– Я явлюсь, будь я даже на краю света, хотя бы лишь затем, чтобы увидеть физиономию Джо во время этого события – такое зрелище достойно столь долгого путешествия! У вас вовсе не праздничный вид, мэм, в чем дело? – спросил Лори, проследовав за ней в дальний угол гостиной, в которую все перешли, чтобы приветствовать мистера Лоренса.
– Я не одобряю этого брака, но решила смириться и не произнесу ни слова против, – торжественно пообещала Джо. – Вам не понять, как тяжело мне отказаться от Мег, – добавила она чуть дрогнувшим голосом.
– Вы от нее вовсе не отказываетесь, вы просто делите ее пополам, – попытался успокоить ее Лори.
– Никогда уже не будет так, как было прежде. Я потеряла моего самого дорогого друга, – вздохнула Джо.
– Но ведь у вас во всяком случае есть я. Я не слишком на многое гожусь, я понимаю, но я всегда останусь рядом, Джо, все и каждый день моей жизни. Это так, честное слово! – произнес Лори то, что думал на самом деле.
– Я знаю, что так и будет, и я ужасно благодарна вам за это. Вы всегда такая мне поддержка, Тедди, – отвечала Джо, пожимая ему руку с искренней признательностью.
– Ну и хорошо, а теперь – прочь уныние, будьте молодцом. Вы же видите – всё в порядке, Мег счастлива, Брук будет порхать, как на крыльях, и незамедлительно все устроит, дедуля ему поспособствует, и будет так здорово видеть Мег в ее собственном маленьком домике. А мы будем замечательно проводить время, когда она уедет, потому что я довольно скоро окончу колледж и мы отправимся за границу в какое-нибудь из самых интересных путешествий. Разве это вас не утешит?
– Пожалуй, утешит, но кто может знать, что случится через три года? – задумчиво проговорила Джо.
– Это верно. Но разве вам не хотелось бы заглянуть немного вперед и увидеть, где мы все будем тогда? Мне бы хотелось, – сказал Лори.
– Думаю, нет. Ведь я могу увидеть там что-то печальное, а все выглядят такими счастливыми сейчас, что вряд ли можно было бы хоть что-то улучшить. – И взгляд Джо обежал комнату, постепенно все больше светлея, так как представшая перед ней панорама радовала глаз.
Отец и мать сидели рядом, молча переживая вновь первую часть истории любви, начавшуюся для них около двадцати лет назад. Эми рисовала влюбленных, сидевших отдельно от остальных, в их собственном волшебном мире, и свет этого прекрасного мира с большим изяществом играл на их лицах, но юная художница не умела этого передать. Бет лежала на диване, беседуя со своим старым другом, державшим ее маленькую ручку так, будто он чувствовал, что девочка обладает властью провести его по той полной умиротворения дороге, по которой идет сама. Джо опустилась на свое любимое низкое сиденье со спокойным, серьезным видом, который был ей более всего к лицу, а Лори, опершись на спинку ее стула так, что его подбородок находился вровень с ее курчавой головой, улыбался с самым дружелюбным видом и кивал ей из высокого зеркала, где отражались они оба.
На этом опускается занавес, закрывая Мег, Джо, Бет и Эми. Поднимется ли он снова, зависит от приема, который будет оказан первому акту семейной драмы под названием «Маленькие женщины».
Юные жены
Глава первая. Сплетни
Итак, чтобы снова начать и суметь попасть на свадьбу Мег, освободившись от посторонних мыслей, хорошо будет немного посплетничать о семействе Марч. И позвольте мне сразу же предупредить, что, если кто-то из старожилов найдет – как я опасаюсь, – что в этой истории слишком много «влюбленничают» (у меня нет опасений, что молодежь станет возражать против этого), я смогу лишь повторить вслед за миссис Марч: «Чего же иного можно ожидать, если в доме четыре веселые девчушки, а по соседству – малец удалой сорванец?!»
Прошедшие три года мало что изменили в тихой жизни этого семейства. Война закончилась, мистер Марч благополучно пребывает дома, погруженный в свои книги и в дела своего небольшого прихода, прихожане которого находят в нем пастыря столько же по призванию, сколько и по милости Господней. Мистер Марч по своей натуре – человек спокойный, хорошо образованный, обогащенный мудростью, что бывает еще ценнее учености, милосердием, что всех людей называет братьями, благочестием, что расцветает характером прекрасным и полным достоинства.
Эти качества и, несмотря на его бедность, неподкупная честность, стоявшая преградой более мирским путям к успеху, всегда привлекали к нему многих достойных восхищения людей столь же естественно, как благоуханные растения влекут к себе пчел, и столь же естественно он отдавал им мед, в который за пятьдесят лет трудного опыта не просочилось ни капли горечи. Серьезные молодые люди видели в седовласом ученом человека душой столь же молодого, как они; вдумчивые или чем-то удрученные женщины инстинктивно тянулись к нему со своими сомнениями, уверенные, что найдут у него самое искреннее сочувствие, смогут получить самый мудрый совет. Грешники приходили к нему поведать о своих прегрешениях и получали от этого чистого сердцем старого человека не только заслуженный выговор, но и отпущение. Люди одаренные находили в нем прекрасного собеседника. Честолюбивые замечали, что его стремления благороднее, чем их собственные, и даже души совершенно «мирские», ради успеха готовые на все, признавали, что его убеждения прекрасны, хотя, конечно же, «никогда не окупаются».
