— Все очень просто, — тут же выдала, нарисовав в своем воображении предлагаемую сцену, Женя. — Этот человек не хотел фигурировать в деле в качестве свидетеля. Он вообще не хотел связываться с этим делом. Есть и другие варианты. У него с собой не было телефона. Или же он оказался в этом доме примерно для того же, для чего и вы посещали квартиру на Добролюбова, понимаете? Быть может, у него тоже там была встреча с женщиной? Этажом выше, к примеру. И ему ну никак нельзя было светиться в официальном расследовании даже в качестве свидетеля. К тому же не забывайте, что свидетель подчас не без помощи недобросовестного следователя может превратиться в обвиняемого, а потом и вовсе в преступника. Уж кто-кто, Боря, а ты-то должен это знать. Вот и получается, что этот человек просто выполнил свой гражданский долг, вызвал полицию и был таков! Я хочу сказать, что вот он-то как раз необязательно был тем, кто пожелал подставить вас. Он мог быть посторонним, случайным прохожим, понимаете? А вот тот, кто писал сообщения с телефона Троицкой, вот он на самом деле заманивал вас туда…
— Но кому это могло понадобиться? — вскричал Хованский.
— Только ты сам, Леша, и можешь ответить на этот вопрос. Скажи, Валентина часто бывала на Добролюбова в твое отсутствие? Что она могла там делать? Вы же, как я понял, не собирались в этот день встречаться?
— Да я и сам не понял, что она там делала, да к тому же еще и в таком виде? Она жила дома со своим мужем, ночевала там, когда не… Короче, когда не была в мнимых поездках. Ей нечего было делать на Добролюбова.
— Ну, может, прибиралась…
— Нет, уборкой занималась соседка, я ей платил.
— Леша… Мне не нравится твой тон, не юли. На Валентине нижнее белье, чулки… И она не у себя дома. Ты врешь, Леша.
Хованский снова опустил голову, обхватив ладонями лицо, но только теперь он не плакал, а словно прятался от стыда.
— Ладно. Мы встречались незадолго до этого. Я уехал с работы пораньше и сразу же туда. Мы встретились, все было прекрасно. Потом распрощались. Тепло распрощались, я поцеловал ее. И ничего, представляете, ничего не почувствовал, ну не было никаких предчувствий, что вижу ее последний раз! И она должна была потом поехать домой. Прошло довольно много времени, я был уверен, что она уже вернулась домой.
— Постойте, — удивилась Женя. — Это как же она могла спокойно вернуться домой, если, по легенде, она должна была быть в Сочи?
— На самом деле? — очнулся от своих мыслей Борис.
Он машинально вертел в руках бархатную коробочку из жестяной банки, то и дело щелкая замочком.
— Как?
— Она должна была позвонить мужу и сказать, что ей пришлось неожиданно уехать из Сочи из-за проливных дождей. И в подтверждение этого ее подруга Даша уже купила им билеты в Турцию. Ну, типа, что там-то, в Анталии, тепло и сухо в это время.
— Но если бы она поехала домой, то каким образом оказалась в вашей квартире? — не унималась Женя.
— Вы на что намекаете? — буркнул зло Хованский.
— Она намекает на то, Леша, что твоя подруга могла встречаться там не только с тобой, — тяжело и сочувственно вздохнул Борис. — Уж извини. И вот этот парень, которого она принимала после тебя, и убил ее, подставив тебя. Как тебе такая версия?
— Дурак ты, Борис… Валя не такая.
Женя второй раз за этот день удивилась тому, в каких близких, панибратских отношениях с ее мужем могут быть неизвестные ей друзья Бориса. Сначала Эмма обозвала его свиньей, причем так легко, запросто, словно имела на это право. Теперь вот его обозвали дураком, и снова он никак не отреагировал. Это насколько же близкими они были для него? А вот она, его жена, никогда в жизни не позволила бы себе не то что обозвать его свиньей или дураком, а просто даже нагрубить ему. Это только Наташа могла облить его словесными помоями, и он бы тоже стерпел это из-за любви к брату.
— Ладно, ребята, вы поезжайте домой, а мне надо оформить залог и все такое… Не просто же так его отпустили. — Это он уже обратился к Жене.
— В смысле? — не поняла она. — Как это… домой? К кому домой?
— Женя, пойми: Леше к себе домой нельзя, сама понимаешь, Эмма сделает там из него котлету. Поэтому отвезешь его сейчас к нам домой, накормите его там и уложите спать. Накапай ему успокоительного и береги как зеницу ока. И охране скажи, чтобы повнимательнее там… Может, у него враги появились, а он и не знает.
— Это ничего, что я здесь? — огрызнулся Хованский.
— Женя, ты не обращай на него внимания, если он будет капризничать, надоедать тебе какими-то глупыми вопросами… Ему сейчас очень плохо. Помогите ему там, ладно? А мне пора. Сейчас запрем квартиру, ключи я передам Валере. Вечером, думаю, соберемся все у нас. Скажи Галине Петровне, чтобы приготовила ужин на всю компанию.
— Боря! — возмутилась Женя. — А это ничего, что у меня была запланирована встреча с подругой Троицкой?
— Дашка вам ничего не расскажет, — бросил Хованский в сторону Жени.
— Расскажет, — отмахнулся Борис, — ты просто не знаешь мою жену. Она кого хочешь разговорит.
