– Мне хотелось бы, чтобы вы оказали мне любезность и немного встряхнулись, – резко заявила она.
– Так встряхните меня, будьте милочкой!
– И могла бы, если постараться! – По ее виду можно было решить, что ей очень хотелось бы сделать это без малейшего отлагательства.
– Так постарайтесь. Я даю вам свое позволение, – отвечал Лори, всегда радовавшийся возможности кого-то поддразнить и давно уже оторванный от столь любимого времяпрепровождения.
– Вы же рассердитесь через пять минут!
– Я никогда не сержусь на вас: ведь для огонька нужны два кременька. А вы мягки и холодны, словно снег.
– Да вы просто не знаете, на что я способна. Снег дает свет и яркость, создает фон и усиливает оттенки, если найти ему верное применение. А ваше равнодушие наполовину напускное, и хорошая встряска это доказала бы.
– Так трясите же, мне это не повредит, а вас, возможно, позабавит, как сказал рослый муж своей маленькой жене, когда та стала его колотить. Смотрите на меня как на этого мужа или как на ковер и колотите, пока сил хватит, если вам такие упражнения по сердцу.
Основательно раздосадованная собою и всей душой желавшая, чтобы Лори стряхнул с себя апатию, что так его изменила, Эми «навострила» и язык, и карандаш и приступила к делу.
– Мы с Фло придумали вам новое имя: Ленивый Лоренс. Как оно вам нравится?
Она думала, что это будет ему неприятно, но он лишь заложил руки под голову с невозмутимым: «Неплохо. Спасибо, леди».
– А хотите знать, как я по-честному о вас думаю?
– Изнемогаю от желания услышать!
– Так вот: я вас презираю.
Пусть бы Эми произнесла «Я вас ненавижу», но капризным или кокетливым тоном, Лори только рассмеялся бы, это ему могло бы даже понравиться, однако серьезное, почти печальное звучание ее голоса заставило его открыть глаза и поспешно спросить:
– Почему же? Объясните, прошу вас!
– Потому что при всех ваших возможностях быть порядочным, полезным и счастливым, вы непорядочны, бесполезны и несчастливы.
– Сильно сказано, мадмуазель.
– Если вам нравится, я продолжу.
– Милости просим, это весьма интересно.
– Я так и думала, что вам понравится. Люди эгоистические всегда любят беседовать о себе.
– Разве я эгоистичен?
Этот вопрос вырвался у Лори непроизвольно и прозвучал удивленно, так как единственное достоинство, которым он в себе гордился, была его щедрость.
– Да, вы очень эгоистичны, – спокойно и хладнокровно продолжала Эми, и это было намного эффективнее, чем если бы она говорила сердито. – Я вам покажу в чем, потому что я вас изучала, пока мы тут с вами резвились, но я вовсе не была вами довольна. Вот вы здесь, за границей, уже почти шесть месяцев, но не делали ничего, только зря тратили деньги и время и разочаровывали своих друзей.
– А разве человек не может получить немного удовольствия после четырехлетней зубрежки?
– Что-то не видно, чтобы вы его много получили. Во всяком случае, вам от этого вовсе не стало лучше, насколько я могу судить. Когда мы впервые здесь увиделись, я сказала, что вы изменились к лучшему, но сейчас я беру свои слова обратно, потому что, на мой взгляд, вы теперь и вполовину не так хороши, как были дома, когда я уезжала. Вы стали отвратительно ленивы, вам нравятся сплетни, вы тратите время на фривольности, предпочитаете, чтобы вас жалели и ласкали и обожали всякие глупые люди, вместо того чтобы быть любимым и уважаемым людьми мудрыми. С деньгами, талантами, с положением в обществе, с вашим здоровьем и красотой! Ах, вам нравится этот старый кумир – Тщеславие! Но ведь это все правда, и я не могу не сказать вам, что, обладая всеми этими великолепными вещами, которые вы могли бы с наслаждением использовать, вы не находите чем заняться, кроме как бездельничать, и вместо того, чтобы стать человеком, каким вы должны быть, вы стали всего лишь… – Тут она умолкла, но глаза ее были полны боли и сожаления.
– Святым Лоренсом[233] на решетке для пытки огнем, – добавил Лори, любезно заканчивая за нее недосказанную фразу. Однако отповедь Эми начинала свое воздействие, ибо в глазах его вдруг зажглись искорки тревоги, а равнодушное выражение лица сменилось полусердитым-полууязвленным.
– Я предполагала, что вы так все это и воспримете. Вы – мужчины – говорите нам, что мы ангелы, и утверждаете, что мы можем сделать вас такими, как нам угодно, но как только мы искренне пытаемся принести вам пользу, вы начинаете над нами смеяться и не слушаете, что и доказывает, чего на самом деле стоит ваша лесть.
Эми говорила это с горечью и повернулась спиной к досадившему ей мученику, простертому у ее ног.
Через мгновение страницу этюдника прикрыла рука, так что художница не могла больше рисовать, и голос Лори произнес, забавно имитируя тон раскаявшегося ребенка:
– Я буду хороший, ах, я буду хороший!
