Я решил оборвать его. Не стоило давать ему возможность низвести меня до уровня полного ничтожества. Незначительности, да. Но не ничтожества, потому что я все же являлся слугой действительно серьезных людей. Из недр блокнота я извлек отдельный листок.
– Полюбуйтесь, я прихватил с собой список. Вот они все. Ваши знакомые за «железным занавесом» на одной страничке. Их за долгое время и набралось-то всего пятеро. Почти за двадцать лет. И каждый, насколько я вижу, проверен в штаб-квартире. Так и должно быть, если, конечно, вы своевременно сообщаете о них. – Я вложил листок в блокнот. – Так не следует ли туда кого-нибудь добавить? Кого именно? Подумайте над ответом, Сирил. Не спешите. Наши люди знают поразительно много. Порой даже меня это шокирует. Поэтому не торопитесь. У вас есть время подумать.
И он воспользовался моим советом. Он подумал. Затем продолжил размышления. Наконец встал в позу жалости к самому себе.
– Я ведь не дипломат, Нед, – пожаловался он тихо. – Я не кручусь по вечерам на веселых приемах в Белгравии, Кенсингтоне, Сент-Джонс-Вудсе, где все в медалях и белых галстуках. Не отираюсь в обществе великих, верно? Я – простой клерк. И вовсе не того типа человек.
– О каком типе вы говорите, Сирил?
– О совершенно другом. Я из тех, кому нравится приятное общение. Мне скорее по душе друзья.
– Мне это известно, Сирил. Как и руководству.
Он снова нашел прибежище в гневе, чтобы спрятать поднимавшуюся в нем волну паники. Язык его жестов звучал поистине оглушительно, когда он сцепил крупные пальцы и приподнял локти.
– В этом списке нет никого, с кем бы мои пути пересекались после доклада начальству о первом контакте. Все имена в списке – это лишь люди, с которыми я однажды совершенно случайно знакомился, и такие встречи не имели в дальнейшем никакого продолжения или последствий.
– А как насчет новых встреч с тех пор? – терпеливо спросил я. – Вам не удастся отмахнуться от них, Сирил. Мне, например, не удается, так почему должно получиться у вас?
– Если бы был хоть кто-то, чтобы добавить в список, если бы я получил от кого-то обыкновенную открытку на Рождество, можете не сомневаться – я бы сразу же сообщил о нем. Все. На этом конец. Точка. Сделано. Переходите к следующему вопросу, пожалуйста.
Дипломат, записал я. О нем, отметил я. На Рождество. Зальцбург. Я выглядел теперь гораздо более старательным, пусть внешне во мне больше ничего не изменилось.
– Это не совсем тот ответ, какой им нужен, Сирил, – заметил я, делая записи в блокноте. – Простите за откровенность, но ваши слова очень напоминают увертки. Вы уклончивы, словно хотите соломки постелить. Им же требуется «да» или «нет», а «если да, то кто». Они хотят прямых ответов, и уловки их не удовлетворят. «Он темнил с занятиями языком, так, быть может, он темнит и по поводу связей за “железным занавесом”?» Вот как они мыслят, Сирил. Именно это скажут и мне. В результате я окажусь козлом отпущения и придется повторить процедуру, – предупредил я, все еще не переставая писать.
Я снова почувствовал, как ход моих размышлений превращается для него в мучительную пытку. Он принялся расхаживать по комнате, пощелкивая пальцами. Бормотал, угрожающе выставлял вперед нижнюю челюсть, рычал что-то по поводу новых имен. Однако я был слишком поглощен своим блокнотом, чтобы замечать такие мелочи. Я был стариной Недом. Мистером Плодом[51] для Берра, исполняющим долг перед руководством.
– В таком случае каково будет ваше мнение вот об этом, Сирил? – заговорил наконец я. Затем по блокноту вслух прочитал ему написанное только что: – «Я, Сирил Фрюин, торжественно клянусь, что не приобрел никаких знакомств, пусть даже мимолетных, с любыми гражданами СССР или прочих стран Восточного блока, исключая тех, о которых заявил в последние двенадцать месяцев для внесения в список». Сегодняшняя дата и ваша подпись, Сирил.
Затем я снова раскурил трубку, добившись хорошей тяги. Использованную спичку вложил обратно в коробок, а коробок спрятал в карман. Мой голос, а говорил я очень медленно, теперь стал совсем протяжным.
– В противном случае, Сирил, и я прошу воспринимать мои слова как совет, если в вашей жизни появился некто подобный, вам сейчас предоставляется шанс заявить об этом. И им тоже. Я же сохраню все сказанное вами в секрете, как и они, но в зависимости от того, что я им доложу. А мой доклад не всегда бывает полным, далеко не всегда, спешу вас заверить. В конце концов, никто не свят, а наше руководство может не одобрить даже знакомство со святым.
Преднамеренно или нет, но я задел его за живое. Он только и ждал предлога, а сейчас я дал ему такой предлог.
– Святой? Кто здесь заговорил о святых? Терпеть этого не могу! Мое прозвище – Святой Сирил. Вы знали? Конечно, знали и решили поддразнить меня!
Напряженный и грубый, атакующий меня словесно, прижатый к канатам Фрюин отбивался от всего, что ему угрожало.