И все равно он сказал это с иронией. Так, во всяком случае, почувствовала Женя.
Ему осталось только притопнуть ногой, мол, брысь домой, корми гостя, и все; Женя сразу же уйдет от него. Возьмет Мишу и уйдет. Разведется, наконец.
Борис вывел ее в коридор и зашептал на ухо:
— Женя, пожалуйста, поезжайте домой, очень тебя прошу. Если Леша кому-то перешел дорогу, и этот кто-то как-то связан с теми, кто наверху… То никакой залог не поможет, понимаешь? Опомнятся, найдут и заключат под стражу. Посмотри на него, он в любую минуту может потерять сознание. Он голоден, психически истощен. Я боюсь за него. Понимаешь? Он на машине, возьмешь ключи и поведешь сама. Надо помочь человеку.
— Скажи, а с чего вы взяли, что женщина ударилась об угол мраморного столика в той квартире? Только лишь потому, что угол стола в крови? Но ее могли ударить чем-то другим, во-первых, и в другом месте, а стол измазать ее же кровью, которая вытекла из раны. Во-вторых, разве не следует подождать результатов экспертизы?
— Жень, это же просто предварительная версия. Ребров с Журавлевым еще не встретились с мужем, не побывали на Шаболовке в квартире убитой… Работы еще много. Хорошо, что ты решила поговорить с ее подругой. Но сейчас, повторяю, не надо тратить время, забирай его и увози к нам.
— Ты хочешь его спрятать у нас?
— Как ты догадалась? Да! Деньги-то, залог, еще не внесены, я просто договорился на определенных условиях. Сейчас поеду и внесу!
— А что, так разве можно?
— Говорю же — на определенных условиях. И на моем честном слове, если угодно.
— Ну тогда все понятно. Ты сказал, что соберетесь у нас? Кого ты имеешь в виду?
— Реброва и твоего любимого Журавлева, кого же еще? — устало усмехнулся Борис.
— Что? — вспыхнула Женя. — Почему это Журавлев мой любимый?
— Да потому, что ты в него влюблена, — широко улыбнулся Борис, и Женя так и не поняла, всерьез ли он это сказал или пошутил. Но вот после этих его слов ей на душе стало почему-то спокойнее.
Ладно, она спрячет Хованского. Если уж Борис настаивает на том, чтобы поселить его у них в доме, значит, он доверяет ему и уж точно верит в то, что он невиновен. К тому же Хованский будет далеко не первый его подзащитный, которого он реально прячет в своем доме.
— Хорошо. Пойдемте, Алексей.
И Женя, с трудом сдерживаясь, чтобы не взять Хованского за руку, как заболевшего ребенка, вывела его из квартиры, постоянно оглядываясь, словно боясь, что он сбежит, и уже на улице, получив из его рук ключи от машины, села за руль.
Борис, который уже успел к этому времени вызвать такси, бросив Жене «Моя машина у Реброва», сел в подъехавшую машину и уехал.
В машине Алексей несколько раз порывался пересказать Жене в хронологическом порядке все то, что произошло с ним в этот роковой день.
Но мысли его путались, и он действительно находился в плохом состоянии. Велико было искушение завалить его чисто женскими вопросами, мол, чего тебе, Леша, не хватало в жизни, зачем ты завел любовницу, подумал ли ты о жене, детях. Но разве мог бы он на них ответить? Просто с жиру бесился мужик, вот и все!
А Валентина? Вон, соседка рассказывает, какой хороший у нее муж. Все у человека было, и любимая работа, и маленькая квартирка для бизнеса, и деньги водились, и путешествовала много, и муж заботился! Так, может, в этом-то все и дело? Так все хорошо и замечательно, что захотелось острых ощущений, приключений, новых чувств наслаждения?
И рассуждая об этом, Женя вдруг поняла, что и сама в этом плане ничем не отличается от этой парочки. Что ей-то не хватает в жизни? Прекрасный муж, красивый и богатый (мечта любой женщины), рядом с которым чувствуешь себя защищенной. Дом, о котором можно только мечтать! Возможность нигде не работать и даже слуги, люди, которых из уважения к их профессии называют домработницей, водителем, няней и садовником, но, по большому счету, они же слуги! Так как же она посмела, смогла связаться с Журавлевым, рискуя всё это потерять?
Ребенка она, видите ли, заберет и уйдет, громко хлопнув дверью. Да кто ей позволит? Борис — один из лучших адвокатов Москвы, объявит ей войну и сделает все возможное, чтобы оставить сына себе. И вернется она в свою квартиру, поджав хвост. Без работы, без денег, без сына.
И все это ради чего? Ради кого? Ради мужчины, который в силу своей профессии будет постоянно пропадать на работе, которого она и не увидит! Которого постоянно будет упрекать в том, что она, дескать, все бросила ради него, а он, такой неблагодарный, возвращается домой поздно ночью или вообще под утро, не ест приготовленный ею ужин, а добравшись до спальни, мгновенно засыпает, забыв ее обнять… И в минуты отчаяния она наверняка будет жалеть о том, что разрушила семью, сделав несчастными всех троих — и Бориса, и Мишеньку, и себя.
Так в чем кайф? В обладании Журавлевым? В том, что этот красивый молодой мужчина будет принадлежать ей по праву? А где гарантия, что Журавлев рано или поздно не у