Ева прислонила голову к прохладному стеклу окна мотеля. Конечно, она думала об этом.
– Я не могу уехать, не узнав, что с ней случилось.
– Она дочь своего отца, Ева.
Он даже не представлял, насколько прав. Еве было всего пятнадцать, когда у нее родилась Келси. Конечно, ее привлекали харизма и уверенность ее покойного мужа, но что она знала о жизни? Она сама была всего лишь ребенком. В течение следующих десяти лет, вплоть до своей безвременной кончины, Лиам Фостер мучил свою юную жену. Не так, чтобы оставались видимые шрамы, он был слишком хитер для этого, а более мелкими, более коварными способами. С помощью интеллектуальных игр. И сексуальных игр. А иногда и болью. Он знал, что ей некуда обратиться. Ее религиозные родители избегали ее. Тюрьма была роскошной, а Лиам – одновременно надзирателем и спасителем. Палач и целитель. Образ бога и самого сатаны.
Ева рассеянно потерла руку. Его смерть освободила ее, но не освободила Келси. Той стало только хуже. Ее юность была усеяна предупреждающими знаками, настоящим полем психологических мин. Друзья, которые пришли однажды – и больше не возвращались. Домашние животные, которые исчезли. Ложь, произнесенная с таким ненавязчивым лукавством, что повергла бы в ужас даже самого опытного политика. Келси сделала свою мать мишенью для игр, а это маленькое исчезновение стало грандиозным финалом.
Ева уставилась на телефон в своей руке. Келси может валяться мертвой где-нибудь в канаве. Или быть в плену у какого-нибудь психопата. Еве следовало бы сильно волноваться. Но она также знала, что Келси может выжидать, расставляя ловушки для своей матери, чтобы та не сумела претендовать на победу. Ева ощущала ее присутствие здесь, в Нихле. Она хотела бы назвать это результатом сильной связи матери и дочери, однако это было больше похоже на шестое чувство, которое возникает у оленя, когда он понимает, что рядом охотник.
Она обязана была узнать, что случилось с Келси, хотя бы ради собственного спокойствия.
А вот адвокат этого не сознавал. Он видел молодую мать, умного не по годам подростка и целое состояние.
Ева выдавила:
– Я согласна с тобой, Джим, но я должна сделать все, что в моих силах.
Давний адвокат Лиама на мгновение замолчал. Когда он заговорил снова, в его голосе звучало смирение.
– Я переведу вам деньги с вашего счета. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Я понимаю, вы хотите найти свою дочь, Ева. Я понимаю, что родители не могут успокоиться, пока не найдут пропавшего ребенка.
– Хорошо, – сказала Ева в трубку. – Если что-то случилось, я должна знать.
«И да поможет мне Бог, тогда я действительно буду свободна», – произнес тоненький голосок внутри нее. Ева закрыла глаза и отключилась от голоса. Что она за мать?
Если на секунду забыть о Лиаме и Келси – каким монстром была она сама?
Мэйберри-стрит, возможно, и считалась в Нихле хорошим районом, но, по мнению Евы, район был так себе – в лучшем случае. Недостаточную роскошь улица компенсировала протяженностью и удаленностью от шоссе. Дорога, которая подковой огибала северо-восточную часть города и наступающую пустыню, состояла из пяти длинных кварталов домов, каждый на одну семью. В одном конце располагались здания поменьше – смесь коттеджей в стиле глинобитных домиков и одноэтажных строений в стиле крафтсман. Самые красивые особняки были в восточном конце улицы, так что Ева сосредоточила свои усилия именно там. Она нашла телефонный справочник в местной библиотеке, но адреса Кайла Саммерса в нем не было. Ей оставалось наблюдать – и надеяться.
Она провела полчаса, припарковавшись в предпоследнем квартале Мэйберри, обдумывая следующие шаги. В 2:37 женщина на «Вольво» подъехала к одному из больших домов, остановилась на подъездной дорожке и направилась внутрь. Хорошо одетая и седовласая, она шла к входной двери с уверенностью человека, который здесь живет. Ее присутствие навело Еву на мысль.
Ева завела двигатель и въехала позади «Вольво» на подъездную дорожку, ведущую к дому. Она вышла и уверенно зашагала вперед, подойдя к входной двери как раз в тот момент, когда женщина открывала ее.
Женщина взглянула на Еву.
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Кайл попросил меня зайти.
Она улыбнулась.
– Кайл? О, вы, должно быть, имеете в виду Кайла Саммерса. Боюсь, вы ошиблись домом.
Ева прочитала цифры на стене здания.
– Я уверена, что он сказал «четыре – шестнадцать по Мэйберри».
Улыбка женщины стала шире, смягчая суровые черты лица.
– Четыре – сорок восемь. Тут легко перепутать.
Ева улыбнулась в ответ.
– Спасибо. Да, видимо, перепутала.
