Маленькие женщины — страница 74 из 236

– Совершенно верно. Мне нравится, что в тебе жив дух благодарности, моя дорогая. Это большое удовольствие – помогать людям, которые ценят наши старания. Некоторые на это не способны, что весьма огорчительно, – заметила тетушка Марч с довольно мрачным видом, устремив взгляд поверх очков на Джо, покачивавшуюся в кресле-качалке чуть поодаль.

Если бы только Джо могла знать, какое огромное счастье ждало одну из сестер на колеблющихся невидимых весах, она в тот же миг стала бы нежной, словно голубица, но, к сожалению, в груди у нас нет окон, и мы не видим, что творится в душах наших друзей и близких. Да и лучше, что не видим, если говорить в общем плане, но от раза к разу это было бы так удобно, так экономило бы время и умеряло бы вспыльчивый нрав! Последовавшей за тем речью Джо лишила себя нескольких лет удовольствий и напросилась на своевременный урок должного умения держать язык за зубами.

– Я не люблю покровительства, не люблю одолжений – они меня угнетают, вызывают такое чувство, будто я попала в рабство. Я лучше буду всего добиваться сама и останусь совершенно независимой.

– Кхм! – негромко кашлянула тетушка Кэррол и взглянула на тетушку Марч.

– Ну я же тебе говорила, – ответствовала тетушка Марч, утвердительно кивнув тетушке Кэррол.

В счастливом неведении о том, что она только что совершила, Джо сидела, гордо задрав нос, с видом весьма революционным и не весьма привлекательным.

– А ты говоришь по-французски, моя дорогая? – спросила миссис Кэррол, положив свою руку на руку Эми.

– Довольно хорошо: спасибо тетушке Марч – она разрешает Эстер говорить со мною так часто, как мне этого хочется, – отвечала Эми, благодарно взглянув на тетушку Марч, что вызвало у старой дамы довольную улыбку.

– А как у тебя с языками? – обратилась миссис Кэррол к Джо.

– Не знаю ни словечка! Я ужасно тупа, глуха к любому ученью, не выношу французского – он такой скользкий, глупый язык! – последовал резкий ответ.

Тут же последовал и новый обмен взглядами между старыми дамами, и тетушка Марч обратилась к Эми:

– Я полагаю, ты теперь совсем окрепла и чувствуешь себя хорошо, моя дорогая? Глаза тебя больше не беспокоят, не правда ли?

– Совсем не беспокоят, спасибо, мэм. Я очень хорошо себя чувствую и намереваюсь будущей зимой сделать что-нибудь особенно замечательное, чтобы быть готовой к поездке в Рим в любой момент, как только представится эта радостная возможность.

– Умница, девочка! Ты вполне заслуживаешь такой поездки, и я уверена, что когда-нибудь она состоится, – сказала тетушка Марч, одобрительно погладив Эми по голове, так как племянница наклонилась, чтобы подобрать упавший у тетушки клубок.

– Старая метелка[149],

Не злись, задвинь защелку,

Сядь у огня и пряди! –

заверещал вдруг Полли со своего «насеста» – спинки тетушкиного кресла, – с таким комичным выражением наглой заинтересованности наклоняясь, чтобы заглянуть в лицо Джо, что невозможно было удержаться от смеха.

– До чего же наблюдательная птица! – заметила его старая хозяйка.

– Выходи пр-ройтись, моя милочка! – прокричал Полли, прыжками направляясь к шкафчику с фарфором, всем своим видом намекая, что заслужил кусочек сахара.

– Спасибо, с удовольствием. Пойдем, Эми, – отвечала на его предложение Джо, таким образом положив визиту конец и острее, чем обычно, ощущая, что визиты и в самом деле оказывают дурное влияние на ее организм.

Она по-джентльменски распрощалась с тетушками, пожав обеим руки, тогда как Эми расцеловала обеих старушек, и сестры удалились, оставив после себя впечатление как бы тени и солнечного света. Именно такое впечатление и побудило тетушку Марч сказать, как только они исчезли:

– Лучше тебе самой этим заняться, Мэри. А деньги я обеспечу.

На это тетушка Кэррол решительно ответила:

– Конечно, с удовольствием займусь, если ее отец и мать дадут свое согласие.

Глава седьмая. Последствия

Ярмарка миссис Честер была так немыслимо элегантна и столь избирательна, что приглашение поработать за столиком считалось молодыми девицами всей округи великой честью, и все они были в этом чрезвычайно заинтересованы. Эми получила приглашение, а Джо – нет, что оказалось большой удачей для обеих сторон, так как в тот период ее юности она постоянно «держала руки в боки», угрожающе демонстрируя свои острые локти, и потребовалось весьма значительное количество синяков и шишек, чтобы она научилась несколько легче шагать по жизни. На «высокомерное, неинтересное создание» совершенно перестали обращать внимание, зато талант и вкус Эми были должным образом оценены, и ей в качестве комплимента предложили столик с произведениями искусства, так что она прилагала всевозможные усилия, чтобы что-то подготовить и, кроме того, получить у жертвователей подходящие и достаточно ценные предметы для распродажи.

Все шло вполне гладко вплоть до последнего дня перед открытием ярмарки, и именно тогда произошло одно из тех столкновений, какие почти неизбежны, когда двадцать пять (или около того) женщин, пожилых и молодых, со всеми своими тайными обидами и предубеждениями, пытаются работать вместе.

