Велико было возмущение домашних, когда этим вечером Эми поведала им свою печальную историю. Маменька сказала, что это просто безобразие, но что Эми вела себя совершенно правильно. Бет заявила, что не пошла бы на эту ярмарку совсем, а Джо возмутилась, почему же она не забрала сразу все свои прелестные вещицы и не бросила этих подлых людишек управляться без ее помощи?
– То, что они подличают, никак не резон, что я должна поступать так же, мне это вовсе не по душе. И хотя я считаю, что имею право обидеться, я не собираюсь это им показывать. Такое они поймут скорее, чем сердитые высказывания или раздраженное поведение, правда ведь, маменька?
– Ты правильно все воспринимаешь, моя дорогая. Поцелуй за пощечину – это всегда лучший ответ, хотя поступать так бывает порою очень нелегко, – отвечала ей маменька с видом человека, на собственном опыте познавшего разницу между проповедью и практикой.
Несмотря на множество разнообразных и вполне естественных искушений, зовущих ее негодовать или ответить в том же роде, Эми оставалась верна своему решению весь следующий день, собираясь победить врага добротой. Начала она хорошо благодаря безмолвному напоминанию, явившемуся ей неожиданно, но весьма удачно и своевременно. Утром, приводя в должный вид новый столик (младшие девочки находились в это время в вестибюле, заполняя корзинки), она взяла в руки свое самое любимое изделие – небольшую книжку, старинную обложку которой ее отец заметил среди своих сокровищ, а внутри, на ее веленевых листах[150], Эми великолепно иллюстрировала разные тексты. Она с извинительной гордостью переворачивала страницы книги, богато украшенные изящными рисунками, когда ее взгляд упал на один из стихов, заставивший ее остановиться и задуматься. Обрамленные ярким орнаментом из алых, синих и золотых завитков, с крохотными изображениями духов доброй воли, помогающих друг другу пробираться вверх и вниз среди терний и цветов, там были начертаны слова: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».
«Надо бы, но не получается», – подумала Эми, переведя взгляд с яркой страницы на смятенное лицо Мэй над большими вазами, которым не удалось скрыть пустые места, раньше заполнявшиеся изящными вещицами Эми. Эми постояла минуту-другую с книгой в руках, переворачивая листы, видя на каждом какой-нибудь добродушный упрек за всяческие сердечные недовольства и немилосердности души. Множество мудрых и верных проповедей читаются нам каждый день на улице, в школе, на работе или дома не сознающими того проповедниками. Даже ярмарочный столик может превратиться в кафедру, если сумеет преподать добрый и полезный совет, который никогда не бывает несвоевременным. Сознание Эми тотчас прочло ей небольшую проповедь, подсказанную прочитанным стихом, и она сделала то, что не так уж часто делают многие из нас, – приняла эту проповедь всей душой и сразу же применила совет на практике.
Группка девиц собралась у столика Мэй, выражая свое восхищение красивыми вещами на нем и обсуждая смену продавщиц. Они приглушали голоса, но Эми понимала, что говорят они о ней, выслушав версию лишь одной из сторон, и судят соответственно этому. Ей стало неприятно, однако ею уже овладело иное, доброжелательное настроение, и вскоре представилась возможность доказать это на деле. Эми услышала, как Мэй с огорчением произносит:
– Это ужасно, потому что уже нет времени сделать какие-то новые вещицы, а я не хочу заполнять пустые места чем попало. Столик был тогда как раз завершен. Теперь он испорчен.
– А я думаю, она вернула бы их обратно, если бы ты ее попросила, – предположила одна из девиц.
– Как же я попрошу ее после такой неприятности? – начала было Мэй, но не успела закончить, так как с другой стороны залы донесся голос Эми, любезно предложившей:
– Ты можешь взять их, пожалуйста, без всяких просьб, если они тебе нужны. Я как раз подумывала о том, чтобы положить их обратно, ведь они гораздо больше принадлежат к твоему столику, чем к моему. Вот они. Бери их, пожалуйста, и прости, если вчера я слишком поторопилась их забрать.
Эми говорила все это, уже возвращая свои пожертвования, и улыбнулась, кивнув, а затем поспешила прочь, чувствуя, что гораздо легче сделать что-то дружелюбное, чем задержаться и выслушать слова благодарности за это.
– Ну, скажу я вам, это прелестно, что она так сделала, правда? – воскликнула одна из девиц.
Что ответила Мэй, расслышать не удалось, но какая-то юная леди, чей характер был, видимо, несколько окислен во время приготовления лимонада, с неприятным смешком добавила к сказанному:
– Очень красиво! Ведь она поняла, что за своим столиком ей никогда их не продать.
А вот это было жестоко. Когда мы приносим маленькие жертвы, нам хочется, чтобы их, по крайней мере, ценили, и Эми на миг пожалела о том, что сделала, почувствовав, что добродетель не всегда сама по себе награда. Но все же это действительно так, и она очень скоро в этом убедилась, ибо настроение ее стало улучшаться, новый столик начал расцветать под ее искусными руками, юные леди были с нею очень добры, и казалось, что этот ее небольшой акт поразительным образом очистил атмосферу.
