тебе, о беднягах, у кого нет никого, кто бы о них думал. И горевала из-за твоего молчания вместе с огнем, который горел всю ночь, и думала, что, возможно, вся мой жизнь, которая еще теплится в моем теле ради тебя, думая о тебе, догорит одна, как этот дом в лесу, ни за что ни про что. Потому что ты далеко от меня, далеко от моей жизни. Тоннио, ты сказал мне такие серьезные, такие мудрые вещи в своих письмах. Тоннио, я верю, я не могу иначе. Тоннио, я горю! Мой Папусь, я хотела бы помогать вам заснуть, как в Нортпорте, когда у вас тяжелела голова от работы, а я приносила вам молоко, тепло и нежность. Тоннио, я вас жду. Я совершаю невероятное усилие, чтобы не заболеть от тоски. Война так жестока! Я вас уже спрашивала, хотите ли вы, чтобы я приехала в Африку? Вы знаете, здесь мне платят пособие на жизнь. Что будет со мной в Африке? Астма не дает мне возможности делать долго трудную работу. Дорогой, дайте мне совет. Здесь, в Нью-Йорке, я сняла маленькую квартирку на той же улице Бикман Плейс, 2, и я жду! Умоляю вас, пишите мне регулярно. Умоляю вас посылать мне сообщения. Столько людей приезжают сюда и говорят, что вас видели, что вы обедали с Моруа[266], с Жидом и проч. И ни одного слова мне! Дорогой, не забывайте меня. Дорогой, прижмите меня к себе. Вам нужно столько сил, чтобы продолжать воевать, продолжать писать, продолжать жить!
Мне стало немного лучше. Одна мысль о разговоре с вами немного меня успокаивает.
Я привезла сюда Ганнибала. Я его здесь оставлю. Садовник Делли будет им заниматься. Ганнибал большой и очень красивый, но такой несчастный в квартире в Нью-Йорке. Я его оставляю с условием, что, когда ты вернешься, ты, если захочешь, его заберешь. Немного грустно отдавать свою собаку, но что делать, если нет своего дома? Господи, дай мне сейчас же моего мужа и маленький домик, чтобы нас защитить!
Мой дорогой, целую вас изо всех сил. И повторяю вам: как можно скорее сообщите мне ваши новости. Скажи мне, что мне больше никогда не надо бояться никаких красавиц. Муж моей жизни. Я надеюсь, что настанет день нашей счастливой встречи, и мы будем счастливы умереть вместе, потому что жить было так трудно. Дорогой, я вас люблю.
Ваша жена
Сентябрь 17 (1943)
Дорогой,
Сегодня получила твою телеграмму. Благодарю тебя, как благодарю небо, что хранит тебя живым и здоровым. Твоя жена
118. Консуэло– Антуану
(Ленокс, Массачусетс) сентябрь (1943)
Дорогой,
Я все еще гощу у Вири. Девочки стали мне настоящими подругами. Одна замужем. Ее муж на войне, она тоже ждет, когда же кончится война!
Утром Ганнибал разбудил меня очень рано. Он нашел резиновую игрушку, похожую на ту, что ты подарил ему в детстве. Он плакал от радости. Я вышла в сад и тоже все время плакала… Я горюю, потому что оставляю свою собаку. Мы оставляем много разных вещей, которыми безмерно дорожим: по велению своей судьбы? Следуя порядку мира? Или законам, которые установили другие люди? Ганнибал нашел палку, чуть ли не молоденькое деревце, бросил игрушку и носится с ней. Зелень сентябрьской листвы радует глаз. Озеро прозрачное, скоро пойду купаться, мое последнее купанье! Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Вдыхаю запах спокойных прекрасных сосен. Желаю им никогда не знать войны. Пусть мирно старятся, не зная огня, не сгорят, как дом рядом с холмом (они подарили мне немного покоя и мужества). Здесь тишина, ни колокольчиков, ни шагов. Парк прекрасен, пусть остается прекрасным и тихим, пусть бережет нашего Ганнибала! Может быть, когда-нибудь ты приведешь меня сюда поздороваться с этими соснами, они были добры ко мне (и чтобы забрать мою собаку). Я не знала, куда мне деваться, а потом приехала сюда, чтобы привезти Ганнибала. Благодаря ему я немного отдохнула, потому что Делли страстно хотела Ганнибала. Я держала его, сколько могла, но мясники в городе не продают больше мяса для собак! Здесь он будет хорошо есть. Прощай, Ганнибал! Делли тебя очень любит и будет ухаживать за нашей собакой. Ее дочки были добры ко мне.
Папусь, думаю, я заслуживаю разумного мужа, который больше никогда меня не бросит! Который не заставит бояться будущего! Никогда! Я приняла серьезное решение – я постараюсь учиться, постараюсь выздороветь, стать лучше и полезнее, чтобы вам помогать, чтобы вам нравиться. Или буду стараться ради вечного стать лучше, совершеннее, простить себя и начать снова! Так ты мне сказал однажды, когда я так отчаялась в отношении себя. А ты знаешь, нет ничего хуже, чем когда ты в разводе с самим собой!
Я пишу вам такое длинное письмо, мой любимый муж! Мне хорошо, когда я говорю с вами. Извините простоту моих слов, моих писем.
