— Милочка! — И Женя бросилась к племяннице, взяла ее на руки и прижала к себе. Зацеловала ее, пахнущую молоком и тем сладким теплым ароматом, который присущ только маленьким детям. Потом вернула девочку обратно в манеж, и они с Петром обнялись.
— Вы тоже хотите спросить меня о разводе?
— Нет, что ты, милая! Я-то знаю Бориса… Слышал, конечно, утром его разговор с мужиками, он вообще некстати сказал что-то о том, что переживает из-за твоей просьбы купить тебе дом, боится, что ты разведешься с ним. Но я и тебя понимаю. Эта Тамара… Нет, я ничего не имею против того, что у нас время от времени кто-то живет, прячется там, и все такое, нет. Но обычно клиенты Бориса ведут себя как-то поскромнее, что ли. Взять хотя бы Хованского. Человек просто сидит в комнате и понимает, что ему позволили здесь пожить временно, что ему следует поменьше высовываться и сидеть тихо, дожидаясь лучших времен. К тому же, когда человек находится в стрессе, ему и самому не очень-то хочется каких-то движений, разговоров. Но это мое личное мнение. Эта же особа развела здесь такую бурную деятельность! Мало того что комнату слегка подремонтировали, так еще она завезла туда новую мебель!
— Она что, выезжала отсюда? — удивилась Женя.
— Нет-нет, она все заказывала по интернету. Даже рабочих вызвала.
— Вы были в той комнате? Видели, что она там устроила?
— Нет, Женечка. Признаюсь, мне это, во-первых, неинтересно, во-вторых, я хоть человек и терпеливый, но она начала меня раздражать. Вернее, она начала раздражать меня с тех самых пор, как появилась здесь. Какая-то она нахрапистая, что ли. Наглая. Я понимаю, у нее деньги, и потому Борис так за нее держится, но всему же есть какой-то предел! Она же совершенно безбашенная! Она даже хуже моей Наташи.
И тут Женя не выдержала и рассмеялась. То ли это нервное, то ли у нее начиналась истерика.
— Женечка, но я звонил вам совсем по другому поводу…
Женя вернулась на кухню с блокнотом и ручкой, задумчивая, вялая, достала из холодильника графин с холодным домашним лимонадом, налила себе и выпила. Она смотрела, как Галина Петровна чистит овощи, нарезает мясо, как ставит тяжелую сковороду на плиту, наливает туда масло, но мысленно она была очень далеко…
Она так долго думала и черкала в своем блокноте, что у нее разболелась голова. Галина Петровна принесла ей таблетку.
— Что-нибудь случилось? — наконец, не выдержала она.
— Да, Галина Петровна. Если вам интересно, я расскажу.
— Конечно, интересно, Женечка! Думаете, я не понимаю, чем вы все занимаетесь? Я же не слепая и не глухая. Вы все делаете важное дело, ищете преступников. Вот только я, как и ваш муж, всегда переживаю за вас…
— Муж — объелся груш, — произнесла Женя и бросила взгляд в окно.
Парочка, ее муж и Тамара, уже сидели рядом на скамейке и разговаривали. Еще немного, и Борис обнимет девушку за талию. Ну и пусть.
— Так вот. Два года тому назад убили молодого мужчину Аркадия. Вчера была убита женщина по имени Валентина, которая как раз тогда, два года тому назад, была его невестой.
— Матерь Божья! — перекрестилась Галина Петровна.
— А сегодня убили мужа этой Валентины, Еремеева.
Галина Петровна выронила нож, который с грохотом упал на кафельный пол.
— И кто же кого убил? Вы уже нашли?
— Нет. Никто ничего не знает. Все запутано. Все те люди, у которых были мотивы, под подозрением. Сегодня Ребров с Журавлевым как раз допрашивают женщину, подругу Валентины, которую поймали на месте преступления с украденными драгоценностями и деньгами убитой подруги, но та, конечно же, утверждает, что, когда вошла в квартиру, она была, во-первых, открыта, во-вторых, она не заметила на полу труп…
— Женя, дорогая, скажите, ну зачем вам все это надо? Не женское это дело! Уже три трупа! Значит, убийца где-то совсем рядом, и вы постоянно куда-то выезжаете… Это опасно! А у вас маленький ребенок!
— Надо! Надо, Галина Петровна, и знаете почему?
— Почему же?
— Да потому что я точно знаю, кто, к примеру, убил Еремеева! Да я вообще всё знаю! Так получается, что иногда женский ум, жизненный опыт, если хотите, играет в расследовании большую роль, особенно если речь идет о мотивах убийства, связанных с любовными переживаниями, с ревностью. Вы даже не представляете себе, как много преступлений совершается именно из-за любви, повторяю, и ревности. Влюбленная женщина способна на многое не потому, что она такая сильная или, скажем, волевая, нет. Напротив, она на время теряет рассудок, понимаете?
— Это вы о любви?
— Почти. О страсти. Вот вы, Галина Петровна, были когда-нибудь страстно влюблены? Вот просто охвачены страстью?
Щеки и шея женщины порозовели.
— Была… Сейчас мне кажется, что это вообще было не со мной… Я семью бросила, уехала с этим парнем в полную неизвестность… Вы правы, я тогда была словно сумасшедшая. Ничего не соображала. Меня словно опоили или заколдовали.
— Вот. Значит, я права. Ладно, мне надо сейчас кое-что проверить, выяснить, а вы продолжайте готовить. Вы же знаете, как Валера любит баранину. А ваше жаркое — выше всяких похвал!
