– Довольна? – буркнул Рауль.
– Другие двери.
Мужчина кивнул и довольно резко постучал в следующую.
– Что? – раздался женский голос.
– Ты в порядке?
– Это ты, Рауль? Я когда-нибудь была в порядке? – Гортанный смех, восточноевропейский акцент. – Входи. Ключ у тебя есть.
Рауль отпер дверь другим ключом. Внутри этой комнаты было темно и накурено, свет проникал внутрь через одно из маленьких окошек в дальнем конце. Ева крепче сжала свою сумку, внезапно почувствовав беспокойство. Напротив нее, у второго маленького окна, на этот раз зашторенного, стояла статная блондинка. На ней был красный кружевной топик и красные трусики, она держала зажженную сигарету перед собой, точно оружие. Увидев Еву, она издала еще один гортанный смешок.
– Ты хочешь, чтобы я трахнула женщину? Тогда еще двадцатку сверху. – Она оглядела Еву с ног до головы с надменной самоуверенностью, которая попросту бесила. – Э, да она явно нервничает! Тогда, может, и тридцатку.
Раздавив сигарету в хрустальной пепельнице, женщина, казалось, поплыла к ним. В приглушенном свете Ева заметила сеточку вокруг ее глаз, первые морщинки на шее и на нежной коже между грудями. Бретелька топика съехала набок, обнажив одну большую грудь с темным соском. Женщина не сделала ни малейшей попытки как-то поправить одежду. Вместо этого она надула накрашенные губы и наклонилась вперед, демонстрируя свое декольте и плоский, гладкий живот.
– Прошу, – промурлыкала она и указала на полноразмерную кровать позади себя. Та была задрапирована толстым рубиновым одеялом. Ева могла только представить себе легионы микробов, которые прятались там на постельном белье.
– Бояна, она здесь не для этого.
– Тогда какого черта ей нужно? – Женщина наконец поправила бретельку и выпрямилась. Черты ее лица ожесточились. – Миграционная служба? Ты привел их сюда, Рауль? – Она повернулась к Еве: – У меня есть документы. Я здесь на законных основаниях. Могу показать.
– Она здесь и не для этого. Она думает, что я запираю женщин в подвале, заставляя их выкидывать для меня фокусы. Она думает, что ее дочь здесь.
Смех Бояны был пронзительным и злым.
– Только я. Никаких других девушек, никаких замков. – Она подозрительно взглянула на управляющего. – Лучше бы больше никого не было, Рауль.
Ева перебила:
– Я хочу посмотреть.
Рауль кивнул, и Бояна сделала шаг назад. Ева осторожно прошла через множество комнат: спальня, мини-кухня, небольшая гостиная. Все пропахло дымом, дешевыми духами и засохшей, соленой спермой. Ева искала скрытые дверные проемы, люки, что угодно. Она не видела никаких признаков того, что кто-нибудь еще жил в этой крошечной квартирке. Бояна была театром одного актера.
– Как насчет другой двери? Ванная, это место – и третья дверь. Куда она ведет?
Рауль и Бояна обменялись взглядами. Бояна кивнула. Они вернулись в коридор, и Рауль отпер третью дверь. Он позволил Еве самой открыть ее. Та вела наружу, на небольшую бетонную площадку, на которой был припаркован седан «Шевроле».
– Так Бояна приходит и уходит, – сказал Рауль. – Не вызывая подозрений у полиции или наших арендаторов. И никаких мужчин, преследующих ее.
– Мой потайной ход, – сказала Бояна и рассмеялась своей же шутке.
– Это означает, что вы также могли бы привести сюда других женщин и девочек, – сказала Ева. – Так, чтобы никто не заметил.
– Зачем нам это делать? У меня клиентов – раз-два и обчелся, потому что не так уж много мужчин проходит через Нихлу. Если бы этот придурок снизил плату за аренду апартаментов – я, может, и стала бы более или менее зарабатывать, но сейчас конкуренция других девушек – последнее, что мне нужно. К тому же если бы я зазывала других девушек, то привлекла бы внимание. А я уже слишком стара для такого дерьма.
Ева не знала, верить ей или нет, но количество мужчин, которых она видела приходящими и уходящими, соответствовало тому, что говорила Бояна. Хотя она провела здесь не так много времени, чтобы собрать действительно полную статистику. Но она не ощущала здесь присутствия Келси. Она вообще не чувствовала ничего, кроме отвращения.
Ева закрыла дверь. Делая это, она почувствовала холодное прикосновение металла к затылку. Она попыталась повернуться, но пистолет сильнее прижался к ее черепу.
– Рауль говорит, у тебя есть деньги, – сказала Бояна. Гортанный смех вернулся. – Ты ведь поделишься?
– Конечно. Дай я их выну. – Ева начала открывать свою сумочку, но Бояна схватила ее прежде, чем Ева смогла дотянуться до маленького пистолета, спрятанного на дне.
– Мы сами. – Бояна открыла клатч, вытащила бумажник и просмотрела его содержимое.
Ева всегда старалась носить при себе наличные, но не слишком много. Она изобразила панику, когда женщина достала из бумажника пять стодолларовых купюр. Достаточно, чтобы успокоить двух мошенников низкого уровня.
Бояна протянула Раулю лишь одну банкноту, взяв себе оставшиеся четыре со словами:
– Компенсация за вторжение в мою личную жизнь.
