– Можем сбросить тебя в океан, – предлагает Себастьян.
– Нехорошо так говорить, – возражает Фанни.
Нико улыбается ей.
– Я просто пошутил, – говорит Себастьян. Он чувствует, как лицо начинает гореть от румянца.
Они пробираются через кирпичные и каменные надгробия, широкие и расположенные плотно друг к другу, простирающиеся настолько далеко, насколько хватает глаз. Наконец, они находят могилы родителей Лазаря. Лазарь глубоко вздыхает и закрывает глаза. Он слегка наклоняется и начинает молиться, поглаживая бороду и бормоча под нос слова на иврите.
Нико наблюдает за дедушкой. Потом тоже закрывает глаза и раскачивается вперёд-назад.
– Он даже слов не знает, – шепчет Себастьян Фанни.
– Тогда зачем он это делает?
– Не знаю. Такой вот он.
Закончив молиться, Лазарь опускается на колени и достаёт из кармана обрезок ткани. У него с собой небольшая фляга с водой, он смачивает тряпку и принимается протирать могильный камень.
– Деда, зачем ты это делаешь? – спрашивает Нико.
– Из уважения к твоим прадедушке и прабабушке.
– Можно тебе помочь?
Лазарь отрывает лоскут ткани. Нико берёт его и садится на корточки перед надгробием. Фанни садится рядом с ним, Себастьян тоже. Вскоре уже все четверо стирают грязь с могильной плиты.
– Вот, – мягко говорит Лазарь, – что мы называем хэсед шель эмет. Истинное милосердие. Знаете, что такое истинное милосердие? А? Дети? Посмотрите на меня.
Дети перестают вытирать плиту.
– Это когда делаешь что-то для кого-то, зная, что ничего не получишь взамен. Например, протираешь могилы умерших. Это и есть истинное милосердие.
Он понижает голос.
– Легко быть добрым, когда знаешь, что тебе за это чем-то отплатят. Другое дело, когда никто, кроме тебя самого, не узнает о совершённом тобой хорошем деле.
Дети возвращаются к вытиранию плиты. Когда они заканчивают со вторым надгробием, Нико встаёт и подходит к следующему.
– Идите сюда, – говорит он, обернувшись.
– Куда? – спрашивает Себастьян.
– Надо протереть и их плиты тоже.
Себастьян встаёт. Фанни встаёт тоже. Вскоре все трое уже смачивают тряпки водой и вытирают ими надгробия незнакомцев, одно за другим. Лазарь закрывает глаза и тихо читает благодарственную молитву.
Позже они идут домой, купаемые в лучах осеннего солнца. Нико держит дедушку за руку. Фанни напевает какую-то песенку. Себастьян мычит в такт. Это был последний раз, когда они смогли побывать на этом кладбище. Три месяца спустя оно будет полностью разрушено.
Сначала они забирают твоё дело…
Нико нравилось, как пахнет в папиной табачной лавке, располагавшейся на первом этаже под офисами семейной экспортной табачной компании. Нико любил прибегать туда после школы, открывать входную дверь и погружаться в сладкий древесный аромат. До конца жизни этот запах будет у него ассоциироваться с отцом.
Однажды в январе 1943 года, когда Лев пристраивал на полке новую коробку с сигарами, в лавку вошли двое мужчин. Нико сидел в углу и рисовал в блокноте. Себастьян подметал за прилавком.
– Добрый день, – поздоровался хозяин.
Вошедшие были греками, один высокий, другой низкий и толстый. Лев узнал в высоком мужчине покупателя, который однажды приобрёл дорогой табак для своей трубки. Мужчины смущённо переглядывались между собой.
– Что-то не так? – спросил Лев.
– Извините, – сказал высокий мужчина, – мы просто… не ожидали вас здесь увидеть.
– Почему же? Это мой магазин.
Низкий мужчина протянул ему лист бумаги.
– Дело в том, что нет, – сказал он, – не ваш.
Лев подошёл ближе и принялся изучать написанное. Вчитавшись, он ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок.
Уведомляем вас о том, что магазин, расположенный по адресу улица Воци, 10, принадлежавший еврею Льву Криспису, передаётся вам. Вам необходимо в течение дня явиться в указанный орган для признания права собственности на вышеуказанный магазин.
Лев перечитал текст. Он не знал, что задело его больше, – что у него отбирают магазин или что иностранные силы обозначили его в документах как «еврея Льва Крисписа».
– Мы думали, вы уехали, – сказал мужчина.
Лев нахмурился.
– С чего бы мне оставлять собственный магазин?
– Пап? – сказал Нико.
Лев приблизился к мужчинам.
– Послушайте, я открыл эту лавку. Я построил бизнес на верхних этажах. Всё, что вы здесь видите: табак, сигары, трубки – за всё заплатил я.
– Возможно, нам лучше зайти завтра, – пробормотал низкий мужчина.
Его партнёр откашлялся.
– Но, видите ли, мистер Криспис, ваш магазин был передан нам. Здесь ясно написано, что…
– Плевать мне, что там написано! – крикнул Лев, выхватывая листок. – У вас совсем нет ни капли совести? Это мой магазин!
Нико открыл рот от изумления. Себастьян крепче сжал в руках метлу. В этот самый момент подъехала машина, и из неё вышли два нацистских офицера.
Лев глянул на лист в руках и быстро сунул его обратно незнакомцам.
