2 года 8 месяцев
10июля 1991
Сталбояться открытой двери из комнаты вкоридор. «Там серый волк». Впоследствииоказалось, что дуралей Паша стал пугатьЛёшу и Люсю, выскакивая в маске волка,когда рядом нет взрослых.
Каждыйдень берёт у меня яйценоску и понарошку« ходит в магазин», «покупает» яйца,соль, сахар. Сегодня сообразил что-то ипопросил у меня игрушечных денег.
Любыепредметы использует для игр. Засохшийлистик прекрасно можно использоватькак ключик. «Открывает» им дверь.
Нравитсяигра «езда в машине». Сам её придумал.Когда я сплю, залезает ко мне на кровать,садится рядом, включает скорость ижужжит – едет. Моя рука при этом – дверцамашины. Перед тем, как поехать, передвигаетмою руку – «закрывает дверцу». Приезжает– отодвигает обратно. Не забывает«чинить двигатель», «покупать бензин».Можно подумать среди знакомых у кого-тоесть автомобиль…
2 года 9 месяцев
Последниймесяц был очень насыщенным, и записыватьтекущие события было некогда. У нас жила«тётя Наташа» - выпускница детскогодома, чью судьбу мы пытаемся сейчасустроить.
19-огоавгуста случился путч. Утром позвонилИгорь Кайбанов – узнать, не в курсе лимы происходящего, и тут Иван заявил, чтозабыл мне сказать о перевороте. Собраласьпо интернатским делам. У Ленсовета толпачеловек в 100-150. Плакаты «С фашизмом вас,дорогие петербуржцы!», и всё в этом роде.С собой взяла приёмник – по нему говорято новых указах Янаева. Ощущения тягостные.Возвращаясь обратно, увидела, что толпау Ленсовета выросла – стала человек400-500. Ораторствуют депутаты, ждут Собчака,который должен прилететь к 16 часам.Встретила знакомого журналиста из«Ленинградского литератора» - КостюСеливестрова, а также депутата Родина.У всех тревожные лица. Динамики из залазаседаний работают слабо, еле слышно,потом поставили вагон с нормальнымматюгальником. Толпа скандирует «Фашизмне пройдёт». Из Москвы и Прибалтикисообщают: везде танки и бтр. На Ленинградтоже идёт колонна танков, к ночи будетна месте. Призывы распространятьинформацию всеми доступными средствами,ибо ТВ и радио целиком под контролемГКЧП – нашей родной хунты. Диктуют указЕльцина. Переписываю его от руки, стояна корточках и положив лист бумаги наасфальт. Дома на принтере распечаталинесколько сот экземпляров указа,вернулась к Ленсовету. Народу уженесколько тысяч человек. За две минутырасхватали все листовки.
А вАлександровском саду мамаши мирно, какни в чём не бывало, гуляют с колясками.Говорю, что в городе неспокойно – уводитедетей домой. А они в ответ толькоулыбаются. Чувствую, что выгляжу идиоткой.
Домаговорю Ивану, что надо бы ещё отнестилистовок, но он очень нервничает, боитсяза меня, начал бить посуду – пришлосьостаться.
ВечеромТВ возвращается городу. По нему показываютвыступления Собчака, Щербакова, Беляева.Ловим «голоса». Радио «Балтика» и«Открытый город» перешли на круглосуточноедежурство и ведут трансляцию новостей,сменяясь через каждые 2 часа. Новоститревожные, читают их, торопясь, взахлёб,боясь не успеть – в любой момент ихмогут снова прикрыть. ГКЧП объявилозапрет на радио и средства массовойинформации.
Пресс-конференцияхунты. Шестёрка: Янаев, Язов, Пуго, Павлов,Стародубцев, Крючков. Едкие вопросыпрессы: «Какое у вас здоровье, господинЯнаев?», «А вы советовались предварительнос Пиночетом?», «Какие вы даёте гарантии,что Горбачёв останется жив?»
