– Знаете, как мне было трудно отправить заявку в американский университет? Ведь я не умел этого делать. Мое сердце до сих пор наполнено солью, скажу я вам. Я ужасно нервничал.
Маман ерзала в кресле.
– Если бы мой начальник не помог мне изучить информацию насчет учебы и составить заявку, не знаю, как бы я справился с этим.
– Пускай Зари останется, – сказала Маман. – Зачем ей туда ехать? Пускай она останется.
– Манидже-джан, будет безопасней, если они отправятся вместе.
– Безопасней? Почему это безопасней? Ты посылаешь наших дочерей в Америку, где они никого не знают. У современных правил тоже есть свои пределы. Это новая буржуазная мода – посылать детей за границу?
– Сестра шаха отправилась в…
– Зачем сравнивать нас с сестрой шаха?
Хотя за столом они сидели вчетвером, а Казеб вплывала и выплывала с новыми порциями чая и сливочного масла, дискуссия переросла в поединок между Маман и Баба. Ройя и Зари понимали это.
– Манидже-джан, мне пришлось исхитряться! Даже заинтересовать девочек получилось не так-то просто. А уж как было трудно во всем разобраться! Разве ты не знаешь, что мне пришлось использовать все мои связи? Я практически умолял всех научить меня, как это лучше сделать.
– Наши девочки еще такие юные. – Маман почти плакала.
– Мы должны мыслить современно. Если мой начальник готов помочь, если есть такая возможность, тогда почему бы не попробовать? Они вернутся назад. Они получат образование, а оно лучше, чем все, о чем мы можем только мечтать. И после этого они вернутся к нам. – Баба показал рукой на Ройю. – Столько месяцев она ничего не делала, только рыдала. У нее начнется затяжная депрессия, если она останется здесь.
Ройя сидела поникшая и думала о том, что превратилась для окружающих в объект сочувствия. Брошенная невеста. Невероятно оскорбительно.
– Ты видела, что произошло во время переворота, – продолжал Баба. – Погиб владелец магазина канцтоваров! Погибли другие люди! Ради чего? Сейчас в Иране нет стабильности. Я хочу, чтобы она была, ты тоже хочешь, и она почти наступила. Может, Ирану не суждено идти по пути демократии. Мы пытались, Аллах свидетель. В 1906 году мой отец сражался за Конституционную революцию. Он был в том же возрасте, что и наши девочки сегодня. Его поколение дало нам Персидский парламент. Но где мы оказались сейчас? В нашей стране всегда так: два шага вперед, три назад. Как только мы получили приличного премьер-министра, как его свергли. Теперь шах усиливает давление. Он всего лишь лакей Запада. Их марионетка.
– Зачем тогда ты посылаешь девочек на Запад? Ты противоречишь сам себе!
– Мы не можем рассчитывать тут на демократический сценарий. Эта мечта умерла. На Западе они, по крайней мере, смогут не беспокоиться из-за переворотов и диктатуры! Это подстраховка, Манидже-джан. Сейчас нам надо быть очень осторожными. Власти преследуют сторонников Мосаддыка. Может, скоро придет и наша очередь. Ройя ходила на демонстрации. Ее могли там застрелить!
Маман закрыла лицо руками, услышав эти слова, и замолчала.
– Я поеду, – неожиданно заявила Зари и выпрямилась. – Да, Баба-джан. Давай пошлем заявку, давай попробуем. Я поеду. С Ройей. А потом мы вернемся. Мы вернемся и будем рядом с тобой и Маман всю жизнь, но с американским образованием, которого никто у нас не отнимет.
Баба, казалось, вот-вот упадет в обморок.
– Зари! – сказал он. – Да-да, вот я и говорю. Никто не сможет отнять у вас такое образование, когда вы его получите. Понимаешь? Ты возьмешь свой университетский диплом и положишь его в карман. Он будет у тебя всю жизнь. Вот и все, что я имел в виду.