Женя достала из холодильника колбасу, приготовила бутерброды и отправилась к охранникам. Поговорив с ними, она, продолжая игнорировать сидящего в двух шагах от дорожки в саду Бориса, вернулась в дом. Зашла в спальню, проверила, все ли там в порядке. С бьющимся сердцем открыла сейф… Все на месте.
И только потом постучалась в комнату Хованского.
— Добрый вечер! — улыбнулась она ему. — Как дела? Может, надо чего? Вы только скажите.
Хованский тоже улыбнулся в ответ, да только улыбка вышла пресная, вымученная.
— Скоро все закончится… — хотела она его приободрить.
— Что закончится? — вдруг услышала она над самым ухом, резко обернулась и встретилась взглядом с Борисом.
Он буквально навис над нею, обнял сзади и прижал к себе. Она со злостью высвободилась.
— Борис, ты чего?
— Ты когда приехала-то?
— Давно, — отрезала она и, оттолкнув его от себя, быстрым шагом направилась по коридору в зимний сад, но по дороге передумала, толкнула впереди себя дверь и оказалась как раз в том крыле, где обитали теперь садовник и кикимора.
На правах хозяйки решительно дернула за ручку двери, где теперь проживала непонятно на каких правах Тамара, и вошла в комнату. Без стука, разумеется.
Новой хозяйки не было. Комната получилась на самом деле уютная, в серо-зеленых тонах. Мебели мало, в основном мягкая. И зеленый ковер на полу.
А где же они будут принимать душ? И где до этого мылся садовник? Надо бы сделать пристройку, как без ванной комнаты? Этим пусть уже теперь занимается Борис. А она уедет. Он купит ей дом, и она переедет!
Дежавю. Все это уже было. Они с Галиной Петровной накрывали на стол на веранде. Буквально вчера. Те же стулья, те же тарелки, те же бокалы, тот же ящик пива под сиреневым кустом неподалеку от мангала. И газовая горелка. Юрий Петрович принес упаковку угля, сложил дрова рядом.
Скоро приедут Ребров с Журавлевым. Уставшие. Галина Петровна уже постелила им постели, всё приготовила. Надо ей премию дать. И Юрию Петровичу. И всем няням.
Первой, еще до приезда друзей, на веранду пришла кикимора. Во всем белом, нарядном. Красные губы, щеки нарумянены. Прячется здесь, да? Или же поставила своей целью отбить Бориса?
Она села и сама себе плеснула виски. Выпила. Женя подошла и придвинула поближе к ней блюдо с нарезанной дыней.
— Вот, Тамара, пожалуйста, угощайтесь. Дыня — идеальная закуска к виски. Кстати, я видела вашу комнату. Браво. Все очень хорошо устроили. Спасибо. Надеюсь, вам теперь здесь будет комфортнее. Извините, что вчера не смогла уделить вам должного внимания, сами понимаете, у меня были гости.
— Это вы извините меня за вчерашнее, — неожиданно для Жени вполне себе миролюбиво ответила Тамара. — Не знаю, как меня угораздило завалиться спать в вашу кровать. Я не в себе вчера была…
— Ничего.
И почему это Женю отпустило? Почему улетучилась ревность? Или ей просто сейчас не до этого?
Ребров с Журавлевым приехали очень поздно. Галина Петрова уже ушла, и Жене пришлось дважды подогревать жаркое.
Борис по привычке обнялся с Ребровым и по инерции — с Павлом. Женя зажмурилась.
Подошел Хованский, поздоровался с гостями. Борис бросил на него задумчивый взгляд.
— Ты поужинаешь? — спросил его Борис.
— Нет, что-то не хочется.
И он ушел. Да ему и не положено было как бы присутствовать при разговоре следователей. Хотя вчера он сидел за столом со всеми, но, правда, напился…
На веранде появился и Петр, поздоровался со всеми, пожелал всем приятного аппетита и, сославшись на занятость, ушел.
— Ты рассказала? — спросил, усаживаясь за стол, Валерий, обращаясь к Жене.
— В смысле? Что? — Женя напряглась. — Что я должна была рассказать?
Ребров с Журавлевым переглянулись, а Женя нахмурилась.
— Еремеева убили, ты знаешь? — Теперь уже Ребров смотрел на Бориса.
— Да вы что? — Борис замер с янтарной бутылкой в руке. — Как это? Кто?
— Знать бы, — устало проговорил Павел.
— Да что вы такое говорите? — воскликнул, усаживаясь напротив Павла, Борис. — Виски?
Мужчины за ужином разговаривали, конечно же, о деле. Тамара, поклевав жаркое и выпив немного виски, ушла спать.
Женя сидела молча и от волнения съела слишком много мяса. Бокал за бокалом, слово за слово, мужчины распалялись, говоря о трех убийствах, обсуждали подозреваемую Дмитриеву, делали предположения, но все сводилось к тому, что, скорее всего, долг своей подруге она так и не вернула, иначе не забеспокоилась бы так, не пришла в мастерскую. Или же она просто воровка, которой не повезло, и она оказалась в одной квартире с мертвецом.
Женя слушала мужчин, которые то и дело повторяли уже набившие оскомину версии, строили догадки, упоминали всех фигурантов дела, в том числе и старика лесничего Троицкого, и снова возвращались к личности Дмитриевой. Поболтали о женской дружбе, которой не бывает, потом еще