайшие несколько лет ты преуспеешь, она изменит свою точку зрения и умиротворится – если только не произойдет той чудесной перемены, которая тебе представляется невозможной; приободрись, не впадай в тоску-печаль. Попрощайся бодро и мужественно, покажи себя мужчиной, оставь по себе приятные воспоминания. Мы все желаем тебе успехов и возлагаем на тебя большие надежды. Пиши мне раз в неделю, а я буду отвечать полезными, полными сплетен посланиями. Будь осторожен с тем, что ты пишешь Дейзи: не изливай душу, не ной – письма эти будет читать ее мама; ты посодействуешь собственному успеху, если будешь слать нам всем рассудительные и бодрые отчеты о своей жизни.
– Конечно буду! У меня уже на душе полегчало, и я не стану сам лишать себя единственного утешения. Огромное вам спасибо, матушка Баэр, за то, что приняли мою сторону. Я чувствовал себя таким неблагодарным, подлым и разбитым, когда думал, что вы все считаете меня отщепенцем, не имеющим никакого права любить столь дивную девушку, как Дейзи. Никто мне ничего не говорил, но я знал, что вы так считаете, – ведь мистер Лори услал меня отсюда отчасти и по этой причине. Ах, боже мой, какой сложной иногда бывает жизнь!
И Нат обхватил голову обеими руками, как будто она болела, распираемая смесью надежд и страхов, страстей и планов: это значило, что он вышел из поры мальчишества и вступил во взрослую жизнь.
– Очень сложной, однако преодоление препятствий – путь к самосовершенствованию. Многое было сделано, чтобы облегчить тебе путь, однако сделать все невозможно. Дальше ты сам должен прокладывать курс своего каноэ, учиться обходить стремнины и править в тот самый порт, которого хочешь достичь. Не берусь предсказать, какие тебя ждут искушения, ибо у тебя нет дурных привычек, да и в музыку ты влюблен беззаветно – тебя от нее не отвадишь. Надеюсь только, что ты не заморишь себя работой.
– Мне-то кажется, что я могу работать как лошадь, и мне не терпится начать; но я запомню ваше предостережение. Тратить время на болезни мне некогда, а ваших лекарств мне довольно – я теперь не заболею.
Нат рассмеялся, вспомнив книгу с наставлениями, которую написала для него миссис Джо: там были советы на все случаи.
Она немедленно добавила к ним несколько устных, на предмет иностранных кушаний, и, сев на одного из своих коньков, неслась во всю прыть – но тут они заметили, что по крыше старого дома разгуливает Эмиль, – именно так выглядел его любимый променад: на крыше он мог воображать себе, что гуляет по палубе, ведь вокруг – только синее небо и чистый воздух.
– Мне нужно перемолвиться словечком с Командором, а там, наверху, как раз славно и спокойно. Иди сыграй что-нибудь Дейзи: на нее это нагонит сон, а вам обоим пойдет на пользу. Садись на крыльцо, чтобы я могла приглядывать за тобой, как и обещала.
И, по-матерински погладив его по плечу, миссис Джо оставила Ната выполнять ее восхитительное поручение, а сама стремительно поднялась на крышу – впрочем, не по решетке, как в былые времена, а по внутренней лестнице.
Выйдя на открытую площадку, она обнаружила, что Эмиль заново вырезает на дереве свои инициалы и, как и подобает голосистому моряку, распевает «Земля показалась».
– Поднимайтесь на борт и чувствуйте себя как дома, тетушка, – пригласил он, шутливо отдав ей честь. – Вот, решил оставить свою метку в старом доме, и всякий раз, сбегая сюда от других, вы будете вспоминать обо мне.
– Что ты, милый, я тебя и так не забуду. Совершенно не обязательно вырезать Э. Б. Х. на каждом дереве и на каждой балясине, чтобы я помнила про своего моряка.
И миссис Джо заняла стул поближе к облаченной в синее фигуре, возвышавшейся на балюстраде, пока плохо понимая, с чего начать короткую проповедь, которую считала нужным прочитать.
– Что ж, вы хоть больше не даете течь и не поднимаете шквальный ветер, как бывало раньше, когда я поднимал паруса, и это утешает. Хочется выйти из порта в добрую погоду и чтобы проводили меня радушно. Особенно на сей раз, ведь пройдет год или больше, прежде чем я снова брошу здесь якорь, – отвечал Эмиль, сдвигая на затылок фуражку и оглядываясь по сторонам – мол, я очень люблю добрый старый Плам, жаль, если никогда больше не удастся его увидеть.
– Тебе и так хватает соленой воды, без моего долива. Проявлю себя матерью-спартанкой, пошлю сыновей в битву без слез, лишь с одним приказом: «Со щитом или на щите»[389], – бодрым тоном произнесла миссис Джо и, помолчав, добавила: – Я часто думаю о том, как хотела бы отправиться с тобой – и обязательно отправлюсь, когда ты станешь капитаном собственного корабля, а я уверена, что это произойдет, и довольно скоро, тем более что дядя Герман тебе содействует.
– Когда у меня будет свое судно, я назову его «Добрая Джо», а вас возьму в первые помощники. С вами на борту точно не соскучишься, так что я рад буду обогнуть с вами земной шар – вы же всегда хотели посмотреть мир, но пока не вышло, – ответил Эмиль, немедленно захваченный этой радужной перспективой.
– В первое плаванье я пойду только с тобой и получу огромное удовольствие, несмотря на морскую болезнь и буйные ветры. Мне всегда хотелось своими глазами посмотреть на кораблекрушение – только мирное, безобидное, чтобы все выжили после страшных опасностей и героических поступков и чтобы мы, как мистер Пилликодди[390], цеплялись за грот-марс и шпигат.
– Я пока ни одного судна не потопил, но раз клиент просит – сделаем. Капитан говорит – я удачливый, мне везет на погоду, так что ненастье мы прибережем для вас, раз уж вам так хочется, – рассмеялся Эмиль, старательно вырезая силуэт корабля под всеми парусами, который он решил добавить к памятной картинке.