Маленький охотникНенецкие сказки
КТО ЛЕПЕШКИ СЪЕЛ
Жили в тундре три товарища: ворона, куропатка и мышка. Захотелось им однажды лепешек поесть. Мышка спрашивает:
— Кто за мукой в лавку пойдет?
Ворона говорит:
— Я не пойду. У меня горло болит, я сегодня много каркала.
— И я не пойду, — говорит куропатка. — Я сегодня гулять ходила, ноги промочила.
— Ну, так я пойду, — сказала мышка.
Пошла она в лавку. Принесла муки. Потом спрашивает:
— Кто тесто месить будет?
— Я не буду, — говорит ворона. — Не хочу мои черные перья белой мукой пачкать.
— И я не буду, — говорит куропатка. — Не хочу мои острые коготки о тесто тупить.
— Ну, так я тесто замешу, — сказала мышка.
Взяла она чашку, налила в нее воды, насыпала туда муки, немного посолила. Вымесила тесто и положила его на доску. Потом сказала:
— Кто будет лепешки печь?
— Я не буду, — говорит ворона. — У меня от огня глаза станут красными, как у куропатки.
— И я не буду, — говорит куропатка. — Мои белые перышки станут от копоти черными, как у вороны.
— Ну, так я сама испеку лепешки, — сказала мышка.
Развела она огонь. Испекла лепешки.
— А кто, — спрашивает, — будет лепешки есть?
— Я буду, — говорит ворона.
— И я буду, — говорит куропатка.
— Нет уж, — сказала мышка. — Когда я работала, вы только смотрели. Теперь смотрите, как я есть буду!
И съела все лепешки.
Вот и сказке конец.
ХИТРЫЙ РАБОТНИК
У самого устья большой реки чум стоял. Наполовину рваной оленьей шкурой покрыт, наполовину — берестой. Жила в этом чуме старуха с внуком. Подрос внук, старуха сказала:
— Теперь ты, Нардалико, уже большой стал, пора тебе меня кормить.
Стал Нардалико песцов промышлять, рыбу ловить. Кое-как сыты они со старухой. А чум покрыть, новую одежду справить никак не могут.
Однажды недалеко от их чума стали стойбищем два брата, богатые оленщики. У этих братьев десять тысяч оленей было.
Подумал Нардалико и пошел к ним в пастухи наниматься. Взяли его братья, богатые оленщики, в работники на год. Через год обещали с каждой тысячи голов по одному оленю дать. Обрадовался Нардалико.
«Через год, — думает, — сам оленщиком стану. Попрошу восемь важенок и двух быков. Лет через пять у меня большое стадо вырастет. Будет у нас и чум новый, и мяса вдоволь».
Стал Нардалико пасти оленей. Днем выбирает ягельные места, туда оленей перегоняет. Ночью не спит, стадо от волков стережет. Олени жиреют, Нардалико худеет. У оленей шерсть стала густой и блестящей, у Нардалико из старой малицы последние волосинки вылезли.
Вот и год к концу подошел. Пригнал Нардалико оленей к чумам, хозяев и говорит:
— Все старые олени целы. И прирост в стаде большой. Всего десять маленьких оленят пало.
— Ай, жалко, — говорит старший оленщик. — Как раз этих оленят мы и думали тебе отдать. Сам виноват, что не уберег их.
— Что ты, брат, — говорит младший оленщик, — нельзя человека с пустыми руками отпускать. Своих оленей он не уберег, заплатим ему хоть деньгами.
Дали богатые хозяева своему работнику за год службы десять копеек, по копейке с тысячи голов.
Взял Нардалико копейки и пошел прочь из богатого стойбища.
Немного прошел, видит — охотник тащит на веревке облезлую собачонку.
— Куда собаку тащишь? — спрашивает Нардалико.
— Топить веду, — отвечает охотник. — Плохая собака, на охоту не ходит, только есть просит. Кому такая нужна?
— Может, мне пригодится, — говорит Нардалико. — Не топи ее, продай лучше мне.
Отдал Нардалико десять копеек охотнику, взял себе собаку.
Приходит в свой чум, а тот уже почти совсем развалился. Старуха спрашивает внука:
— Где же твои олени, Нардалико?
— Олени еще будут, пока собаку привел.
Заплакала старуха, а Нардалико смеется, песни поет.
Пошел он на охоту, убил двух песцов. Привязал этих песцов на спину собачонке, на заднюю ногу ременную петлю ей накинул, ремень к чуму протянул. Потом отвел собачонку в тальниковые кусты, кость ей бросил, а сам быстро побежал к стойбищу братьев-оленщиков.
— Приходите ко мне в гости, хорошие люди, — говорит. — Вы меня богато наградили, хочу вам почет оказать.
«Глупый этот работник, — думают оленщики, — мы его обманули, а он спасибо говорит. Если хочет, пускай угощает. Зачем даровую еду упускать?»
Выбрали они самых лучших оленей, запрягли две упряжки и поехали к Нардалико в чум.
В чуме старуха воду на чай кипятит, мороженую рыбу строгает.
Сели братья-оленщики у огня. Пока чай готовится, с Нардалико беседу ведут.
— Много ли песцов промышляешь? — спрашивают.
— Я сам не промышляю, — Нардалико говорит. — За меня собака промышляет. Хорошая собака, Яндако ее зовут. Я ее на те копейки купил, что вы мне за работу заплатили.
— Как собака одна промышлять может? — смеются оленщики, а у самих глаза от жадности загорелись.
