Хотя я серьезно работаю над своей живописью, я в глубокой, глубокой тоске. Мне бы хотелось закончить свое пребывание на этой планете. Вы дорогой, вы привыкли шагать без меня. Я высыхаю без вас, мое могучее дерево.
Ваша
(Кембридж, 26 марта 1944)
Завтра возвращаюсь в Нью-Йорк, в свою синюю клетку, которую больше не люблю, потому что вы не поете в ней!
Я провела здесь два дня ни приятных, ни неприятных, провела еще два дня без моего мужа. Я больна тоской, я говорю себе: да, во все времена были войны, и женщины оставались дома ждать, ждать, чтобы проходили дни. Потом я говорю себе: может быть, мой Тоннио вернется злым Тоннио и улетит в окно. И я плачу… Но я жду твоего возвращения, мой муж, всем сердцем. Ты вернешься, ты будешь добрым, ты вылечишь мою астму своей нежностью. Может, у нас не так много времени, чтобы трудиться на этой земле – значит, надо трудиться от всего сердца.
Но если ты уйдешь, открыв дверь… нет больше никогда мучений от сомнений. Я вас целую, я вас люблю.
149. Антуан – Консуэло
(Алжир 30 марта 1944)
Консуэло, моя девочка, моя любовь, это письмо будет коротким, но придет к тебе так быстро, так быстро, словно мы с тобой вместе, словно живем вместе под большими деревьями на Лонг-Айленде, о Консуэлочка, словно мы начали вместе стареть в конце нашей жизни.
Так достоверно, так ощутимо, Консуэло-моей-нежности, каждый день нашей ужасной разлуки приближает меня к тебе, связывает меня с тобой крепче. У меня так мало времени, чтобы написать тебе, поэтому я хочу сказать самое главное. Вы все больше и больше моя жена перед Богом. Ничего не бойтесь во всем, что касается вас. Беды деточки Консуэло кончились. Скажите мне, детка Консуэло, мои беды тоже кончились?
Слишком мало времени, чтобы рассказать мою жизнь подробно. Дважды здорово болел, сейчас чуть-чуть. Сильно болит под ложечкой. Меня придется очень, очень лечить. Как в Канаде, Консуэло. Но я буду так счастлив, когда я вас увижу, что тут же избавлюсь от всех хворей.
Пришлите мне «Маленьких принцев», я до сих пор не получил ни одного! Но я так надеюсь на оказию, возможность попасть в Америку на несколько дней! Не оставляйте меня без адреса. Если я вдруг приеду на неделю, а вы далеко, что мне делать?
Трудно говорить вот так с маху. Мне, чтобы поговорить с вами, нужен покой длинной молчаливой ночи. Письмо за двадцать минут мучительнее телефонного звонка. Я просто хочу, чтобы вы поняли одно: я вас люблю. Чтобы вы были в этом уверены, как уверены в белом дне, что ничего на свете не принесет мне большего счастья, чем просто-напросто снова с вами быть.
Консуэло, неужели вы не знаете: вот уже восемь месяцев, как я майор. Полковник Шемидлен из французской военной миссии в Вашингтоне может это подтвердить. Может быть, хоть и с опозданием, но вам выплатят деньги. Вы получили мою телеграмму? Вы попросили у него большое письмо, которое должно было быть у него для вас? Вот то письмо я писал заранее, в тишине, и оно вам много скажет обо мне. Как ужасны все эти обращения, разговоры, которые пропадают в пустоте.
Консуэло, мне нужны ваши письма, как хлеб. Не оставляйте меня в тишине. Пишите, пишите… время от времени письма доходят, и тогда в моем сердце наступает весна.
Жена моя, прижимаю вас к своей груди всей силой моей любви.
«Пришлите мне «Маленьких принцев», я до сих пор не получил ни одного». Антуан – Консуэло (Алжир) 30 марта (1944)
150. Антуан – Консуэло
Майору Антуану де Сент-Экзюпери
French Liaison Section APO 512 авиа (6 центов)
БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ НАДО, ДАЖЕ НЬЮ-ЙОРК
(Алжир, март 1944)
Консуэлочка, зайка, мой малыш, я не получаю от вас писем. Но кажется, по этому адресу все получится. Запишите его, пусть будет во всех записных книжках. Повторяю:
Майору Антуану де Сент-Экзюпери
french liaison section
APO 512
авиа
(это лучше написать сверху)
Марка в 6 центов
Пишу вам несколько слов, совсем коротко, потому что повезло с отправкой. Умоляю вас прислать мне десять «Маленьких принцев» на французском. У меня так и не было ни одного, а я обещал товарищам.
Консуэло, любовь моя, я очень сильно болел. Сломал себе позвонок, а потом очень сильный приступ желчного пузыря, как в Канаде[300]. Делали рентген со всех сторон. Когда мне плохо, я сразу вспоминаю, какая ты была там добрая, и, когда болел, сказал себе: я имею право на травяные отвары, на заботу, потому что у меня есть жена, у меня есть Консуэло, и она мне жена. Но сейчас я один, и когда же я ее увижу?