Вот мои планы на зиму. Во-первых, без надежды, но все же ждать письма от тебя. Я просила тебя писать на банк (5 авеню, 44 стр.), потому что, ты же знаешь, письма бросают прямо под дверь, и, кто хочет, может подобрать эти письма. Для меня это будет раной… Лишиться письма от вас!
Я начинаю возрождаться, веря в нашу новую жизнь между вами и мной. И прошу вас, Тоннио, не забывайте поддерживать во мне эту надежду! Я перечитываю твои письма, потому что новых нет. Я смотрю на них, как на маленькие могилки, где покоятся все мои сокровища. Меня охватывает смертная дрожь от страха, что ты снова позволишь вовлечь себя в игру с этими Н[267]… Н… Н… Н. Живешь только один раз. Мы не мухи.
Ты дал мне слово, мой супруг, уцелеть среди опасностей войны. И я молюсь Господу. И опасности от других женщин больше тоже не будет, ты так мне сказал. Я верю. И ты тоже, я хочу, чтобы ты был уверен, что для меня нет опасностей. Ты будешь со мной. И если ты будешь дарить мне надежды, поцелуи, цветы и синих птиц нашего будущего, я буду в твоих глазах красивой. Ты будешь мной доволен, помогай мне. Мне очень нужно тебе нравиться. Я медленно восстанавливаюсь от твоего отсутствия. Я хотела поехать в Гватемалу, там я была бы с мамой. Но мне не удалось получить обратной визы. Так что буду сидеть в Нью-Йорке. Жду твоих писем. Уверена, что ты хотел бы, чтобы я поехала в Гватемалу и Сан-Сальвадор. Не хочу стать к твоему приезду слабоумной. Дорогой, да храни вас Бог!
Ваша жена
Если я все-таки уеду в Гватемалу, то только на два или три месяца (в зависимости от возвратной визы, если я ее получу), но я сохраню квартиру в Нью-Йорке – 2, Бикман Плейс. Если пришлешь телеграмму или письмо. У тебя есть фото – новые. Пришли, дорогой.
119. Консуэло и Дельфина де Вири – Антуану
(Ленокс, Массачусетс, конец сентября 1943)
Тоннио
Вот какой красивый дом у Делли, в котором останется наш Ганнибал и где я немного отдохнула благодаря чудесным девочкам и деревьям.
Целую от всего сердца
Ганнибала тут будут баловать, хозяин приедет за ним. А в ожидании о нем сердечно заботятся.
120. Консуэло – Антуану
(Нью-Йорк, 1 октября 1943)
Любовь моя,
Сегодня наш добрый друг Рушо дал мне знать, что я могу послать письмо. И небо для меня сразу посветлело. Смеясь, мое сердце трепещет бабочкой за моим столом (стол и твоя скамейка, которую я тебе подарила на Новый год, скоро как год назад).
Коттедж Дельфины де Вири. Ленокс (Массачусетс)
Почтовая открытка: «Хэптон Курт Ленокс. Усадьба мистрис Эдвардс Спенсер»
Мой дорогой, мне бы так хотелось, чтобы мои слова пели в такт твоим шагам завтра, и совсем не хочется жаловаться на одиночество и пустоту без тебя! Нет, мой дорогой Тоннио, я полна тобой, твоим отсутствием, твоими песнями, твоими маленькими принцами, они плохо нарисованы, но они лучшие (для меня), они мне лучшие друзья, хранят мой сон, баюкают ночью, когда гроза, когда бессонница из-за войны, они несут королевскую службу, верно охраняя наш покой, наш дом, наши мечты, нашу любовь…
Я подарила одного маленького (одного маленького принца) Делли де Вири. Я приколола его к твоему плечу на большой фотографии. Его шарф – победный полет над серебряной рамой, сверкающей в гостиной Делли… я была потрясена, когда, в первый раз приехав к ней, увидела такую твою фотографию, в этом серебре… В плену? – подумала я… Это значит, что я испугалась… Нет, ничего, здесь много, очень много любви к тебе… И я поблагодарила ее от всего сердца. Она любит тебя нежностью или страстью? Но она тебя любит. Я хочу, чтобы тебя любили, мой муж, но не хочу, чтобы тебя крали. И раз ты мне сказал, что тебя больше не украдут из нашей клетки, я могу быть спокойна и счастлива, даже если тебя гладят по перышкам!
Мне так много надо сказать тебе, мой дорогой, и очень серьезных вещей (но что может быть серьезнее любви?) Но, Тоннио, послушай меня: нужно приехать поскорее увидеться со мной и работать над своей книгой[268]. Все остальное ничего не стоит. Поверь мне. Это не ради меня, это ради жизни. Ты подаришь миру свою жизнь, если сейчас напишешь свою великую книгу. Приехать, летать. Ты всегда исполнял свой долг. Продолжай служить долгу. Но не ошибись, супруг мой. Всеми силами своей души я чувствую, что ты должен завершить эту книгу. Твоя книга и есть самое великое сражение. Работай, не бросай свою работу. Если получается, пиши там, где ты сейчас, если ты там в безопасности (даже если мне приходится от тебя отказываться). Пиши ее. И напишите мне, что вы работаете, что исполняете свой долг!
Я не получаю от тебя писем. Почему? Получила твою телеграмму, мой дорогой, но поговорите со мной вашим красивым почерком. Я делаю все, что могу, ради вас, только ради вас, так напоите меня водой, своей нежностью, воспоминаниями, твоей верностью (я так боюсь других женщин рядом с тобой).