– Нет. – Зари покачала головой. – Нам нельзя там готовить.
– Мы приготовим для вас, – повторила Ройя и сверкнула глазами в сторону сестры.
– Ну, это круто! Что ж, я с большим удовольствием попробую. – Уолтер просиял.
– Не сомневаюсь, лопух. – Джек обнял Зари за плечи. – Ну а я пропущу кулинарную демонстрацию с вашего разрешения. Моя ароматная персидская кухня рядом со мной. – Он обнял Зари еще крепче.
У Зари покраснели щеки, и на минуту она застыла. Но потом растаяла в объятьях Джека.
Уолтер кашлянул и уставился на свою тарелку.
– Тогда ты приходи, Уолтер. Я приготовлю что-нибудь для тебя, – сказала Ройя.
Их первый урок прошел вечером в субботу. Миссис Кишпо готовила ужины для девушек всю неделю, кроме субботы. А в субботу все были предоставлены сами себе. Большинство девушек все равно ходили на свидания в рестораны. А пожилая леди ездила к дочери и потом всю неделю долго и подробно рассказывала о проделках внуков. Ройя попросила разрешения воспользоваться кухней, и миссис Кишпо дала согласие при условии, что потом там не останется ни пятнышка, все будет чисто.
В тот вечер Зари встречалась с Джеком и они собирались посмотреть Джеймса Дина в фильме «Бунтарь без причины». Ройя фыркнула, когда Зари сказала ей про фильм и предложила пойти на него вчетвером. Она тщательно готовилась к этому вечеру и на той неделе съездила в Сан-Франциско, в турецко-армянский магазин. После приезда в Калифорнию Ройя почти не пользовалась иранскими специями. В начале семестра в химической лаборатории она познакомилась с девушкой Седой Кебабян (ее моментально расположило к ней то, что в фамилии Седы звучало слово «кебаб»). Они подружились. Однажды, когда они стояли в лаборатории возле раковины и мыли мензурки, Седа сообщила Ройе, что ее дядя открыл магазин деликатесов в Сан-Франциско, в Ричмонде, и продавал там специи, чаи и джемы из Закавказья. Ройя застыла на месте и слушала Седу, забыв про мензурку.
– Возьми меня туда, – прошептала она.
Когда они с Седой приехали в маленький магазинчик, Ройя зашла в него и, закрыв глаза, вдыхала знакомые сочетания запахов. Она словно на минуту оказалась дома. Потом открыла глаза, и ей захотелось купить все, что там было. Смести все с полок в свой подол и убежать с баночками специй, по которым она так соскучилась.
Она купила желтый дробленый горох. Кардамон. Кумин. Корицу (которая гораздо ближе к тому, как должна пахнуть корица, чем все, что она встречала до сих пор в Америке). Толченые розовые лепестки. Розовую воду. Воду на апельсиновых лепестках. А еще (неужели это не сон?) в магазине продавались настоящие сушеные персидские лаймы и нити шафрана! Ройя жадно хватала эти сокровища с полок. Баба исправно присылал дочкам деньги, когда мог. Теперь она проест его заработанные упорным трудом томаны.
От Уолтера пахло лосьоном после бритья и мылом, когда он явился в субботу вечером на кулинарную демонстрацию. Он надел свои шерстяные брюки, синий блейзер и фетровую шляпу. Когда он снял ее, Ройя увидела, что Уолтер помыл голову и причесался по такому случаю.
Ройя отвела его на кухню и не сказала ему ни слова, когда он не стал разуваться и прошел туда в уличной обуви. В пансионате миссис Кишпо это было все равно бесполезно. В Америке никто не разувался, входя в дом, и это удивляло и слегка раздражало, но Ройя уже привыкла.
Она предложила Уолтеру присесть и спросила, что он будет пить.
– О, я бы предпочел кока-колу, если это не сложно. Спасибо.
Будь он иранцем, он бы сказал: «О нет, благодарю, я не хочу тебя затруднять, все хорошо». Она спросила бы снова, и он отказался бы и сказал, что все хорошо, ему ничего не нужно. Тогда она подала бы чай, который уже заварила. Она бы приготовила большую чашу орехов и семечек, блюдо с фруктами, поднос с маленьким нутовым печеньем и другими сладостями. Будь он иранцем, она бы положила на тарелку фрукты, очистила бы для него огурец, налила бы ему чай в эстекан и предложила бы прессованный кубиками сахар, чтобы он брал его в рот, когда будет пить горячий чай. В самом начале она хотела делать все эти вещи для гостей, навещавших ее в пансионате миссис Кишпо, для одногруппниц, которые приходили к ней готовиться к очередному занятию, даже для Джека. Но она не могла делать то, что ей хотелось, в чужом доме, на кухне, где не было самовара. Тем более что здесь люди не считали огурцы фруктами и не ели их в большом количестве перед обедом. Когда к ней пришла Седа Кебабян, чтобы освежить в памяти их лабораторные записи по химии, и Ройя извинилась, что не угощает ее, Седа подняла ладонь, сказав: «Стоп! Тут все не так, Ройя, как у нас дома. Тут тебе не нужно все время что-то предлагать и уговаривать, гости сразу ответят “да” на твое предложение, и тебе не нужно особенно волноваться, что ты не можешь быть хорошей хозяйкой».
