Следующий раз, когда она проедет мимо того жилого дома, будет последним, – такое обещание дала себе Фанни. Машина стояла на том же самом месте. Она постучала кулаками по рулю. Подумала о Тии. О Себастьяне. Пора возвращаться домой. Хватит гоняться за ветром.
Фанни включила указатель поворота. И в следующий момент из дома вышел человек. Фанни затаила дыхание. Вот и он. Мужчина нёс старый чемодан, был одет в брюки и белую футболку. При дневном свете его лицо было гораздо легче разглядеть, и это точно был он, тот мальчик из её прошлого, только теперь он был не просто симпатичным, а красивым, а в уголках его глаз появились небольшие морщинки. Стройное тело было подтянутым и загорелым – даже трудно было поверить, что ему около пятидесяти и он всего на год младше Фанни.
Мужчина сел в машину, Фанни последовала за ним, он ехал по извилистым улочкам, а затем вывернул на шоссе и почти час по пробкам добирался до пригорода. Фанни снова задумалась: не переиграло ли её воображение реальность?
Но все сомнения отпали после того, что произошло дальше.
Машина свернула на еврейское кладбище под названием Мемориальный парк «Дом мира». Мужчина вышел из машины с мешком тряпок и флягой в руках. Он медленно зашагал вверх по холму, остановился у старых могил, сел на колени и начал протирать надгробия.
И тут Фанни всё поняла. Её глаза наполнились слезами. Она вспомнила тот день на кладбище в Салониках, когда они с Нико и Себастьяном протирали семейные надгробия, проявляя то, что Лазарь называл «истинным милосердием». И как из них троих именно Нико встал, подошёл к могилам незнакомцев и сказал: «Идите сюда», приглашая её и Себастьяна присоединиться. На её памяти это был первый раз, когда она восхитилась чистотой души мальчика, которого все звали Хиони. И только теперь Фанни вдруг поняла, что не разум вёл её по этому долгому и извилистому пути в погоне за Нико Крисписом.
Её вело сердце.
Когда лжёшь обо всём, то оказываешься ни к кому и ни к чему не привязан. И Нико, или Нейт, или мистер Гуидили, или Финансье, вёл в Калифорнии неприкаянную жизнь. Он не был женат. Не имел ни детей, ни родственников, ни настоящих друзей. Коллегам и партнёрам он говорил, что предпочитает формальное общение, обращался к ним «сэр» или «мисс» и просил делать так же по отношению к нему.
Не имея никого, кому мог бы доверять, Нико проводил день за днём, порождая бессмысленную ложь. Говорил почтальону, что занимается дайвингом. Кассиру – что он бухгалтер. Когда сотрудник банка поинтересовался, как проходит его день, Нико ответил, что поехал забирать детей из школы. И даже назвал имена: Анна и Элизабет.
Всё это было проявлением его ухудшающегося с возрастом состояния. Нико ходил в картинные галереи и прикидывался торговцем произведениями искусства. Смотрел дешёвую недвижимость, а потом, несмотря на своё богатство, заявлял, что не может её себе позволить. Иногда он появлялся в немецких пивных под видом только что прибывшего иммигранта.
Нико никогда не говорил на греческом и сефардском – языках своего детства, – но каждое субботнее утро он ехал на автобусе через весь город и выходил за три квартала до ортодоксальной синагоги. Там он надевал талит и молился на иврите, непрерывно раскачиваясь. О чём молился Нико, известно лишь ему и Богу. Есть разговоры, о которых нам знать не следует.
Нико продолжал упражняться в искусстве подделки документов, однако теперь это умение ему мало пригождалось. Он заводил кредитки под чужими именами, но, получив их, никогда не использовал. У него было три водительских удостоверения из трёх разных штатов. Паспорта четырёх национальностей. Сейфовые ячейки в десятке разных банков.
Он владел роскошным домом в богатом районе Голливуда, но большую часть времени ночевал в замызганной квартире недалеко от аэропорта. Часто устраивал внезапные поездки за океан, но путешествовал по самым дешёвым местам. Никогда не брал с собой больше одного старенького чемодана, с которым когда-то прибыл в Америку. Незнакомцам говорил, что продаёт обувь.
И хотя его патологическая ложь продолжалась десятилетиями, Нико никогда не обращался за помощью. Ведь тогда ему пришлось бы заглянуть в прошлое, а этого он совершенно не хотел. Вместо этого Нико закладывал всё больше мешков с песком между своим прошлым и настоящим, стремясь построить достаточно высокую дамбу, которая остановила бы даже самый мощный поток воспоминаний.
А потом он познакомился с новым киномехаником.
Она была стажёром Родриго, пожилого мексиканца, проработавшего на этом месте много лет. Нико нравился Родриго: он был умным и пунктуальным, редко задавал вопросы и никогда не комментировал фильмы, которые ставил в аппаратной. Когда Родриго объявил, что собирается на пенсию из-за диабета, Нико распорядился, чтобы лучший эндокринолог Лос-Анджелеса каждый месяц приходил к нему домой, и вызвался платить за его длительное лечение.