Рауль положил деньги и пистолет в карман, схватил Еву за руку и потащил ее обратно в коридор.
Ева возмутилась:
– Эй, а моя сумочка?!
Бояна бросила сумку обратно вместе с теперь уже пустым кошельком. Ева послушно последовала за Раулем из мини-борделя, опустив глаза в пол и положив руку на застежку сумочки.
Когда они вернулись в сырой коридор, Ева действовала быстро. Ее крошечный пистолет был спрятан в косметичке на дне сумочки. Она вытащила его и выхватила оружие из кармана брюк Рауля, одновременно тыча стволом ему между лопатками. О, как ей нравилось, когда ее недооценивали!
– Никогда больше так не делай, – прошипела она. Все еще прижимая оружие к спине Рауля, она сняла его с предохранителя, раздался отчетливый щелчок. Ева обхватила смотрителя рукой спереди и стиснула его яйца. Она сжимала их, пока не услышала, как он застонал.
– Где, черт возьми, моя дочь?
– Да нет ее здесь!
Ева сжала сильнее, и Рауль издал низкий вой. Опасаясь привлечь внимание, она отпустила его, но сильнее ткнула пистолетом в его позвоночник.
– Тебе лучше не шутить со мной, – сказала она.
Рауль ахнул, пытаясь отдышаться.
– Руки вверх и поднимайся по лестнице. Наверху зайди в свою квартиру, закрой и запри дверь. Деньги можешь оставить себе, но пистолет я забираю.
– Ты настоящая сука, – сказал Рауль. – Джек был прав.
При упоминании Джека Ева напряглась, однако тут же взяла себя в руки и отпустила эту мысль. Сосредоточиться. Она вдавила ствол в спину Рауля и слегка крутанула.
– Двигайся. Сейчас же.
Только когда Рауль благополучно добрался до своей квартиры, а сама она села в машину, Ева наконец выдохнула. Джек разговаривал с Раулем? Она думала, что по крайней мере уж Джеку-то она может доверять – потому ли, что он выглядел порядочным, или потому, что ей нравился секс с ним, – это не имело значения. Очевидно, что она потеряла бдительность и теперь расплачивается за это.
И дело не в предательстве Джека, все куда хуже, хотя она по-королевски выбралась из неприятной ситуации. Но она позволила управляющему Раулю увидеть ее отчаяние. А еще ей пришлось унизить его, и теперь он наверняка захочет отомстить – или по крайней мере не даст ей больше никакой информации.
– Ладно, не все еще потеряно, – напомнила она себе, отъезжая от тротуара. Джек не был в курсе, что она знала о его разговоре с Раулем. Она могла бы использовать это в своих интересах. А еще была Флора. Она должна расколоть Флору. Возможно, на этот раз пряник сработает лучше. Пряник или наличные.
Ева поехала обратно к своему отелю. У нее заканчивалось время. Местные жители начинали злиться, и теперь она зашла слишком далеко.
Ей следовало выбираться из этой богом забытой дыры.
Но где ее чертова дочь?
Глава двадцать вторая
Игры начались, когда мне исполнилось шестнадцать. Тогда тетя Ева прекратила мое домашнее обучение и объявила меня неисправимой. Мне предстояли «уроки жизни», что означало (для начала) провести неделю в одиночестве в Чикаго. Она дала мне сотню долларов, одноразовый мобильный телефон и позволила собрать рюкзак с одеждой. Правила были просты: оставайся в живых и не звони домой.
Я быстро выяснила, что ста баксов в Чикаго недостаточно, чтобы нормально питаться в течение недели, не говоря уже о крыше над головой. Я пыталась попрошайничать – и меня ограбили под дулом пистолета. Я пыталась спать в церкви – меня выгнали. Я подумывала пойти в полицию, чтобы сдать тетю Еву, – но знала, что она соврет и скажет, будто бы я сама сбежала из дома. Я устроилась в приют для бездомных, где отказывалась разговаривать, игнорируя старую женщину, которая каждую ночь пробиралась к моей койке и баюкала мое лежащее ничком тело. К тому времени, когда сотрудники приюта связались с ювенальной службой, я была готова вернуться в Вермонт. Ева подобрала меня в центре города и отвезла домой первым классом. От меня жутко воняло.
Ева была права в одном: это был жизненный урок. Серия жизненных уроков. Я узнала, что рестораны и продуктовые магазины выбрасывают совершенно нормальную еду, которую можно найти нетронутой в их мусорных контейнерах. Я научилась использовать нож против нападающего. Я узнала, что копам не всегда можно доверять, а странным бездомным мужчинам иногда можно. Я узнала, что три часа после полуночи не зря называют «глубокой ночью»: нет ничего более страшного, чем быть одному на улице в спящем городе. За исключением, может быть, того, когда ты не один на улице в спящем городе. И я узнала, что единственный человек, которому я должна была бы доверять, на самом деле был моим самым большим мучителем.
Когда я вернулась в Вермонт после поездки в Чикаго, Лайза повсюду следовала за мной, точно раненый щенок, – как будто это ее выпустили на волю в незнакомом городе. Тетя Ева наняла мне частного репетитора для продолжения учебы. О неделе, проведенной мною в Чикаго, не было сказано и слова, а когда Лайза попробовала заговорить об этом,