– Если бы даже такой человек появился – хотя никого нет и в помине, – я бы не рассказал о нем вам или другим ищейкам из ОП. Я бы составил письменный рапорт, как предписывает инструкция, подав его в отдел кадров министер…
Я вторично позволил себе перебить его. Мне не хотелось, чтобы он начал диктовать ритм нашей беседы.
– Но ведь никого нет, верно? – спросил я с таким напором, какой только дозволяла моя внешне пассивная роль. – Никого не было, так? Вы не принимали участия ни в каких мероприятиях – приемах, слетах, конференциях, – официальных или неофициальных, ни в Лондоне, ни за его пределами, ни даже за рубежом, где мог чисто случайно оказаться гражданин страны, находящейся за «железным занавесом»?
– Сколько еще раз мне нужно это отрицать?
– Нисколько, если ответ действительно отрицательный, – отозвался я с улыбочкой, которая не могла ему понравиться.
– Мой ответ: нет. Нет, нет и нет. Повторить? Или вы все усвоили?
– Спасибо. Значит, я могу сделать пометку: никаких новых контактов, правильно? А это включает действительно всех. В особенности русских. И вы поставите свою подпись?
– Да.
– Что будет означать «нет»? – уточнил я, сделав робкую попытку пошутить. – Простите, Сирил, но нам с вами необходимо внести в вопрос полную ясность, иначе руководство обрушится на нас всей своей тяжестью с большой высоты. Взгляните еще раз. Я все написал за вас. Осталось лишь расписаться.
Я дал ему карандаш, и он расписался. Мне нужно было, чтобы это стало для него привычным. Он вернул мне блокнот с трагической улыбкой. Он мне солгал и теперь нуждался в оправдании. И я даровал ему его, хотя, боюсь, только затем, чтобы очень скоро снова отнять. Сунув блокнот во внутренний карман пиджака, я встал и широко потянулся, словно объявляя перерыв в беседе и чувствуя, что самый сложный момент мы миновали. Потом немного помассировал поясницу – вечный источник болей для людей моего возраста.
– А что вы там копаете у себя на заднем дворе, Сирил? – спросил я. – Неужто решили соорудить бомбоубежище? Едва ли в этом есть необходимость в наши дни, как я полагаю.
Глядя ему за спину, я заметил груду новеньких кирпичей, сваленных в углу земляного прямоугольника и лишь слегка прикрытых сверху брезентом. Явно незаконченная траншея глубиной около двух футов тянулась в ту сторону поперек двора.
– Я рою пруд, – ответил Фрюин, с благодарностью хватаясь за предложенную мной новую тему. – Мне, видите ли, всегда нравилось жить у воды.
– Пруд с золотыми рыбками, Сирил?
– Пруд как украшение. – К нему разом вернулось хорошее настроение.
Он расслабился, заулыбался, и в его улыбке было столько безыскусной теплоты, что я невольно тоже улыбнулся.
– Расскажу вам о своем плане, Нед, – продолжал он, вставая совсем близко ко мне. – Я хочу устроить бассейн в трех уровнях, начиная примерно с четырех футов от поверхности земли, чтобы потом уступами по восемнадцать дюймов дойти до дна той траншеи. Затем каждый уровень я подсвечу снизу. С помощью электрического насоса буду постоянно закачивать воду. И тогда по вечерам уже не стану задергивать шторы, а получу возможность любоваться своим личным каскадом подсвеченных потоков, почти водопадов!
– И слушать музыку! – воскликнул я, как будто в полной мере разделял его энтузиазм. – Идея мне кажется превосходной, Сирил. Гениальной. Вы меня действительно сумели поразить. Правда. Мне бы хотелось, чтобы жена увидела нечто подобное. Кстати, как там поживает Зальцбург?
Он в буквальном смысле пошатнулся, подумал я, заметив, как его голова качнулась в сторону от меня. Я нанес удар, и он пошатнулся, а мне пришлось ждать, чтобы он оправился.
– Мне рассказывали, вы ездите в Зальцбург слушать музыку. Это настоящая мекка для музыкантов, судя по описанию. Зальцбург. Там дают оперные спектакли в Рождество или вы отправляетесь туда ради хоралов и гимнов?
Должно быть, перекрыли движение вдоль улицы, подумал я, вслушиваясь в невероятную тишину. И гадал, не о том ли задумался и Фрюин, продолжая смотреть на задний двор.
– Вам-то какая разница? – отозвался он. – Вы полный невежда в музыке. Сами сказали. Хотя при этом очень ловкая ищейка.
– Верди. Я знаю о Верди. И еще о Моцарте. Он же был из Австрии, не так ли? Я смотрел кино о нем. Держу пари, там на Рождество исполняют для вас Моцарта. Это обязательно. А кто еще в репертуаре?
Снова тишина. Я уселся и приготовился делать новые записи под его диктовку.
– Вы ездите туда один? – спросил я.
– Разумеется, один.
– Всегда?
– Конечно, всегда.
– И в последний раз тоже?
– Да!
– И живете там тоже один? – задал я следующий вопрос.
Он громко рассмеялся:
– Я? Живу один? Не остаюсь в одиночестве ни на минуту. Только не я. Когда я приезжаю, в комнате меня уже ждут танцующие девушки. Их меняют каждый день.
– Слушать музыку из вечера в вечер – вот что вам нравится, верно?
– Кто может знать, что мне нравится на самом деле?
– Четырнадцать вечеров подряд. Нет, наверное, двенадцать, если вычесть время, потраченное на дорогу.