После первого же звонка из-за двери донеслись торопливые мелкие шаги приближающейся Инны Николаевны, а затем ее испуганный голос спросил:
— Кто там?
Чуть не сказав: «Это Мареев», я успел себя одернуть и ответил:
— Это я, Инна Николаевна, Алексей Петрович.
Она тут же открыла, узнав мой голос, и с облегчением вздохнула, искренне улыбаясь:
— Ну, наконец-то вы приехали! Мы тут сидим и вдвоем боимся!.. Просто кошмар какой-то!..
— Добрый вечер, Инна Николаевна, — кивнул я. — Ну, где тут у вас мальчик?
Ранее разыскиваемый мной Гера не замедлил появиться в дверном проеме, ведущем в зал, и, чуть приоткрыв рот, внимательно смотрел на меня.
В глазах у него стояло какое-то невысказанное несчастье, он весь был напряжен и, готов поклясться, чего-то до судорог боялся.
Кажется, он совсем недавно перенес какое-то тяжелое потрясение, что-то его очень сильно напугало. Выглядел он, по крайней мере, очень пришибленным.
И мне показалось, что я уже где-то встречал его.
Или видел человека, сильно на него похожего. Но память отказывалась служить, явно ссылаясь на перегруженность лекарственными препаратами.
Я скинул ботинки, натянул предложенные тапочки, аккуратно запер входную дверь, повесив еще и цепочку, окинул взглядом небольшую уютную двухкомнатную квартиру явно незамужней учительницы и, кивнув, вместе с хозяйкой и парнем вошел в зал, освещенный мягким светом настенных бра.
— Вам чай, кофе, сок? — спросила учительница.
Я подумал о том, где она берет деньги, но затем вспомнил, в КАКОМ КЛАССЕ эта молодая женщина преподает, — а ведь она наверняка ведет частные уроки…
— Сок, — ответил я. — Кофе ни в коем случае.
— Сейчас будет, — кивнула Инна Николаевна; как мне показалось, чем-то очень довольная, и выскользнула из комнаты на кухню.
«Все-таки, — отметил про себя я, — сколько в ней грации. Красивая. Наверняка все ученики бегают за ней, как щенята».
Усевшись в удобное кресло напротив сидящего на диване испуганного и зажатого подростка, я внимательно оглядел его, непринужденно улыбнулся и начал беседу:
— Меня зовут Алексей Петрович, я дядя Гали Вересовой, она тебе обо мне, наверное, рассказывала.
Он медленно кивнул, затем добавил вслух:
— Угу… То есть да. Рассказывала, — и посмотрел на меня столь же внимательно, как я на него минуту назад.
Глаза у него были темные, даже немного буравящие, пронзительные, что довольно часто встречается у трудных подростков; сейчас в них застыли страх и горечь. Я подумал о том, что же могло так напугать его, и решил, что это было похищение, нечаянным свидетелем которого он стал.
Парень был тощий, лохматый, одетый неплохо, даже богато, но носящий хорошую одежду без чувства, с которым ее надо носить; он был неуверен в себе, пуглив и закомплексован, это я мог сказать после первого взгляда безо всякого знания психологии.
Но что еще в нем сразу же было заметно — это интеллигентность, какая-то юношеская «светлость», недоступная большинству современных детей-гопов, явно проницательный ум, в нем даже чувствовалась порода, о которой говорили сдержанные манеры и чуть горбатый, выступающий нос; ко всему прочему он был курчавый, темноволосый.
— А вы вправду победитель сафари? — неожиданно спросил мальчишка, в глазах которого на мгновение всколыхнулось подобие интереса, перекрывшего прежнюю испуганную, зажатую тусклость.
— Конечно, — ответил я, мысленно называя Галю чертовой фантазеркой. — Только давай сейчас об этом не будем. Как ни прискорбно, Галя вместе с троими друзьями пропала. А я должен ее как можно скорее найти… Ты правда видел, как их кто-то похищал?
— Правда, Алексей Петрович, — все также медленно и немного скрипуче отозвался паренек; от его тона у меня по коже побежали мурашки. — Я все расскажу. Сейчас, — он странно посмотрел на меня, кивнул, сглотнул, затем неожиданно смутился, поднял на меня свои темные пронзительные глаза и как-то пусто спросил:
— А в милицию вы заявлять не будете?..
— А в чем дело? — поинтересовался я, понимая, что такие слова неспроста.
— Я сейчас не скажу, — глухо, очень странно ответил Герка, опуская глаза; кисти его сжались в кулачки, он судорожно вздохнул и добавил:
— Я…
Надо все по порядку. Я потом скажу. Когда смогу.
— А что сейчас? — доброжелательно спросил я, стремясь показать, что он может говорить, как хочет, и что никто не собирается его принуждать.
— Я за ними следил, — не таясь сказал он. — За всеми четверыми. Хотел узнать, что они задумали.
Подслушать их разговор. Но не успел.
— Погоди, — прервал его я. — Давай все по порядку. Сначала расскажи мне, что за проект они вместе готовили вот уже полгода, в чем его суть и для чего он был им нужен.
— Вы знаете? — неожиданно спросил он, поднимая глаза. — Ну надо же…
Инна как раз заносила в комнату поднос, уставленный блюдечками, заполненными всяческой легкой едой, поэтому я тут же, не колеблясь, правдиво ответил, чтобы потом не попасться на какой-нибудь мелочи:
— Я, Георгий, должен все знать; Потому что моя профессия — частный сыщик.
