– Спасибо, очень на это надеюсь. Долгое плаванье обогатит тебя новым опытом, а в офицерской должности у тебя будут новые заботы и обязанности. Готов ли ты к этому? Ты несколько беспечно относишься к жизни – хотелось бы знать, сознаешь ли ты, что отныне должен будешь не только выполнять, но и отдавать приказы, а власть – штука опасная. Смотри, не злоупотребляй ею и не становись тираном.
– Вы совершенно правы, мэм. Я уже этих злоупотреблений понавидался и, надеюсь, расчислил нужные ориентиры. Особо разгуляться мне в любом случае будет негде, надо мной же стоит Питерс, но я стану следить за тем, чтобы, когда его начинает штормить, матросам не доставалось лишнего. Раньше я не имел права вмешиваться, а больше такого не потерплю.
– Звучит до жути загадочно. Могу я осведомиться, какую такую типично флотскую невзгоду обозначает в данном случае слово «штормить»? – спросила миссис Джо чрезвычайно заинтересованным тоном.
– Пьянство. Сколько Питерс в состоянии влить в себя грога – уму непостижимо. Килем вверх он при этом не ложится, но делается свирепым, как эскимос, и остальным заскучать не дает. Я однажды видел, как он сбил матроса с ног штифтом для крепления каната, – но вмешаться не мог. Теперь, надеюсь, все будет иначе.
И Эмиль насупился, как будто уже шел по юту командиром и повелителем.
– Главное – не переборщи; даже благоволение дяди Германа не спасет в случае нарушения субординации; ты уже показал себя славным моряком, покажи и славным офицером – а это, как мне кажется, даже сложнее. Доброму и справедливому руководителю нужен соответствующий склад характера; придется тебе отказаться от мальчишеских замашек и вести себя с достоинством. Но этот опыт пойдет тебе на пользу, Эмиль, он остудит тебе голову. Никакого больше озорства, кроме как здесь, так что следи за собой и не посрами чести форменных пуговиц, – произнесла миссис Джо, постучав по одной из них, ярко начищенных, – они во множестве украшали новый мундир, которым Эмиль так гордился.
– Буду очень стараться. Я знаю, довольно уж мне лавировать, нужно ложиться на прямой курс; но вы не переживайте: моряк на суше – это одно, а когда под килем синеет вода – другое. У нас с дядей вчера был долгий разговор, он мне всю лоцию расписал как надо; я его наставлений не забуду, как не забуду, чем я ему обязан. Что до вас, как я уже сказал, именно ваше имя я дам первому своему судну и украшу его нос ростром, где вырежу вашу фигуру, – вот увидите.
И Эмиль наградил тетушку сердечным поцелуем, скрепив тем самым свою клятву и сильно позабавив Ната, который негромко наигрывал на крылечке «Давкота».
– Вы наполняете меня гордостью, капитан. Позволь мне, дружок, сказать еще одну вещь – и на этом всё; вряд ли ты сильно нуждаешься в моих советах после слов моего доброго муженька. Я где-то читала, что во все канаты, используемые Британским флотом, обязательно вплетают красную нить – чтобы их можно было опознать, где бы их ни отыскали. Вот каким будет текст моего краткого наставления: добродетель, то есть честь, честность, мужество и все то, из чего складывается достойный характер, и есть красная нить, по которой всегда можно узнать хорошего человека. Пусть она будет при тебе всегда и во всем, и даже если злая судьба пошлет тебе кораблекрушение, знак этот все равно отыщут и опознают. Жизнь тебя ждет нелегкая, окружать тебя будут не те люди, которых мы бы пожелали, но ты можешь стать джентльменом в истинном смысле слова; что бы ни приключилось с твоим телом, сохрани чистоту души, привязанность к тем, кто тебя любит, а долг свой исполни до конца.
Эмиль слушал эти слова стоя, обнажив голову, а глаза его светились серьезностью – он будто бы принимал приказ старшего офицера; когда миссис Джо закончила, он ответил кратко, но беззаветно:
– Так и поступлю, с Божьей помощью!
– Это все; за тебя я не опасаюсь, но никому не ведомо, где и как подстережет нас момент слабости – и порой случайное слово может стать надежной опорой: так многие слова милой моей мамочки часто приходят мне на ум, служа утешением мне и наставлением моим мальчикам, – добавила миссис Джо, вставая; она высказала все, что хотела, иного не требовалось.
– Я поместил их в сохранное место и знаю, где искать в случае нужды. Когда я стою на вахте, мне часто представляется старый добрый Плам, и я слышу ваши с дядюшкой голоса так отчетливо, как будто вновь перенесся сюда. Жизнь меня ждет нелегкая, тетушка, но полезная для души и тела, особенно если любишь ее, как люблю я, – и при этом знаешь, что на крайний случай у тебя всегда есть тихая гавань. За меня не волнуйтесь, я вернусь через год с коробочкой чая, который повеселит вам сердце и снабдит вас идеями для десятка романов. Решили спуститься в трюм? Поаккуратнее на трапе! Я вас догоню к тому времени, как вы разрежете кекс. У меня сегодня последний добрый ленч на берегу!
Миссис Джо со смехом спустилась вниз, а Эмиль закончил вырезать кораблик, жизнерадостно насвистывая, ему и в голову не приходило, когда и как этот недолгий разговор на крыше дома вновь всплывет у одного из них в памяти.