Напишите мне, пожалуйста, много-много писем. Консуэло, будьте моим утешением. Времена такие горькие.
«Мне очень нужно написать отличную книгу в тени деревьев!» Антуан – Консуэло (Алжир, март 1944)
Как вы там? Какая у вас жизнь? Расскажите хоть немного о себе, любовь моя.
Таволга, мне необходимо писать толстую книгу в тени деревьев! Мне кажется, здесь я в унылом болоте. Говорят, но очень туманно о моей командировке на несколько дней в Соединенные Штаты, кажется, не все потеряно, но настанет еще не скоро, очень-очень не скоро! А политика такая запутанная, такая неприятная штука. Господи, как всему тут не хватает любви!
Скоро, если я скоро вас увижу, я забуду все горести земли.
Прижимаю тебя к сердцу. Я разучился тебе писать, потому что никогда не получаю ответа! Но мне так надо говорить с тобой: столько тебе надо сказать.
151. Консуэло – Антуану
(Нью-Йорк, весна 1944)
Любовь моя, моя любовь,
Мне без вас так одиноко. Скажи мне немедленно, что после этой разлуки мы никогда, никогда, никогда не расстанемся. Если Бог соединит нас вновь, то навеки.
Мне очень грустно, я несчастна. Друзья говорят, что вы меня совсем не любите! Что я глупо делаю, что трачу жизнь на ожидание вас. Но я уже отдала вам свою жизнь. Я знаю только вас. Я люблю только вас. Мой дорогой, поклянитесь, что с моими бедами покончено, покончено навсегда. А вам нечего опасаться – моя жизнь здесь – она в строгости по моей воле и из опасения, что какие-нибудь ваши друзья огорчат и вас своим враньем. Я пишу книгу с Ружмоном, он исправляет мой французский[301]. Он часто меня мучает, но он защищает меня от всех. У меня здесь нет никого, к кому обратиться с просьбой. Друзья и подруги Нел и Над[302] не помогают мне ни в чем. Даже мадам Маккэй сказала Дени[303]: «Ах, если бы Антуан вернулся свободным и женился на Нада!» Как я могу раскрыть свое сердце и свое горе?! Дени смеется, но однажды ты приедешь, мой муж, и увезешь меня. И правыми окажемся мы с тобой. Я люблю тебя – будь добр к себе и ко мне. Я больше не сплю, думая о тебе. Где ты, любовь моя? Мое сердце кровоточит из страха за тебя.
Рушо повезет меня сегодня в воскресенье ужинать за город вместе с др. Курно[304].
Вся твоя, твоя
152. Консуэло – Антуану
(Нью-Йорк, весна 1944)
Дорогой,
Я только сегодня узнала, что по French Liaison письма доходят очень быстро. Я посылаю вам это письмо в надежде, что вы скоро получите эти несколько слов от меня. Я часто посылаю вам письма, но, может быть, мой французский так непонятен, меня трудно читать, и мои письма застревают по дороге… Но когда-нибудь ты их получишь, я не сомневаюсь.
Ты даже не можешь себе представить, до чего я одна в этой столице. К счастью, у меня не было ни родни, ни верных друзей, которые избаловали бы меня своим вниманием. Живу с помощью кино, одной хорошей пьесой в год и твоими письмами… Люблю гулять за городом. Это моя единственная радость. Не знаю, почему я наняла квартиру в Нью-Йорке. Я просто не знала, что делать, когда пришло время покидать Бикман Плейс, 35… Я потерялась без тебя, полно долгов и лекарств… сиделки, врачи, ушли все мои деньги… Я научилась, даже болея, обходиться без них. Умею уже делать сама себе уколы… от астмы. Каждую ночь неотвратимо просыпаюсь в три часа, колю себе эфедрин и думаю, а у тебя сколько сейчас времени… Сегодня утром я не очень-то… День (пасмурный), и несмотря на красивые цветы, которые я себе купила, возвращаясь после обеда (в Ле Моаль[305]) на Третьей авеню, мне совсем не весело. Может быть, сделаю сегодня хороший рисунок в цвете, повеселее, чем мое лицо старой куклы. А если работа не пойдет, лягу и перечитаю твое письмо. Дорогой, я целую тебя с такой нежностью!
Твоя
153. Консуэло – Антуану
(Нью-Йорк, 21 апреля 1944)
Тоннио, дорогой,
Я получила от вас страничку, любовь моя. Я так тревожусь за ваше сердце, за вас в этой войне. Не оставляйте меня одну на этой планете, Тоннио!
Знаете, муж мой, это мое письмо деловое. Я в затруднении из-за своей квартиры в Нью-Йорке. Меня просят подписать договор на следующий год с октября 1944 по октябрь 1945. А мне не хватает смелости. Эту квартиру я обставила сама, обставила с любовью, для вас, чтобы вас ждать! Мне здесь хорошо, но она дорогая, а в Нью-Йорке сейчас нет свободных квартир. Почти нет и свободных комнат в гостиницах. Совсем как в Вашингтоне. Так что же делать? Уезжать из Нью-Йорка? Подписывать еще на год? Надеюсь, что письмо успеет к тебе. У меня есть еще в