– Поняла. – Я вскочила с кровати, прижимая телефон плечом и подбородком и одновременно натягивая джинсы. – Выезжаю. Я буду минут через двадцать или около того.
Я повесила трубку, почистила зубы и надела рубашку. Моя голова раскалывалась от вчерашней выпивки. После ухода Джеймса я утопила свои тревоги в еще нескольких рюмках, прежде чем провалиться в беспокойный ночной сон. Теперь я пожалела о водке, но не о Джеймсе.
Я набрала ему из машины. Переадресация на голосовую почту. Я дала отбой – позвоню позже.
Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до жилища Смитов. Я обнаружила, что входная дверь открыта, а Бекки и ее дядя сидят в вызывающей клаустрофобию гостиной, в которой настырно пахло мазью бенгей и кошачьей мочой. Бекки жестом пригласила меня войти. Она свернулась калачиком на темно-синем диване с кошкой на коленях. Пожилой мужчина полулежал в таком же мягком кресле. Его глаза были открыты. Его рот шевелился, но слов не было слышно. Стопки книг и бумаг покрывали все поверхности, включая большую часть бежевого ковра на полу. Полный беспорядок. Серебристый полосатый кот поприветствовал меня крепким тычком и громким мяуканьем.
– Это Пирожок, – прокомментировала Бекки. – Его сестра прячется под столом – она боится гостей. А это Принцесса. – Она погладила рыжую кошку у себя на коленях. – Это наши детки.
– Твои детки! – пробрюзжал мужчина.
Я наклонилась и погладила кошку, чувствуя, что все пять пар глаз смотрят на меня.
– Дядя Джо, это та женщина, о которой я тебе говорила, – громко сказала Бекки, тщательно подбирая слова. – Вот, можешь сесть на диван. – Она передвинула стопку старых фотоальбомов, похлопала по подушке, и я села, неудобно близко к ней. – Дядя Джо немного глухой, так что…
– Я все слышу.
– Забавно! – с досадой откликнулась Бекки. – Тогда, выходит, большую часть времени ты просто игнорируешь меня?
Мужчина в кресле хмыкнул и закрыл глаза. Он весь состоял из костей и сухожилий, с островком седых волос на макушке и грубым, покрасневшим лицом алкоголика.
– Чаю со льдом? – спросила Бекки.
– Она не хочет чай со льдом.
– Мистер Смит, – начала я, – я надеялась поговорить с вами о том, что произошло здесь, в Нихле. Еще в девяностые.
Один слезящийся красный глаз открылся и бросил на меня косой взгляд.
– Уходи, – бросил мужчина своей племяннице. Затем более мягким голосом: – Выйди на улицу, Бекки. Повеселись в своем саду. Я знаю, тебе это нравится.
Бекки послушно встала. Когда она ушла, Джосайя перевел кресло в сидячее положение и повернулся ко мне.
– Не думай, что она делает это по доброте своего увядшего сердца. Я плачу` за этот дом. Ей негде было жить после того, как ее муж-ублюдок ушел, поэтому она остается со мной. Это справедливый обмен – забота обо мне за крышу над ее головой. Справедливо, хотя и некомфортно для нас обоих. Я вынужден мириться с ее присутствием, ее забытыми богом кошками и этим беспорядком, а она… ну, ей приходится иметь дело со мной. – Он кашлянул в носовой платок. – Иногда жизнь состоит из неприятных компромиссов.
Я была удивлена силой его голоса. Он не был похож на того человека, которого описывала Бекки.
– Вы многое знаете о неприятных компромиссах.
Джосайя улыбнулся.
– Умная девочка. Хотя в наши дни я должен говорить «женщина». – Он покачал головой, вытер слезящиеся глаза. – Нельзя называть человека черным, китайцем или геем. Все такие чувствительные! Люди такие, какие они есть. С каких это пор признаки стали чем-то плохим?
Я не собиралась спускаться в кроличью нору с этим парнем.
– Вы были прокурором, который курировал дело против Нортона Смоллвуда и Марка Леброна.
– Это утверждение или вопрос?
– Заявление.
Его кивок был едва заметен. Он снова закрыл глаза, отгораживаясь от меня. Казалось, он был очень хорош в том, чтобы отгораживаться от мира, когда ему это было удобно. Какая часть его болезни была реальной, а какая – притворной? Как долго я буду привлекать его внимание – пока ему не надоест?
– Они были невиновны, – продолжила я. – Настоящий убийца сбежал.
– Убийцы. Больше, чем один.
Я удивилась.
– Вы кажетесь уверенным.
– Понятия не имею, был ли его напарник тоже убийцей, но могу с уверенностью сказать, что помощник точно имелся. Убийце кто-то помогал.
Я оказалась в замешательстве.
– Но раз вы знали, что Леброн и Смоллвуд невиновны, зачем же было их арестовывать?! Зачем разрушать их жизни?
Тишина – и снова кашель с мокротой.
– Вы были в курсе – и ничего не сделали! Вы позволили двум невинным людям гнить в тюрьме.
Он сел прямее и пристально посмотрел на меня.
– Нет, я ни в чем не был убежден до конца. Я сознавал, что улик против них мало. Однако я также знал, что это плохие люди. И понимал, что обществу было бы лучше, если бы их посадили…
– Не вам судить!
– Нортон был извращенцем.