Нардалико говорит:
— Вот погодите, Яндако как раз на охоту пошел. Посмотрим, что сегодня принесет.
Стали чай пить. По две чашки выпили. Тут Нардалико потихоньку за ремень дернул. Яндако зарычал, больно ему стало.
— Бабушка, — говорит Нардалико старухе, — слышишь, промышленник Яндако пришел, песцов приволок. Иди, принимай добычу.
Старуха вышла. Яндако в чум привела. У Яндако на спине два песца лежат.
Нардалико браниться стал.
— Зачем ленишься! Почему только двух песцов принес? Вчера семь было.
Переглянулись оленщики.
«Вот так собака, — думают, — нам бы такую!»
Младший брат спрашивает:
— Собака по семь песцов приносит, почему же у тебя чум плохой?
— А вот, как напромышляет Яндако побольше песцов, поставлю новый чум и весь его песцовыми шкурами покрою.
Тут совсем поверили оленщики.
Старший брат говорит:
— Продай нам эту собаку, мы тебе много денег за нее дадим.
— Не хочу много денег, — отвечает Нардалико. — Заплатите мне оленями.
— Ладно, — говорят оленщики, — поедем к нам в стойбище, сам отберешь себе оленей.
— Никуда и ехать не надо, — отвечает Нардалико, — отдайте мне за Яндако тех оленей, что в упряжке стоят перед моим чумом. А не хотите, не отдам собаку.
Что было делать братьям-оленщикам? Самые лучшие олени были у них запряжены, жалко их отдавать. И домой далеко пешком добираться. Да как такую чудесную собаку из рук выпустить!
Распрягли они оленей, одни нарты бросили, в другие сами впряглись. На нарты промышленника Яндако посадили. Сидит Яндако на нартах, хвостом машет. Оленщики еле бредут, в снегу вязнут, пот с них градом катится.
Трое суток до своего стойбища добирались, в сугробах ночевали. Чуть в пути не пропали.
Наконец, пришли. Первым делом Яндако сытно накормили. Потом сами поели и спать легли.
Утром встали, из чума выглянули — пошел ли промышленник на охоту? Яндако против чума сидит, ждет, когда есть дадут. Опять накормили собаку жирным оленьим мясом. Она поела и спать улеглась.
— Завтра, видно, пойдет промышлять, — говорят оленщики.
И назавтра то же было. Не идет Яндако на охоту, на шаг от чума не отходит. Понравилось ему жирное оленье мясо.
— Иди, Яндако, песцов ловить! — кричат оленщики.
А Яндако лежит в снегу, на братьев лает — зачем его от сытной еды в тундру гонят!
Через десять дней поняли оленщики, что обманул их Нардалико.
За это время Нардалико далеко откочевал. На новом месте чум поставил. Хорошо жить начал.
Богатые оленщики жадные были, Нардалико хитрый. Что ему добром за работу не отдали, то он хитростью вернул.
Вот и все.
ЯГОДКА-ГОЛУБИКА
Жила однажды девушка. Была она такая маленькая, что зайдет за кочку — ее и не видно, прикроется веткой карликовой березки — никто не отыщет. Так ее и прозвали — Лынзермя-не, что значит прячущаяся девушка.
Сидела как-то Лынзермя-не у себя в чуме и шила новый совик. Вдруг в чуме стало темно.
«Кто это сел у дымового отверстия и заслонил мне свет?» — думает Лынзермя-не.
Подняла голову и увидела белку.
— Здравствуй, белочка, — сказала девушка. — Приходи лучше завтра, сегодня мне шить надо.
Белочка не уходит, кинула девушке кедровую шишку. Лынзермя-не говорит:
— Шишку с орешками принесла — это хорошо, а работать все-таки не мешай.
Белочка не хочет уходить, дразнит девушку, то голову просунет в отверстие, то хвостик.
Выбежала Лынзермя-не из чума, смотрит — ворона мимо летит.
Девушка крикнула:
— Ворона, ворона, меня белочка не слушается, шить мешает. Прогони ее.
Ворона подлетела к чуму, только хотела клюнуть белочку, а та прыг — и убежала.
Ворона села на ее место, сунула голову в дымовое отверстие и принялась по-вороньи песни петь:
— Карр, карр!
Совсем в чуме темно стало. А от крика вороны у Лынзермя-не голова разболелась.
— Хороши, ворона, твои песни, — сказала девушка. — Прилетай завтра петь. А теперь уходи, шить не мешай.
Ворона не уходит, еще громче каркать стала.
Выбежала Лынзермя-не из чума, видит — летит мимо чайка, серебристую рыбку в клюве держит.
— Чайка, чайка, — крикнула девушка, — меня ворона не слушается, шить мешает. Прогони ее.
Чайка подлетела, махнула длинным крылом и прогнала ворону. Потом сунула голову в дымовое отверстие и бросила рыбку на колени Лынзермя-не.
Не успела Лынзермя-не ничего сказать, как чайка уже улетела.
Обрадовалась рыбке Лынзермя-не.
«Теперь, — думает, — долго сыта буду. Голову высушу, спинку провялю, хвостик сварю».
Принялась она рыбку разделывать, долго с ней провозилась. Только кончила, в чум вошел незнакомый охотник.
— Как живешь, Лынзермя-не? — сказал охотник.
Удивилась Лынзермя-не и спросила:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Да я и не знаю, как тебя зовут. Очень ты маленькая. Вот я тебя и назвал Лынзермя-не. Долго я шел, проголодался, дай мне поесть.