Но Эми не рассмеялась, она принимала все это всерьез и, постукав по протянутой над этюдом руке карандашом, очень трезво спросила:
– А вы не стесняетесь, что у вас такая рука? Она мягка и бела, словно женская, будто никогда ничего и не делала, а только носила самые лучшие перчатки от Жувена и рвала цветочки для дам. Хвала Небесам, вы все-таки не денди, и я рада видеть, что на вашей руке нет бриллиантов или больших перстней с печатками, только одно маленькое колечко, что давным-давно подарила вам Джо. Ах, моя родная, как я хотела бы, чтобы она была здесь! Она бы мне помогла.
– И я того же хочу!
Рука исчезла так же неожиданно, как появилась, а эхо желания Эми прозвучало так энергично, что удовлетворило даже ее. Она глянула вниз, на Лори, и вдруг новая мысль пришла ей в голову, но он лежал, прикрыв половину лица шляпой, словно затеняя его от солнца, а усы скрывали его губы. Эми видела только, что грудь его мерно поднимается и опускается в такт глубокому дыханию, возможно, это были вздохи, а рука с колечком укрылась в траве, словно пряча нечто слишком драгоценное или слишком ранимое, чтобы можно было о нем говорить.
В один миг разные недомолвки и мелочи обрели в уме Эми форму и значение и подсказали ей то, в чем никогда не признавалась ей сестра. Она вдруг припомнила, что Лори ни разу не заговаривал о Джо по своей воле, связала воедино тень, недавно пробежавшую по его лицу, перемену в его характере и то, что он носит маленькое старое колечко, которое никак не может служить украшением красивой мужской руки. Молодые девушки быстро прочитывают такие знаки и понимают их красноречивую весть. Эми и раньше подозревала, что в корне изменений кроются любовные неурядицы, теперь же она была в этом совершенно уверена. Проницательные глаза ее вдруг увлажнились, и, когда она заговорила вновь, тон был уже иной, ведь если она того хотела, голос ее звучал восхитительно мягко и доброжелательно.
– Я знаю, что не имею права говорить с вами так, Лори, и если бы вы не обладали самым чудесным нравом на свете, вы ужасно рассердились бы на меня. Но мы же все так любим вас и так гордимся вами, что для меня невыносима была сама мысль о том, что все у нас дома будут разочарованы в вас так же, как я, хотя, вероятно, такая перемена им может быть более понятна, чем мне.
– Я думаю, они поняли бы, – донеслось к ней из-под шляпы. Голос прозвучал мрачно, и это было не менее трогательно, чем рыдание.
– Им надо было предупредить меня, а не допускать, чтобы я тут наделала непростительных ошибок и взялась отчитывать вас, вместо того чтобы быть более доброй и терпимой, чем всегда. Мне никогда не нравилась эта мисс Рэндал, а теперь я ее просто возненавидела! – заявила хитроумная Эми, желавшая на сей раз точно выяснить факты.
– Да пусть ее повесят, эту мисс Рэндал! При чем тут она? – вскричал Лори, сшибая шляпу с лица и глядя на Эми так, что никаких сомнений по поводу его чувств к упомянутой леди не могло и быть.
– Прошу прощения, я подумала… – Тут Эми дипломатично умолкла.
– Да нет, ничего вы не подумали, вы прекрасно знали, что я никогда никого не любил, кроме Джо!
Лори произнес это в своей прежней пылкой манере и при этих словах отвернулся.
– Я так и предполагала, но поскольку они мне ничего ни про что не сообщали, а вы уехали, я решила, что ошибалась. И что же, Джо не была к вам доброжелательна? Как же так, я была уверена, что она любит вас всем сердцем.
– Она была доброжелательна, но не в том, в чем надо, и ее счастье, что она меня не любит, если я такой ничтожный человек, как вы считаете. Впрочем, это ее вина, можете ей так и сказать.
Жесткое, горькое выражение лица вернулось, когда Лори произносил это, что встревожило Эми, так как она не знала, какой бальзам можно здесь применить.
– Я была не права. Я ведь не знала. Мне очень жаль, что я была так раздражена, но я не могу не желать, чтобы вы получше переносили это, Тедди, дорогой мой!
– Не надо! Это Джо так меня называла! – И Лори быстрым жестом поднял руку, пытаясь остановить слова, сказанные свойственным Джо добродушно-укоризненным тоном. – Подождите, пока сами такого не испытаете, – добавил он совсем тихо, пучками вырывая траву из земли.
– Я восприняла бы это мужественно и, раз уж не заслужила любви, постаралась бы добиться уважения, – ответствовала Эми с уверенностью человека, ничего не знающего о таких вещах.
Надо сказать, что сам Лори льстил себе, полагая, что переносит все это на удивление хорошо – без стонов, без просьб о сочувствии, к тому же увезя свою беду в далекие края, чтобы изжить ее в одиночестве. Отповедь Эми представила ему все дело в ином свете, и впервые он увидел, что его поступки выказывают его самого слабым и эгоистичным, опустившим руки при первой же неудаче и укрывшимся в угрюмой безучастности. Он почувствовал, что его словно бы встряхнули, пробудив от печального сна, и он неожиданно обнаружил, что заснуть снова уже не сможет.
Через некоторое время он сел и спросил:
– Вы думаете, что Джо станет презирать меня так же, как вы?
– Стала бы, если бы увидела вас теперь. Почему бы вам не взять да сделать что-нибудь такое великолепное, чтобы она вас полюбила?