– По словам его жены, он был пожарным-добровольцем, посещавшим церковь, и у него была семья.
– У него в грузовике была припрятана порнуха с несовершеннолетними. Мерзость, согласитесь.
Я склонила голову набок.
– Его порно – или порно, которое кто-то подбросил?
Джосайя издал горлом неприятный звук.
Я продолжила:
– Пока они сидели в тюрьме, настоящий убийца – или убийцы – оставались на свободе.
– И это единственное, о чем я сожалею.
– О чем именно? – спросила я.
– Что убийцы ушли безнаказанными. Мне приходится жить с этим каждый день.
– Значит, вы знаете, кто они.
Тишина.
Я спросила:
– Почему вы ничего не сделали?
Его лицо покраснело.
– В этом проблема вашего поколения. Вы видите вещи как простые и сложные, правильные и неправильные, черные и белые. А мир устроен по-другому.
– О да, – кивнула я. – Неприятные компромиссы.
Он одарил меня кривой, горькой улыбкой.
– Сядь вон там и не изображай из себя святую. Я могу сказать, что ты ни дня в своей жизни не работала. Некоторые из нас столкнулись с трудным выбором. Ты даже не представляешь, каково это было – оказаться на моем месте.
– Так просветите меня!
Джосайя изучал меня. Его глаза внезапно расширились. Я увидела намек на страх.
– Ты похожа на нее.
– На кого?
Он покачал головой, вздохнул.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Тебе следует уйти. Возвращайся туда, откуда пришла, и забудь обо всем этом.
– Забыть – о чем? Об убийствах?
– Они все еще где-то там. – Затем более слабым голосом: – Ты не сможешь остановить их.
Его глаза теряли свой блеск. Я встала, надеясь привлечь его внимание, прежде чем он погрузится в какой-то другой мир, в котором он теперь жил по большей части.
– Мистер Смит, – рявкнула я. – Почему вы согласились встретиться со мной?
Его голова повернулась вправо. Я обошла его кресло, заставляя его посмотреть на меня.
– Вы можете снять эту гору с плеч. Прямо сейчас. Добиться перемен. Просто скажите… что вы знаете? Почему вы согласились встретиться со мной?
– Она была добрая, – промямлил он. – И тоже красивая. Она этого не заслужила.
– Кто?
– Есть и другие, – продолжил он. – Это была не ее вина. Есть и другие.
– Другие кто?! Женщины? Жертвы? Убийцы? В ваших словах нет никакого смысла!
Я понимала, что практически кричу, но мне было все равно. Я услышала, как Бекки открыла входную дверь, и поспешила выпалить:
– Я верю, что вы сожалеете, но помогите мне понять! Кто такая «она» – и что вы там еще говорили?
Но он уже отключился. Его водянистые глаза были закрыты, рот раззявлен. Моя грудь казалась тяжелой, мое собственное дыхание вырывалось болезненными толчками. Кем, черт возьми, была «она», и что там еще было? Я подобралась так близко к получению хоть какого-то ключа к разгадке этой проклятой тайны! Так близко, но так далеко…
– Тела, – прошептала Бекки позади меня. Она сказала это так, как если бы речь шла о монстре под кроватью. Осторожно, робко, едва ли не с оглядкой. – Там есть еще тела.
Я резко обернулась.
– Откуда вы знаете, что он это имел в виду?
– Потому что он разговаривает во сне. Он бормочет что-то об исчезновении девушек. Он делает это уже несколько месяцев. С тех пор… с тех пор, как здесь снова начались убийства. – Ее улыбка была извиняющейся. – Он думает, что жертв больше. Он винит себя.
– А «она»? Он сказал, кто это был, когда разговаривал во сне?
– Нет, – помотала головой Бекки. Ее колени были чистыми, но она все равно попыталась их отряхнуть. – Однако я знаю, кого он имел в виду.
– Так скажите же!
– Я помню, она была единственной женщиной, о которой он действительно заботился, когда я была еще совсем молода.
– Кто она, Бекки? О ком он говорит?
На кого я похожа?
– Правильнее будет спросить, кем она была. Ее звали Флора Фуэнтес. Она была убита в Нихле более двадцати лет назад.
Наряду с бескрайними просторами пустыни и пыльным заброшенным центром города, наряду с отчаянием, которое сочилось с тротуаров, под безжалостным красным солнцем в Нихле все же существовала красота. Я видела ее в далеких горах, их скалистых вершинах, которые тянулись к недосягаемому небу. Я видела это в том, как клиенты Мануэлы сплотились вокруг нее. Я видела это в материнской заботе Стеллы-из-хозяйственного магазина. И я почувствовала это в поцелуе Джеймса.
Но я не нашла этого в Джосайе Смите. В Джосайе я обнаружила уродливого труса. Он был и причиной, и симптомом всего того, что было не так в Нихле.
Разговор с ним не выходил у меня из головы до конца дня. Я не могла отделаться от мысли об этих двух мужчинах, Смоллвуде и Леброне. Зачем городу сознательно жертвовать людьми, чтобы защитить убийцу – или убийц? Была ли это нелепая идея, что их дети каким-то образом будут спасены, как сказал Джеймс? Или настоящие убийцы были просто слишком ловкими или слишком могущественными, чтобы их можно было поймать, и вместо того, чтобы признать поражение, тогдашние власти выбрали козлов отпущения? Возможно, я никогда этого не узнаю.