УЯнаева дрожат руки, клянётся, что Горбачёв– его друг, и т.д., говорю Лёше: «Этоплохие дяди».
Звонюв Огре. В Латвии убит один человек наТВ. Завтра собираются объявить всеобщуюзабастовку. У нас тоже планируется.
Звонютёте Гуле в Алма-Ату. Плачет, не верит,что всё хорошо закончится.
Утром,как только встаём, включаем ТВ, радио,приёмник – по очереди слушаем новости,где передают более важные. В Москве иЛенинграде объявлено чрезвычайноеположение. Но танки у нас не появились.Говорят, Собчак договорился. Сыплютсяодин за другим указы Ельцина. На Дворцовойплощади – толпа в сто тысяч человек.
Сходилис Лёшкой к Ленсовету. Баррикада на Мойке.Не придумала ничего лучше, как провестиполитинформацию двухлетнему ребёнку:«Здесь собрались хорошие люди, чтобыплохим сказать «Брысь! Уходите!» Напугала– расплакался.
Вечеромк нам пришёл дядя Яроша. Смотрели ислушали новости. В Ленинграде всехмужчин призывают идти к Ленсовету. ВМоскве начали стрелять – атакуютВерховный Совет.
Ночьюпроводила Ярошку к Ленсовету – тамсобрались тысячи людей. На моступреградили дорогу – женщин не пускаем.Потолкались, пошли обратно. На обратномпути возникла мысль, что надо принестилюдям попить-поесть. Дома варим чай,заливаем в термосы, из всего, что естьв холодильнике, сооружаем бутербродыи относим обратно, к Ленсовету. Чай носиммного раз, потом к нам начинают приходитьдругие люди – помогают таскать горячуюводу, набирают в банки и бидоны, Ленсоветот нас в пяти минутах ходьбы, вода неуспевает остыть, её сразу расхватывают.Один раз пришёл дядя Игорь, он тоже уЛенсовета, строит баррикаду. Дала емус собой икону Спасителя.
Ночьюсижу у приёмника и записываю хроникусобытий – когда-нибудь Лёшка вырастет, и это будет ему интересно. Неизвестноещё, какие у нас будут теперь учебникиистории.
Круглыесутки ставим свечи у икон и непрестанномолимся. Лёха не спит ночью.
Сообщают,что в Москве убито три человека. ДоЛатвии больше не дозвониться, линиявообще не работает.
В 7утра вернулся Иван с подручными –принесли обратно бидоны и кастрюли. Ночашек у нас не осталось. Ивана прозвали«буфетчиком по-янаевски». Принёс с собойновую поговорку: «Лучше язва, чем Язов».
Днёмходила в «Литератор», встретила Кабалкинаи Селивестрова.
А квечеру прояснилось – хунта бежала вКрым, к Горбачёву. И стало ясно, что мыпобедили. О чём и было доложено Лёшке.Все документы, газеты, листовки собралив одну папку – пусть хранится дляистории.
Лёшкаполитизировался. Увидев баррикаду,спросил: «Что это?» Когда узнал, тут жесказал: «Хочу на баррикаду!» Как тольковидит по ТВ Собчака, сразу зовёт нас спапой. А когда смотрел ретроспективнуюхронику, увидел Янаева, сказалудовлетворённо: «Плохие дяди. Мы ихпобедили». Вот такие дела в этом августе.
2 года 10 месяцев
30августа 1991
Предложилаигру: мама – это Лёша, папа – это мама,а Лёша – папа. Лёшке понравилась идея,запомнил, кто из нас кто, но играть всемью понарошку не смог – никак непредставить себя папой, фантазии нехватает. Но с удовольствием наблюдал,как дурачатся родители.
31августа 1991
Предложиласамому придумать сказку. Вот что у насполучилось:
-Жили-были слон и Моська... – это я начинаю,но Лёша исправляет по-своему.