Так что ответ Уолтера «О, я бы предпочел кока-колу, если это не сложно. Спасибо» не стал для нее шоком. Она жила в Америке уже второй год и достаточно хорошо знала, как ведут себя американцы. Она знала, что это нормально, когда поначалу он не ответил вежливым отказом на ее предложение. Она понимала, что персидский тароф – ритуал из непрестанных предложений и отказов, часто украшенный витиеватыми оборотами речи и преувеличенной лестью, – в этой стране не принят.
Она вернулась с кока-колой. Другие девушки и миссис Кишпо ушли. Они с Уолтером остались одни на кухне и в доме. Ей было странно находиться наедине с ним в большом доме. В Иране такого никогда бы не допустили. Но это был Уолтер, такой воспитанный; он никогда не позволит себе ничего дурного. Она запретила себе думать про всякие глупости.
– Пойдем, пора начинать, ладно?
Он вошел в кухню. Ройя заранее приготовила все необходимое. Теперь она показала ему продукты и немного рассказала про блюдо, которое собиралась готовить.
– Оно называется хореш-э-бадемджан. Обычно мы делаем его из говядины.
Он только кивнул.
Она густо покраснела.
– Но я не сумела купить говядину. Так что сегодня мы сделаем хореш из курицы.
– План готов! – улыбнулся Уолтер.
Она тонко нарезала лук, нарубила его и обжарила в большой кастрюле до прозрачности. Растолкла пестиком в ступке (миссис Кишпо держала их на верхней полке) в мелкий порошок драгоценные нити шафрана. Уолтер сидел за кухонным столом и восхищенно наблюдал за Ройей.
– Видела бы ты мою маму, когда она в воскресенье готовит жаркое, – сказал он. – Она тоже любит готовить.
– Да? Вот смотри, это шафран. Видишь, как он… толчется? – Она надавила пестиком на нити. – Видишь?
– Конечно, вижу. Интересно.
Смущение постепенно испарялось, когда она начала готовить. Как в ту их первую встречу в кафе и во время нескольких походов в кафе вместе с Зари и Джеком, она на самом деле чувствовала себя комфортно. Она никогда не собиралась весело проводить с кем-то время в Америке. Слишком бурное веселье она не одобряла, видела в нем привкус фальши. Как американцы ухитряются изо дня в день круглый год сохранять хорошее настроение? Потому что у них новая, молодая страна? Или вся эта их свобода? Не тысячи лет, в течение которых приходилось соблюдать отупляющие правила и просто плыть по течению. Но она уже привыкла к хорошему, доброму настроению. Ей нравился Уолтер, его доброжелательность действовала и на нее.
Внезапно ей вспомнился Бахман, но она с болью прогнала мысли о нем. Смешно снова испытывать к нему какие-то чувства.
Она добавила в шафран несколько чайных ложек кипятка и перемешала. Вероятно, Уолтер не слишком интересовался рецептом, а только делал вид, но он кивнул, когда она так сделала, словно наблюдал важное событие. Потом он встал.
– Хочешь, я разрежу цыпленка? – предложил Уолтер.
Она не ожидала, что он захочет ей помогать. Баба никогда ничего не готовил. Иранские мужчины любят поесть, но она точно знала, что лишь немногие любят готовить. Вообще-то она не знала никого, кто готовил, пока не… Конечно, она удивилась тому, что господин Аслан и Бахман хозяйничали на кухне. Когда госпожа Аслан болела, парализованная припадками, у них не оставалось выбора… Ройя взяла нож и ополоснула его. Здесь Уолтер, он хочет ей помогать. Здесь Уолтер, он ждет. Она должна заниматься делом и не думать ни о ком. Она протянула нож Уолтеру и стала объяснять, насколько получалось, как нужно разрезать цыпленка.
Он выполнил ее инструкции и позаботился, чтобы испачканный нож не прикасался к другим продуктам. Закончив, он вымыл руки с мылом. Ее впечатлили его усердие и аккуратность. А еще то, что он искренне беспокоился о размере порционных кусочков курицы, потому что знал, что для нее это важно. И часть ее души невольно потеплела от его заботы.
Когда он закончил, Ройя положила нарезанные куски в кастрюлю с обжаренным луком. Раздалось шипение. Ройя и Уолтер стояли рядом, но не касались друг друга. Она ни разу больше не дотрагивалась до него, только в первый день, когда они пожали друг другу руки. Он был абсолютным джентльменом во время всех их встреч.
– Теперь мы добавляем соль и перец. А еще секретный ингредиент, – сказала она. Возле плиты становилось жарко. Ройя приказала себе сосредоточиться на готовке.
– И что это такое?
– Это… куркума. – Она не знала точно, как произносится слово по-английски. В глазах Уолтера что-то промелькнуло, но она не поняла, то ли она произнесла слово неправильно, то ли Уолтер не знал, что такое куркума. Она щедро посыпала желтой приправой жарившиеся куски цыпленка.
– Не сомневаюсь, – сказал Уолтер, – что это блюдо будет не похоже на все, что я когда-нибудь пробовал.
– Теперь мы добавим воды, чтобы полностью накрыть ею цыпленка и лук.
– Я запомнил.
– Не вижу, чтобы ты записывал.
– У меня все здесь. – Он постучал себя по голове.
– Ты доводишь воду до кипения, убавляешь огонь, и тогда цыпленок будет… хм… Как это сказать? Готовиться… тихо.