Мэй Честер довольно сильно завидовала Эми – ведь та пользовалась гораздо большим успехом, чем она сама, а как раз в это время несколько мелких событий значительно подогрели это чувство. Изящные работы Эми пером совершенно затмили раскрашенные Мэй вазы – это был один из шипов. Затем, на последней вечеринке, всепобеждающий Тюдор протанцевал с Эми целых четыре раза, а с Мэй – только один, – и это был шип номер два. Но самой главной обидой, терзавшей душу Мэй и оправдывавшей ее недружелюбное поведение в ее собственных глазах, был слух, нашептанный бедняжке какой-то услужливой сплетницей, о том, что девицы Марч высмеивали ее в гостях у Лэмбов. Вся вина за этот проступок должна была бы пасть на Джо, ибо ее озорная имитация оказалась слишком точной и узнавания невозможно было избежать, а безудержные Лэмбы позволили шутке выплеснуться наружу. Однако ни намека на это не дошло до самих виновниц, так что можно себе представить, каково было смятение Эми, когда вечером, в самый канун открытия ярмарки, нанося завершающие штрихи на своем прелестном столике, она услышала, как миссис Честер, которой, конечно же, не могло понравиться предполагаемое осмеяние ее дочери, произносит вполне вежливым тоном, но сопровождая его весьма холодным взглядом:

– Я замечаю, моя милая, что молодые девицы не одобряют моего решения поручить этот столик кому-то иному, кроме моих дочерей. Этот столик сразу бросается в глаза, и он, как некоторые полагают, самый привлекательный из всех, а так как мои девочки – главные устроительницы ярмарки, считается, что им и следует занять это место. Мне очень жаль, но я знаю, что ты слишком искренне заинтересована в успехе нашего дела, чтобы огорчаться из-за небольшого личного разочарования, и если захочешь, то получишь другой столик.

Миссис Честер поначалу предполагала, что ей будет легко произнести эту небольшую речь, однако, когда пришло время, она, глядя в глаза ничего не подозревавшей Эми, устремленные на нее и сразу наполнившиеся удивлением и беспокойством, вполне естественно обнаружила, что сделать это ей довольно трудно.

Эми понимала, что за словами миссис Честер что-то кроется, но не могла догадаться об истинной причине, и тихо ответила, чувствуя себя глубоко оскорбленной и выказывая это чувство:

– Вероятно, вы предпочли бы, чтобы у меня совсем не было столика?

– Ну, моя милая, прошу тебя, не надо обид, Речь идет о простой целесообразности: видишь ли, мои девочки, естественно, будут играть ведущую роль, и этот столик считается надлежащим местом именно для них. Я-то как раз думаю, что оно очень подходит для тебя, и очень тебе благодарна за твои старания сделать его таким прелестным, но мы, разумеется, должны отказываться от наших личных предпочтений. Я позабочусь, чтобы ты получила хороший столик в другом месте. Хочешь цветочный? Им занялись младшие девочки, но они не очень довольны тем, что у них получается. А ты могла бы сделать из него что-то очаровательное, ведь, как известно, цветочный столик всегда привлекает внимание.

– И особенно – внимание джентльменов, – добавила Мэй, тем самым просветив Эми хотя бы в отношении одной из причин столь внезапной утраты благосклонности.

Эми покраснела от гнева, но никак иначе не прореагировала на этот полудетский сарказм, и отвечала с неожиданным дружелюбием:

– Пусть все будет так, как вы желаете, миссис Честер. Я тотчас освобожу это место и займусь цветочным столиком, если вам угодно.

– Ты можешь забрать отсюда свои вещицы, чтобы положить их на твой новый столик, если хочешь, – начала было Мэй, чувствуя некоторые угрызения совести при взгляде на прелестные рамочки, расписные раковины и утонченные цветные рисунки, так тщательно выполненные Эми и так изящно ею расположенные. Мэй предложила это из добрых побуждений, но Эми восприняла ее слова иначе и поспешно сказала:

– О, разумеется, если они тебе мешают!

Она, как попало, смела все собственные поделки в свой фартук и зашагала прочь, чувствуя, что и она сама, и ее работы получили оскорбление, которое никак не возможно простить.

– Ну вот, теперь она обозлилась. О Небо! И зачем только я попросила вас поговорить с ней, мамá! – произнесла Мэй, огорченным взглядом окидывая пустые места на теперь уже ее столике.

– Девичьи ссоры кончаются скоро, – отозвалась ее мать, слегка устыдившись своего участия в этом, и не напрасно.

Младшие девочки с восторгом приветствовали Эми и ее сокровища, и такой прием до некоторой степени умиротворил ее смятенный дух, так что она тут же взялась за работу, полная решимости добиться успеха – хотя бы цветами, если нельзя произведениями искусства. Однако казалось, что все идет против нее. Было уже поздно, она устала. Все остальные оказались слишком заняты своими делами, чтобы помогать ей, а младшие девочки только мешали: эти милые малышки без конца суетились и стрекотали, словно стайка сорок, своими неумелыми стараниями установить идеальный порядок создавая невероятный беспорядок. Арка из веток ели, только что возведенная Эми, не желала стоять как следует – покачивалась и грозила свалиться ей на голову, как только корзинки, развешанные на ней, были заполнены. На ее лучшую керамическую плитку брызнула вода, и на щеке Купидона осталась светло-коричневая слезинка. От работы с молотком в руках у Эми остались ссадины, да еще она успела промерзнуть на сквозняке, а эта беда наполнила ее душу страхом за завтрашний день. Любая из юных читательниц, переживших подобные беды, посочувствует бедняжке Эми и пожелает ей удачно справиться с выпавшей на ее долю задачей.