-Жили-были слон и бабушка. Слон махал-махалхоботом, ичко упало на пол. Слон подняличко хоботом. Сказал бабушке «спасибо»и положил ичко на стол.
- Адальше что?
-Ничего.
Послележал в кроватке и фантазировал:
-Мамочка, сейчас слон придёт.
- Онв нашу дверь не пролезет, она маленькая.
-Пролезет. У нас большая дверь. Слонпришёл, мамочка. Слон, садись в кресло.
- Онего раздавит.
- Нераздавит… - и так до бесконечности.
21сентября 1991
Заглядываетко мне в кружку:
-Это грязь или кофе? Горячий?
Пытаетсявлезть за свой столик вместе с большойплюшевой обезьянкой Чичи. Вдвоём нуникак не втиснуться. А тут ещё и мухиотвлекают:
-Мне не посадиться. Я не влезю. Помогитемне сесть. Скорее… Брысь, муха!
Накартинке два кенгуру:
-Кенгуры!
2 года 11 месяцев
Воктябре к нам приехал на пару недельгость из Москвы – дядя Петя. Дни тревожныеи хлопотные для нас – сошёл с ума крёстныйотец Лёши и близкий друг нашей семьи –дядя Саша. В связи с перестройкой психушкиопустели – больных там можно держатьтеперь, только если они сами согласнына госпитализацию. На улицах нередковстречаются люди, ведущие себя, мягкоговоря, странно. Дядя Саша – теперь одиниз них. В больницу он не хочет, так какне понимает, что болен. А лечить егонадо, иначе пропадёт…
9октября 1991
Налюдях Лёша часто застенчив и молчалив,но всегда улыбчив и приветлив. Как-товстретился нам на улице муж тёти Коси,и она рассказывала нам, что он пришёлдомой и восторженно отозвался о Лёше –дескать, в первый раз вижу ребёнка,который идёт «с улыбкой навстречу». Аэто именно так. Лёша умеет радоватьсявсему и всем. От застенчивости он иногданачинает басить не своим голосом. Но виграх стремится быть лидером, особеннорядом с соседкой Людочкой. Может, пойтии повести её за руку мыться, так как уЛюды грязные руки. Сам, по правде,умываться не очень любит. Может подвестиеё ко мне и уверенно-деловитым тономсообщить:
- Мыпойдём к Люсе. Нам надо.
-Что надо?
- Мыбудем играть.
Представленияо реальности порой поэтичны и наивны.Позавчера вдосталь накатался на каруселяхв Таврическом саду. Дома сообщил папе,что катался на парашюте. Папа не понял,а мама сообразила – парашютом Лёшаназвал купол над каруселью.
Втот же день лицезрел следы реактивныхсамолётов в небе. Вечером увидел на небезвёзды и спрашивает:
-Это от полосок осталось? (от следовсамолёта)
Тогдаже зашли к тёте Наде и мальчику Саше,который на год старше Лёши. Сашулькадал Лёше поиграть в бумажные деньги:«20 коп.», «10 коп.» и т.д. Когда сталиуходить, вцепился в одну из 20-копеечных«монет».
-Лёша, надо отдать Сашульке.
Тоном,полным изумления, как, мол, мама непонимает, что предлагает:
-Мама, но ведь это тридцать рублей!
Втот же день очень уставший – ходимпо-прежнему по несколько километровпешком, безо всяких скидок на возраст– возвращаемся домой и уже у ЭрмитажаЛёшка засыпает на ходу. Ноги елепередвигаются, а голова свесилась набоки глаза закрыты. Так и вырубился, продолжаяпереступать ногами. Пришлось остатокдороги нести на руках, а весит Лёша уженемало. Дома же, через десять минут послеприхода, сна уже ни в одном глазу!
Ушлак врачу, оставив Лёшу с дядей Петейрассматривать картинки в красочныхиндийских книжках с английским текстом.Возвращаюсь. Лёша встречает меня на