С новым киномехаником он встретился, когда в очередной раз смотрел фильм про немецкого клоуна. После второго просмотра за день Нико поднялся по лестнице в аппаратную. И увидел там спину женщины с длинными тёмными кудрями, наклонившейся, чтобы убрать бобину.
– Мисс?
Женщина замерла, но не обернулась.
– Почему вы назвали этот фильм душераздирающим?
Женщина медленно выпрямилась, повернулась к Нико и улыбнулась. И когда он увидел её лицо, то ощутил внезапную острую боль от чего-то, что не смог бы описать даже на языке лжи.
– Потому что так и есть, – ответила она.
По его реакции сказать было сложно. Человек, находящийся в здравом уме, тотчас бы выкрикнул её имя и бросился к ней в объятия. Но разум Нико давно уже не был здоров. Он был настроен на отрицание, даже когда речь шла о самых приятных вещах.
– Это же просто фильм, – сказал он, отведя взгляд.
– Эта история была на самом деле? – спросила Фанни.
– Нет.
– А кажется, что была.
– В этом суть кино.
Нико позволил себе быстро взглянуть на Фанни, – она стояла, кусая губы. Все её черты были до боли ему знакомы. Красивая форма лица, средиземноморский тон кожи, большие сияющие глаза. И даже волосы, густыми тёмными локонами спадающие на плечи. В этой взрослой женщине без труда можно было разглядеть ту самую девочку-подростка.
– Честно говоря, – призналась Фанни, – я видела не так много фильмов.
– Тогда почему устроились сюда?
– Решила, что это будет полезно для меня.
– А.
Он посмотрел в пол. Перевёл взгляд на стеллажи.
– Что ж, благодарю, мисс. Увидимся на следующей неделе.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Сэр.
– Да?
– Вам неинтересно узнать моё имя?
Нико встретился взглядом с Фанни.
– Это необязательно, – ответил он.
Часть VI
Первые шаги к завершению истории
Как сказала актриса Каталин Каради, всё, что происходит в жизни человека, имеет свою цену. В этой главе мы узнаем о цене, которую заплатили четыре наших героя, – за правду, которую они говорили, и ложь, которую терпели. Счета были выставлены в тот же день и в том же месте, где началась эта история.
Вместе их свела статья в крупнейшей салоникской газете «Македония», вышедшая в начале 1983 года.
15 МАРТА ЧТИМ ПАМЯТЬ ГРЕЧЕСКИХ ЕВРЕЕВ, СТАВШИХ ЖЕРТВАМИ ВОЙНЫ
Сегодня было объявлено о памятном марше, который состоится во вторник, 15 марта. Шествие начнётся на площади Свободы и завершится у здания старого вокзала, начало мероприятия в 14:00. Церемония посвящена 40-летней годовщине первого отправления поезда из Салоников в нацистский лагерь смерти Аушвиц. Ожидается, что на мероприятии будут присутствовать мэр Салоников и другие почётные гости.
При иных обстоятельствах это была бы лишь одна из памятных дат, одно из многочисленных мероприятий, проводимых по всему миру, чтобы не забывать о войне, воспоминания о которой постепенно угасали в памяти людей.
Но в нашей истории этот день стал манящей песнью сирены.
Он годами пытался осуществить эту задумку. Работая на Охотника за нацистами, Себастьян постоянно сетовал на то, как мало внимания уделяется греческим жертвам нацистской войны. В то время как истории из Польши и Германии были известны всем – по ним писали книги, снимали фильмы, – многие люди, кажется, даже не знали, что нацисты вторглись в Грецию или что Салоники некогда были домом для пятидесяти тысяч евреев, а теперь их осталось меньше двух тысяч.
Охотник общался с членами греческого правительства, призывал их признать ужасы собственной истории, многие из которых не могли быть осуществлены без пособничества греческих властей.
Но нации не торопятся заглядывать в своё прошлое. Наконец, пообещав посетить мероприятие лично, Охотник сумел убедить чиновников дать разрешение на марш от центра Салоников до старого вокзала, где были навсегда разлучены столько еврейских семей.
И где Себастьян последний раз видел брата.
Наверное, вы недоумеваете, почему Нико по-прежнему оставался предметом одержимости своего старшего брата. В конце концов, с их последней встречи прошли десятилетия. Себастьяну шёл шестой десяток, он успел стать дедушкой и жил в Вене. И, если говорить откровенно (а что ещё нам остаётся?), теперь именно Себастьян носил корону честности, которую некогда присвоил себе Нико. Неистовая приверженность Себастьяна погоне за правдой не оставляла его ни днём, ни ночью.
Но время не способно исцелить все раны. Некоторые из них становятся только глубже. Себастьян всегда завидовал Нико, даже когда они были детьми. Тому, как он выглядел. Какой интерес вызывал у родных. Тому, что Лазарь, похоже, любил его больше. «Какой красивый мальчик».
Зависть между братьями – обычное дело. Одному всегда кажется, что вся любовь достаётся другому. Но что по-настоящему разгневало Себастьяна, так это то, что когда Нико наконец показал своё истинное лицо, эта любовь никуда не делась.