Четыреста сорок восьмой по Мэйберри оказался нуворишской версией греческого Возрождения. Расположенный на заросшем кустарником участке площадью в пол-акра, с едва заметным намеком на ландшафтный дизайн в виде заросших сорняками бордюрных клумб, он получал очки за размер, а не за стиль. Ева сидела в своей машине, глядя на дом. Его показная внешность едва ли кричала о похитителе. С другой стороны, напомнила она себе, у нее не имелось ничего, кроме внутреннего чутья, говорившего ей, что Келси была похищена. Та вполне могла бы отсиживаться в этом месте, обкуренная до потери рассудка и трахаться с этим Кайлом Саммерсом, как какая-нибудь бродяжка, выкидывающая фокусы в наркопритоне.
Ева вполне допускала, что ее дочь находится здесь добровольно. Она бы не удивилась, если бы оказалось, что именно Келси и руководит наркопритоном.
Ева неохотно выбралась из машины, осмотрела дом. Двойная широкая прихожая. Небольшая табличка у входа, предупреждавшая о системе сигнализации. Она дважды быстро нажала на кнопку дверного звонка, подождала несколько секунд, а затем нажала ее снова. Было 3:13 пополудни. Кайл, вероятно, на работе – какой бы та ни была.
Ева уже собиралась уходить, когда дверь открылась, – вот только по другую сторону порога появилась Флора. Ее красивое личико было подпорчено синяком, из-за которого заплыл один глаз и распухла правая щека. На ней была бесформенная синяя сорочка. Одной рукой Флора ухватилась за дверной косяк, другой держалась за дверь, как будто собиралась захлопнуть ее перед лицом Евы.
– Чего вы хотите от нас?!
– Я просто хочу поговорить.
– Мне нечего вам сказать. Nada[13]! Уходите.
– Твое лицо… – сказала Ева, затем неуверенно протянула руку и быстро толкнула закрывающуюся дверь. – Пожалуйста. Всего на несколько минут.
Флора зажмурилась. Поврежденный глаз был слишком отекшим, чтобы закрыться полностью, и Флора дотронулась до него тыльной стороной ладони. Оглянулась, вздохнула и вышла на бетонную площадку, захлопнув за собой дверь.
– Идите за мной. – Флора обошла дом сбоку и встала в тени одинокого дерева, спрятавшись между домом и сараем, вне поля зрения кого-либо на дороге. Ева присоединилась к ней.
Ева достала из сумочки фотографию Келси.
– Это моя дочь. Она пропала. – Ева наблюдала за выражением лица другой женщины, ища какой-нибудь признак узнавания. – В последний раз ее видели в Нихле.
– И что?
– А то, что в последний раз ее видели с Кайлом Саммерсом. – Ева сделала паузу. – Твоим бойфрендом.
Флора сложила руки на своей пышной груди, выставив вперед подбородок.
– Я понятия не имею, где ваша дочь.
– Но ты знаешь, где Кайл.
– Его здесь нет.
– Тогда скажи, где я могу его найти?
Ева проследила за взглядом Флоры, который переместился на большой дом. Казалось, она зациклилась на окнах второго этажа.
Флора сказала:
– Он путешествует.
– Ты уверена, что его здесь нет?
– Уверена. Он в отъезде, я клянусь. Его нет дома.
Ева подошла на шаг ближе. Она сделала вид, что изучает поврежденную щеку Флоры.
– Почему ты защищаешь его?
– Я не защищаю. – Флора отвернулась. – Если это все, чего вы хотели, то вам следует уйти прямо сейчас. Я не знаю, где ваша дочь, а Кайла здесь нет.
– Что же у него есть на всех вас, раз все так боятся перечить ему?
Флора ответила, не оборачиваясь:
– Просто мы сплоченное сообщество. Когда кто-то угрожает одному из нас, мы объединяемся.
– Ты даже не из Нихлы, не так ли?
Флора слегка повернула голову. Солнечный свет падал на ее распухшее лицо, окрашивая багровый синяк на оливковой коже в кроваво-красный цвет. Когда она заговорила, в ее голосе звучали печаль и смирение:
– Оставьте все как есть. В Нихле нечего искать.
– Я думаю, как раз есть, Флора. Исчезли девушки, ходят слухи об убийствах. События, которые скрываются под безмятежной поверхностью, те, о которых никто не говорит…
Флора одарила оппонентку победительной улыбкой.
– У нас в стране, где я родилась, есть поговорка: Donde el diablo puso la mano, queda huella para rato. – Она покачала головой. – Идите домой, миссис Фостер.
Ева смотрела, как Флора торопливо пересекает двор, возвращаясь к передней части дома. Она хромала.
Только позже, устроившись на деревянном стуле в местной библиотеке, Ева нашла это высказывание. Она задумчиво закрыла испано-английский словарь. В грубом переводе поговорка означала: «Там, где дьявол приложил свою руку, на какое-то время остается отметина».
Другими словами, зло всегда оставляет свой след.
Глава двадцать пятая
Лоури-лэйн была продолжением Мэйн-стрит. Я нашла дом Ребекки Смит без особых проблем. Им оказался простой коттедж в стиле крафтсман, небольшой, но уютный на вид. Деревянный фасад, массивное крыльцо, большие окна и металлический забор, окружавший небольшой участок. На подъездной дорожке стояла «Хонда», на бампере которой красовалась наклейка «Любите друг друга», а также наклейки из дюжины штатов и национальных парков. Салон автомобиля был завален барахлом, одеждой, книгами и одеялами. Я не была уверена, что на этом вообще возможно ездить.