Пылинки плавали в луче солнца, светившем в окно. От чая пахло бергамотом. Казеб хлопотала на кухне, и это были знакомые, успокаивающие звуки. На улице торговец расхваливал свои овощи. Ройя хотела уехать от оскорбительной для себя ситуации, но ей не хотелось оставлять все это: ласковую Маман, родной город, родной дом. Она не хотела расставаться с отцом.
– Они могут учиться здесь. Они могут поступить в университет у нас. Получить диплом, – заявила Маман.
Баба лишь покачал головой. Ему ничего и не нужно было говорить. Они все знали, что сейчас творилось в городе. Здесь могли просто так застрелить человека. В этом городе Ройю предал жених. Она до сих пор неохотно ходила по улицам, боясь наткнуться на Бахмана. Или на Шахлу. Или, хуже того, увидеть их вместе.
Зари неторопливо пила чай, и Ройе захотелось сказать ей: «Тебе не нужно ехать со мной. Останься тут. По-моему, ты влюблена в Юсофа. Конечно, влюблена. Останься. Мы не должны обе менять свою жизнь только из-за того, что у одной из нас она искорежена. Оставайся с Маман и Баба. Живи своей обычной жизнью. Моя жизнь рухнула, не порти свою».
Она понимала, что должна сказать все это младшей сестре. Но какой бы прогрессивной и современной ни была их семья, Ройя все равно не сможет переубедить отца. Или, пожалуй, ей было грустно уезжать без Зари, и она в душе испытывала облегчение оттого, что Баба готовил документы для них обеих.
В этом самом городе ее бывший жених жил со своей молодой женой. По словам Джахангира, Бахман отказался от должности журналиста в прогрессивной газете и работает в нефтянке. Как и хотела его мать. Мальчик, который хотел изменить мир, послушался матери. Ройя представила себе, как он просыпается рядом с Шахлой, одевается и едет на работу – а там учится наращивать доходы от нефти. Вот такую жизнь он предпочел. Жизнь, которую выбрала для него мать. И он согласился. Все равно премьер-министра Мосаддыка уже сместили. Теперь Бахман и Шахла живут вместе.
После того последнего письма она не слышала от него ни слова. Он не звонил, не писал. Все новости она узнавала от Джахангира. И она была слишком гордой, чтобы искать встреч с Бахманом. Зачем ей это, раз он так обошелся с ней? Раз в последнем письме он специально подчеркнул, что не хочет больше ее видеть? Она не собиралась горевать. Кто он вообще такой? Как она ошиблась в нем. Как глупо все получилось. Подумать только, он действительно женился на Шахле! Ройю раздражали сочувственные взгляды людей, когда она шла по городу. Они словно говорили: «Бедняжка! Они казались такой идеальной парой! Поглядите на нее теперь. Ну и судьба! А вы знаете, что она в последнюю минуту оттолкнула от себя владельца канцтоваров? Он умер! Бедный…» В этом городе теперь невозможно жить прежней жизнью. Пожалуй, Баба прав: ей нужно уехать из Тегерана.
– Конечно, мы поедем, Баба-джан. Мы поедем вместе, – сказала Ройя. Ее тело утратило форму; она плыла, словно призрак, над обеденным столом.
Хотя отъезд в Америку казался ей равнозначным полету на Луну, это гарантирует, что они не встретятся с Бахманом хотя бы несколько лет. Она придет в себя. Она будет далеко от площади, где упал господин Фахри, и от обугленных руин магазина (говорят, теперь на этом месте построят филиал какого-то банка). Она окончит университет, вернется и станет в Иране одной из немногих женщин с университетским образованием, к тому же американским. Она по праву войдет в ряды нового класса образованных иранцев. Почему бы и нет? Что еще ей тут делать? Что касается Зари, то Ройя обязательно позаботится о младшей сестре. Короче, они сделают такой шаг. Другие до них делали то, что поначалу казалось абсурдным. Но страна менялась. Почему бы им не выйти на первую линию образования? Они закончат учебу и вернутся в Тегеран, и тогда пускай идут к шайтанам все, кто бросал на нее сочувственные или осуждающие взгляды.