Десять минут спустя Льва, Нико и Себастьяна проводили до двери и вытолкали. Это был последний раз, когда они ступили на порог табачной лавки. Им даже не разрешили забрать свои пальто.
…Потом они отнимают твою веру
В субботу на той же неделе Лазарь, Нико и Себастьян шли в синагогу на утреннюю службу. Лазарь всегда настаивал на том, чтобы брать мальчиков с собой по субботним дням и учить их всем ритуалам и чтению текстов на иврите.
Нико надел жилетку поверх рубашки с коротким рукавом. Себастьян был в пиджаке с галстуком, подтяжках и, поскольку он уже достиг возраста бар-мицва, нёс собственную сумку с талитом, как дедушка. Стоял солнечный день, мальчики быстро шли наперегонки, перепрыгивая с одной тротуарной плитки на другую и пытаясь не наступать на трещинки между ними.
– Ты проиграл, – сказал Себастьян.
– Ты тоже, – ответил Нико.
– А вот и нет.
Нико поднял голову.
– Смотри, вон Фанни!
Себастьян глянул на другую сторону улицы и увидел Фанни с отцом, тоже идущих в направлении синагоги. Когда Фанни помахала им, Нико помахал в ответ, а Себастьян опустил взгляд.
– Ты хочешь её поцеловать, – прошептал Нико.
– Не хочу.
– Хочешь-хочешь.
– НЕТ!
– Кто кого целует? – спросил Лазарь.
– Нико врёт, – сказал Себастьян.
– Он никогда не врёт, – заметил Лазарь.
– Я не вру. Ты хочешь с ней поцеловаться. Ты сам мне сказал.
– Ты не должен ничего говорить! – воскликнул Себастьян. Его лицо покраснело. Нико взглянул на Лазаря, и тот погрозил ему пальцем.
– Если он поделился с тобой секретом, нужно хранить этот секрет.
– Прости, деда.
– Извинись перед братом.
– Прости, Себастьян.
Себастьян сжал губы.
– Кто первый? – предложил Нико.
На лице Себастьяна промелькнула улыбка. Он знал, что бегает быстрее младшего брата. Знал, что Фанни увидит, как они бегут.
– Давай! – крикнул он, переходя на бег.
Нико бросился за ним, крича: «Эй!», но Себастьян уже удрал далеко вперёд и хохотал, и Нико тоже рассмеялся. Себастьян добежал до угла, надеясь поймать на себе восхищённый взгляд Фанни. Заворачивая за угол, он слышал топот Нико.
Внезапно Себастьян затормозил, и Нико влетел в него сзади, чуть не повалив брата на землю. В дверях синагоги с винтовками на плечах стояли три нацистских солдата. Они курили сигареты. Один из них заметил у Себастьяна сумку с талитом.
– Сегодня службы не будет, еврей, – сказал он.
Себастьян нервно сглотнул. Сделал шаг назад. Он увидел, как из синагоги выходят немцы с коробками.
Нико подался вперёд.
– Но мы всегда ходим по субботам.
Солдат посмотрел на светлые волосы мальчика.
– Ты-то что тут забыл, парень? Ты ж не еврейская свинья, как они?
Нико глянул на Себастьяна, тот помотал головой, уговаривая брата ответить нет.
– Я грек и еврей, – сказал Нико. – Но я не свинья.
– Откуда тогда такие светлые волосы? – солдат ухмыльнулся. – Может, твоей мамочке нравились немцы?
– Да, – добавил другой. – Она случайно не ездила в Берлин лет десять назад?
Оба засмеялись, но Нико не понял почему. Прежде чем он успел ответить, Нико почувствовал, как на его плечи опустились чьи-то руки. Задрав голову, он увидел дедушку.
– Идёмте, мальчики, – прошептал тот.
Он завёл их за угол, где они пересеклись с Фанни и её отцом, и Лазарь шёпотом сообщил ему, что с этого дня синагога, как и многие другие вещи в Салониках, больше им не принадлежит.
– Деда, мы идём домой? – спросил Нико.
– Нет, пока не помолимся.
– Но κελιά закрыта.
– Нам не нужно здание.
Все впятером дошли до порта. Найдя безлюдный участок тротуара на набережной, Лазарь достал свой молитвенник и начал читать, остальные, следуя его примеру, тоже принялись раскачиваться. Фанни стояла с мальчиками, а её папа настороженно оглядывался на случай, если появятся немецкие солдаты. Так они провели полчаса, над их головами пролетали птицы, любопытные зеваки глазели со стороны. Когда Нико прошептал: «За что нам помолиться?», Лазарь, не открывая глаз, ответил:
– Поблагодари Бога за всё хорошее, что есть в мире.
На секунду он замолчал.
– И помолись, чтобы эта война закончилась.
…Потом они забирают дом…
До одиннадцати лет у Нико был лишь один дом. Двухэтажное здание на улице Клейсурас с белыми оштукатуренными стенами, деревянной дверью и коричневыми ставнями на каждом окне. У входа росла старая акация; весной её крона окрашивалась в белый цвет.
В доме располагались кухня, столовая и две спальни на первом этаже и ещё две комнаты в квартире наверху, где жили дедушка и бабушка Нико. Большие окна выходили на улицу. Табачный бизнес процветал, и Лев, который много работал и откладывал деньги, смог уютно обставить дом: удобный диван, старые дедушкины часы. За пару лет до того он купил жене новенький фарф