Залучить Дана оказалось сложнее – минутка затишья в этом деятельном семействе выдалась только к вечеру; все еще носились по дому, а миссис Джо присела у себя в кабинете почитать – тут-то Дан и заглянул к ней в окно.
– Садись, передохни после длинной прогулки – ты наверняка устал, – позвала она, приглашающе кивнув в сторону большого дивана, на котором раньше случалось прилечь многим мальчикам, – такое бывает даже с этими непоседливыми зверьками, правда ненадолго.
– Боюсь, я вас потревожу. – Тем не менее вид Дана говорил о том, что он с удовольствием даст роздых своим неутомимым ногам.
– Вовсе нет; я всегда рада поговорить, иначе разве была бы я женщиной? – рассмеялась миссис Джо, а Дан перескочил через подоконник и уселся на диван – приятно было видеть удовольствие у него на лице.
– Последний день подходит к концу, а меня почему-то не тянет в дорогу. Обычно-то мне после короткой передышки не терпится вновь отправиться в путь. Странное дело, да? – спросил Дан, старательно выбирая стебельки и листья из волос и бороды; дело в том, что он долго лежал в траве, думая разные думы по ходу тихого летнего вечера.
– Ничего странного; ты постепенно привыкаешь к цивилизации. Это хороший знак, я ему рада, – тут же откликнулась миссис Джо. – Ты испробовал бродячую жизнь, а теперь готов к переменам. Надеюсь, доля земледельца придется тебе по душе, хотя план помощи индейцам нравится мне даже больше: насколько приятнее трудиться для других, чем для себя!
– Оно верно, – с готовностью согласился Дан. – Мне вроде как хочется где-нибудь осесть, обзавестись родными душами, чтобы о них заботиться. Устал я, похоже, от собственного общества – ведь успел повидать общество и получше. Я – человек простецкий, малограмотный и в последнее время думаю, что зря я все эти годы шлялся в диких краях, нужно было учиться, как вон остальные. Чего?
Он вопросительно взглянул на миссис Джо, которая пыталась скрыть, как изумило ее это признание; дело в том, что до сих пор Дан презрительно отзывался о книгах и постоянно воспевал свою свободу.
– Нет, думаю, в твоем случае все сложилось правильно. Я уверена, что свободная жизнь была тебе очень кстати. Ты уже мужчина и научился смирять собственные порывы, а пока ты был мальчиком, только постоянное движение и всевозможные приключения удерживали тебя от беды. Время укротило моего жеребчика, у меня еще будут основания им гордиться – и если он станет вьючной лошадью и будет доставлять грузы голодающим, и если он решит тянуть плуг, как Пегас.
Дану явно понравилось это сравнение, он улыбнулся, устроившись в уголке дивана, – в глазах его появилась доселе невиданная задумчивость.
– Рад, что вы так думаете. Дело в том, что очень уж долго меня придется укрощать, прежде чем я пойду в упряжку. Мне и самому хочется, я время от времени и сам пытаюсь, но каждый раз сбрасываю хомут и сбегаю. Никого пока не покалечил, но раз-другой до этого почти доходило, да и сокрушил я немало.
– Правда, Дан? У тебя в последнее время были опасные приключения? Являлись мне такие подозрения, но спрашивать я не стала – знала, что, если я чем-то могу помочь, ты мне все расскажешь. Так могу?
И миссис Джо бросила на него тревожный взгляд, ибо на лице его внезапно отразилось сокрушение и он подался вперед, будто пытаясь его скрыть.
– Ничего слишком скверного; просто Фриско – отнюдь не рай на земле, там труднее быть святым, чем здесь, – произнес он медленно, а потом, будто решившись говорить «взаправду», как это называлось у них в детстве, выпрямился и добавил торопливо, со смесью вызова и стыда: – Я пробовал играть в азартные игры, и добра из этого не вышло.
– Этим ты и заработал деньги?
– Ни единого цента! Заработал я честно – если только не считать, что спекуляция – та же азартная игра, только с бóльшими ставками. Выиграл много, но потом все проиграл или раздал – и бросил это дело навсегда, пока не втянулся.
– Благодарение Небесам! Больше никогда не пробуй – ты можешь найти в этом губительную притягательность, как уже случилось со многими. Уходи в горы и прерии, избегай городов, Дан, если тебя влекут такие искусы. Лучше погибнуть, чем погубить душу – а подобные страсти способны довести и до худших грехов, ты это лучше моего знаешь.
Дан кивнул и, увидев, как сильно взволновалась миссис Джо, произнес более беспечным тоном – хотя мысль о былом переживании все еще омрачала его лицо:
– Этого не бойтесь, я с картами покончил, а обжегшись на молоке, дуешь на воду. Я не пью и тем, чего вы так страшитесь, не занимаюсь – оно мне неинтересно; но я легко впадаю в азарт, а потом мне уже не укротить этот мой дьявольский темперамент. Единоборство с лосем или буйволом – дело честное, но когда схватишься с человеком, будь он даже самый распоследний негодяй, нужно вести себя осторожно. Рано или поздно я кого-нибудь убью – этого и страшусь. Ненавижу подлецов! – И Дан крепко стукнул кулаком по столу, так, что лампа качнулась, а книги подпрыгнули.