Баба кивнул и сказал, что попросит своего начальника помочь ему с подбором документов и составлением заявки для поступления в университет. Он сказал это тихо, словно сам был удивлен и слегка пристыжен. Маман посмотрела сначала на Ройю, потом на Зари и расплакалась.
– Слушай, тебе не нужно ехать в Америку, – сказала Ройя вечером, когда они ложились спать.
– Баба не отпустит тебя одну.
– У вас с Юсофом что-то наметилось, да? В последнее время ты ужасно молчаливая, когда речь заходит о нем. Что происходит между вами? Я не узнаю тебя, раньше ты все подробно рассказывала. Почему ты теперь молчишь? Слушай, я понимаю, ты ничего не говоришь, потому что беспокоишься за мою реакцию. А ты не волнуйся! Если ты счастлива, то и я порадуюсь за тебя. Меня не надо оберегать. Если вы любите друг друга, тогда тебе надо остаться в Тегеране.
Зари вынимала шпильки из волос. С тех пор как позвонила госпожа Аслан и сообщила Ройе про свадьбу Бахмана, Зари перестала накручивать волосы для «волны» на бумажки. Днем она закалывала волосы на висках, из-за чего выглядела старше, более зрелой. Учащимся выпускного класса позволялось учить английский вне школы, и Ройя поражалась, как сильно повзрослела ее младшая сестра за последние полгода, словно предательство Бахмана и гибель господина Фахри ускорили этот процесс.
– Не обращай внимания, сестрица. – Зари стояла, протянув руки к затылку, и напоминала скульптуру, описанную в старинной поэме.
– Неужели ты готова все бросить?
– Если ты поедешь, то я поеду тоже. Мы начнем учебу вместе. И вообще. Это всего на несколько лет, правда? Может, я тоже попробую чего-то добиться. Там новый для нас мир. Мы – пионеры нового поколения молодых и свободных иранских женщин! – Она проговорила это с отцовскими интонациями.
Ройю удивила готовность сестры сопровождать ее в поездке, но в глубине души она почувствовала облегчение. Спать она ложилась с таким чувством, словно ей предстояло нырнуть с утеса в холодные бурные воды.
Письма пришли в начале лета. Баба отнес их своему начальнику, и тот перевел их. Да, заверил он, ответ положительный. Ройя и Зари приняты в небольшой женский колледж в Калифорнии. Его рекомендовал начальник отца, потому что там проводилась специальная учебная программа для иностранных студентов, оплаченная грантом. Да, их приняли обеих. Они начнут учебу вместе, потому что Ройя ждала год после окончания школы. Да, да, да, их действительно приняли. Нет, они будут там не единственными иранками, в этом году в колледж приняли еще несколько девушек из Ирана. Возможно, это родственницы Шахлы, забеспокоилась Маман. Но теперь она засиживалась допоздна, сшила дочкам целую гору блузок и юбок. Ее дочери не уедут в Америку без самых лучших нарядов, какие она только могла придумать. Каждой она приготовила по платью (светло-зеленое для Ройи и пастельно-голубое для Зари) из тончайшего мягчайшего хлопка, какой смогла найти на базаре, и вышила на воротничках кайму из крошечных цветочков. Она кроила батистовую ткань и шила для каждой дочки блузки четырех цветов: кремовые, белые, светло-розовые и нежно-желтые. В дорогих магазинах на севере города она купила блейзеры и плиссированные юбки и тщательно их выгладила. На дно каждого чемодана она аккуратно положила нижнее белье и чулки, купленные на базаре. Ройя и Зари недоверчиво помогали Маман собирать чемоданы. Туда были