День представлялся Эми очень долгим и очень тяжким, когда она сидела за своим столиком, чаще всего в полном одиночестве, так как младшие девочки скоро ее покинули. Мало кому хотелось покупать цветы летом, и ее букеты стали поникать задолго до наступления вечера.
Столик с произведениями искусства был самым привлекательным в зале. Вокруг него весь день толпились люди, а ярмарочные помощники то и дело бегали туда и обратно с важными лицами и звенящими ящиками для сбора денег. Эми часто устремляла грустный взгляд на ту сторону залы, всей душой желая быть там, где она чувствовала себя как дома и была счастлива, а не здесь, в дальнем углу, где и делать-то вовсе нечего. Некоторым из нас могло бы показаться, что это не так уж тяжко, но для красивой, жизнерадостной молодой девушки сидеть там было не только скучно, но и весьма досадно, а мысли о Лори и его друзьях превращали это сидение просто в мученичество.
Домой она пошла уже совсем вечером и была так бледна и молчалива, что родные поняли – день был тяжелым, хотя Эми не произнесла ни слова жалобы и даже не рассказала о том, что она сделала. Маменька дала ей дополнительную чашку крепкого ароматного чая. Бет помогла переодеться и сплела для нее прелестный маленький венок – украсить прическу. А Джо поразила все семейство, одевшись с необычайной для нее тщательностью и мрачно намекнув, что дела вот-вот примут иной оборот, а столики поменяются ролями.
– Не надо никаких резкостей, очень тебя прошу, Джо, я не хочу излишней суеты, пусть все это минует и забудется, ты просто веди себя спокойно, – убеждала Эми сестру, выходя из дома в надежде пополнить подбор цветов так, чтобы они освежили ее несчастный столик.
– Да я просто намерена быть обворожительно приятной со всеми, кого я знаю, и задерживать их в твоем углу как можно дольше. Тедди и его ребята нам помогут, и мы еще здорово повеселимся, – отвечала ей Джо, глядя поверх калитки, чтобы не пропустить Лори.
Очень скоро в сгущающейся тьме послышался знакомый звук решительных шагов, и Джо выбежала навстречу другу:
– Это мой мальчик идет?
– Конечно, раз это – моя девочка! – И Лори продел руку Джо под свой локоть с видом человека, чьи желания наконец исполнились.
– Ох, Тедди, у нас такие дела! – Джо принялась рассказывать ему о неприятностях Эми с чисто сестринским пылом.
– Да тут наши ребята должны приехать, целое стадо, и пусть меня повесят, если я не заставлю их купить каждый цветок, какой у Эми найдется, а после этого встать лагерем вокруг ее столика, – заявил Лори, горячо принимая сторону пострадавшей.
– Эми говорит, цветы не очень красивые, а свежие могут не прибыть вовремя. Мне не хочется быть несправедливой или подозрительной, но я не удивилась бы, если бы их так никогда и не доставили. Ведь раз люди совершили одну подлость, они вполне способны совершить и другую, – заметила Джо возмущенным тоном.
– А разве Хейз не дал вам самых лучших из нашего сада? Я же сказал ему, чтобы дал.
– Я об этом не знала, а он, видно, забыл, ведь ваш дедушка плохо себя чувствовал. Мне не хотелось беспокоить его просьбами.
– Ну, Джо, как вы могли подумать, что надо кого-то просить? Ведь они столько же ваши, сколько мои! Разве мы с вами не делим все пополам? – заговорил Лори тем тоном, от которого у Джо сразу же вырастали колючки.
– Святые Небеса, надеюсь, это не так! Половина некоторых из ваших вещей меня вовсе не устроит. Но нечего нам стоять здесь и кокетничать. Я должна помочь Эми, а вы отправляйтесь-ка домой и приведите себя в великолепный вид, да уж будьте так добры, позвольте Хейзу отправить в Холл немножко цветов покрасивее[151], и я тогда стану вечно вас благословлять.
– А сейчас это сделать нельзя? – спросил Лори так недвусмысленно, что Джо с негостеприимной поспешностью захлопнула калитку прямо перед его носом, крикнув сквозь перекладины:
– Идите домой, Тедди, я занята!
Благодаря нашим заговорщикам дело и вправду приняло иной оборот, ибо Хейз в ту ночь отправил в Холл целую уйму цветов и вдобавок очаровательную корзину, составленную в его самой лучшей манере, чтобы поместить ее в центре столика. Затем семейство Марч вышло en masse[152], а старания Джо были отнюдь не напрасны, так как люди не только приходили, но и оставались, смеясь ее чепухе, восхищаясь вкусом Эми и явно наслаждаясь происходящим. Лори и его друзья храбро бросились в брешь – раскупать букеты, а затем встали лагерем перед столиком и превратили этот угол в самое оживленное место в зале. Эми оказалась теперь в своей стихии и из благодарности, если не говорить ни о чем другом, была так воздушна и грациозна, как только могла, и к этому времени уже убедилась, что, в конце концов, добродетель действительно сама по себе награда.