— Да, Галя говорила, — уважительно ответили Инна и Гера хором.
Я моргнул и поклялся при первом удобном случае пожать девчонке руку. Все-таки ее вранье могло оказаться очень даже полезным.
Несколько секунд на обдумывание — пока Инна накрывает на небольшой передвижной столик, — и версия для этих двоих готова.
— Проблема в том, — предвосхищая невысказанные вопросы, ответил я, — что Сергей Леонидович болен. Работа довела его практически до предынфарктного состояния. А от его деятельности зависит очень многое, тем более сейчас, накануне выборов, — объяснять последнее изречение я не стал, считая, что для нагнетения обстановки и создания атмосферы серьезности и значимости подобные фразы необходимы.
Осмотрел их такие разные лица: светлое, внимающее Инны и сосредоточенное, отрешенное лицо погруженного в себя Герки, вздохнул и продолжал:
— Если о похищении сообщить в органы, до Сергея информация дойдет тут же, у него очень хорошие связи. И, скорее всего, это немедленный инфаркт. Трудно предсказать все последствия. Так что мы с родителями остальных троих решили действовать по-другому. Якобы забрали детей из школы, никому ничего не сообщая, и сделали так, чтобы Сережа считал, будто все четверо в черноморском санатории.
Он был в командировке, а сейчас слишком занят, так что пока ничего не заметил. Но долго так продолжаться не может. В ближайшее время он сообразит, что дочка обязательно позвонила бы, если бы все было нормально, а звонка до сих пор нет.
Поэтому я и разыскиваю Галю. В срочном порядке, бросив все остальные дела.
И ты, Георгий, и вы, Инна, если помните что-то важное, обязательно расскажите мне все, в мельчайших подробностях. Вы общались со всеми четверыми до похищения и наверняка знаете все необходимое для разъяснения того, ЧТО на самом деле произошло. Поэтому я буду спрашивать вас, а вы подробно и взвешенно отвечайте. Договорились?..
Учительница с довольно забавной серьезностью кивнула. Мальчик посмотрел на меня и утвердительно опустил ресницы. На мгновение мне почему-то показалось, что самый старший в этой комнате именно он. Я бы улыбнулся, если бы не пережил то, что случилось со мной за последние два часа.
— Итак, Гера, начнем с тебя. В каких отношениях ты был с Галей Вересовой?
Несколько мгновений он смотрел на меня очень странно, причем я никак не мог разобрать, как именно. Затем неожиданно легко и светло улыбнулся и ответил:
— В хороших. Но не близких. Мы с ней познакомились месяцев пять с половиной назад. В парке, где я обычно гуляю. Она там тоже гуляла и сама со мной заговорила… — Я вдруг понял, почему так просветлело его лицо: мальчик вспоминал о девушке, которую любил всем сердцем, и воспоминание это оживило его даже в тяжелое для него время.
Инна Николаевна тоже заметила это и покраснела, опуская улыбающиеся и слегка удивленные карие глаза.
— Мы с ней, — продолжал Гера, — виделись не очень часто, но постоянно, примерно два раза в неделю. Вместе гуляли, ходили в театры, в кино, на каток и в бассейн… Но, — он помрачнел, возвращаясь к своему прежнему состоянию пришибленности и отрешенности, — она меня не любила. Она просто использовала меня.
Я заметил, что Инна Николаевна удивилась еще больше, причем едва не всплеснула руками, явно не удержавшись от внутреннего восклицания типа:
«Как же так?!» Мальчик ей, видимо, очень нравился, и такого отношения Гали она решительно не понимала.
В другой ситуации выражение типа «она меня использовала» из уст четырнадцатилетнего мальца рассмешило бы меня, но.., в этом полном страха и одновременно мрачной решимости мальчишке было что-то.., необычное, что ли? Он был явно взрослее своих небольших лет.
— С чего ты взял? — спросил я, чувствуя, что на этой теме нужно остановиться подробнее.
— Она всегда знала, что ей нужно, — просто ответил Гера. — И встречалась со мной, как ходила на работу. Я сначала этого не понимал, потому что… — он медленно, но верно заливался бледно-алым румянцем, — потому что она.., ну.., в общем, она меня.., очаровала. Я думал, что мы будем вместе и станем мужем и женой, и никогда ничего от нее не требовал. Но примерно два месяца назад я случайно узнал, что точно так же она ходит к нескольким другим парням… — Лицо его еще больше осунулось, в глазах зажглись два блестящих огонька горечи и тоски.
— Тогда я начал за ней следить, — глухо сказал он и, подняв лицо, внимательно посмотрел на меня.
— Что ей было нужно от тебя, Гера? И не знаешь ли ты, что ей было нужно от других?
— Всего у нее было восемь.., парней, к которым она ходила. И к каждому у нее был свой интерес, свое дело. Я, например, нужен ей был для того, чтобы конверт с бумагами, которые она туда запаковала, невскрытым попал в прокуратуру и чтобы в нужный момент его открыли и прочли, — он помолчал и добавил:
— Не знаю точно, что она хотела от других, но, кажется, каждый из них что-то делал для нее.., и все это нужно было для реализации их общего плана.