Окружающие полагали, что домом правят пять энергичных женщин, и на самом деле так оно и было во многих отношениях; однако молчаливый, погруженный в свои книги ученый тем не менее был настоящим главою семейства, совестью всех и каждого в доме, их опорой и утешителем, ибо именно к нему в трудные минуты всегда обращались эти деятельные женщины со своими тревогами, находя в нем мужа и отца в самом истинном смысле этих священных слов. Сердца дочерей были доверены попечению матери, духовные же стремления – попечению отца, и обоим родителям, которые всю жизнь так преданно трудились ради них, дочери отдавали любовь, все возраставшую по мере того, как они взрослели, и связавшую их вместе столь нежно и нерушимо сладчайшими узами, что осчастливливают жизнь и помогают пережить саму смерть. Миссис Марч все так же оживлена и бодра, хотя седины в ее волосах стало больше, чем было, когда мы видели ее в прошлый раз. Сейчас она настолько занята делами Мег, что госпитали и дома, по-прежнему переполненные ранеными и больными «мальчиками», да и солдатские вдовы тоже скучают без материнской заботы этой ласковой миссионерки.
Джон Брук мужественно выполнял свой воинский долг в течение года, был ранен, отправлен домой, и ему не разрешили возвратиться в строй. Он не получил ни звезд, ни нашивок, но он их, конечно, заслуживал, ибо с готовностью рисковал всем, что имел, а ведь жизнь и любовь весьма драгоценны в ту пору, когда они в полном цвету. Совершенно смирившись со своим увольнением из армии, Джон посвятил свои усилия тому, чтобы быстрее вылечиться, приняться за работу и создать домашний очаг для Мег. Со свойственными ему здравомыслием и стойкой независимостью характера он отказался принять более щедрые предложения мистера Лоренса и поступил на должность бухгалтера, считая, что лучше начать с того, чтобы честно зарабатывать деньги, чем пойти на риск и заняться бизнесом на деньги, взятые в долг.
Мег провела эти годы, по-прежнему работая, но и ожидая, и становясь все более женственной: она овладевала искусством вести дом и к тому же становилась все краше и краше – ведь любовь великолепно умеет делать нас красивее! Разумеется, у нее были девичьи амбиции, девичьи мечты, и она чувствовала некоторое разочарование при мысли о том, как скромно должна начаться ее новая жизнь. Нед Моффат только что женился на Сэлли Гардинер, и Мег не могла не сравнивать их великолепный дом и прекрасный экипаж, множество подарков и прелестный свадебный наряд подруги с тем, что будет у нее, не могла не желать втайне, чтобы и она сама обладала такими же замечательными вещами. Но почему-то зависть и тревога тут же исчезали, стоило ей подумать о стойком терпении, о любви и упорном труде, каким Джону удалось обрести для нее тот небольшой дом, что ждал ее теперь, и когда они сидели вместе в сумерках, обсуждая свои скромные планы, будущее тотчас представлялось таким прекрасным и светлым, что Мег забывала о великолепии Сэлли и чувствовала себя самой счастливой девушкой во всей христианской вселенной.
Джо больше не вернулась к тетушке Марч, потому что старая дама так привязалась к Эми, что подкупила ее предложением оплачивать ее уроки рисования у одного из лучших учителей города, а ради этого Эми была бы готова служить и гораздо более суровой госпоже. Так что теперь она посвящала свои утра исполнению долга, а дни – удовольствиям и преуспевала во всем. Джо тем временем целиком отдавалась литературе и Бет – девочка была все еще слаба здоровьем, хотя тяжелая скарлатина стала уже делом давнего прошлого. Бет вовсе не превратилась в инвалида в полном смысле этого слова, но ее щеки никогда больше не розовели так ярко, и она не походила на то пышущее здоровьем создание, каким была раньше. Тем не менее она всегда оставалась полной надежд, счастливой и спокойной, не переставала молчаливо выполнять свои любимые обязанности – быть другом всем и каждому и сущим ангелом в доме задолго до того времени, когда те, кто так сильно ее любил, научились это понимать.
Пока газета «Спред Игл»[106] платила Джо по доллару за колонку ее «вздора», как она называла эти рассказы, наша сочинительница чувствовала себя «женщиной со средствами» и аккуратно плела свои романтические небылицы. Однако в ее деятельной душе и честолюбивом мозгу заваривались великие планы, а на чердаке, в старом, обитом жестью кухонном столе, медленно, но неуклонно росла испещренная кляксами многостраничная рукопись, которой в один прекрасный день предстояло запечатлеть имя Марч на скрижалях славы.
Лори, почтительно выполняя свой долг, к великому удовольствию деда, поступил в колледж и теперь проходил курс учения самым по возможности легким образом, получая не меньшее, чем его дедушка, удовольствие. Всеобщий любимец, благодаря деньгам, прекрасным манерам, недюжинному таланту и необычайному добросердечию, из-за которого он вечно попадал во всяческие передряги, пытаясь вытащить из них кого-то другого, юный Лоренс оказался лицом к лицу с опасностью стать человеком, до предела избалованным. И возможно, так оно и случилось бы, как это бывает со многими мальчиками, подающими большие надежды, если бы Лори не обладал талисманом против такого зла: он помнил о добром старике, всем существом своим заинтересованном в успехе внука, о женщине-друге, что по-матерински не спускала с него глаз, словно он и вправду был ее сыном, и, наконец, но вовсе не в последнюю очередь он знал, что четыре чистых сердцем девушки любят его, им восхищаются и каждая из них верит в него всей душой.