Мы попытаемся рассмотреть дифирамбический проект «Великий Сталин» по-абрамовски, выйдя за рамки «большой идеологии» и пропаганды на уровень идеологической повседневности. Но прежде отметим, что индексирование материалов СВАГ457 довольно четко показало нараставшую динамику числа упоминаний имени вождя в партийных документах оккупационного сообщества на протяжении второй половины 1940-х годов458. То же подтверждает и содержательный анализ документов первичных партийных организаций. В 1945–1946 годах мем «Сталин» использовался в основном в контексте марксистско-ленинской учебы, когда речь шла о книгах, речах, докладах вождя или его приказах. «Товарищ Сталин», конечно, фигурировал в протоколах партсобраний, в отчетных докладах, его цитировали, но не так часто, как можно было предположить. Как только разговор переходил к повседневным проблемам (немецким делам, выборам, займам и т. п.), Сталин исчезал. Выступающие на партсобраниях обходились без этой фигуры речи. Упоминание имени вождя при каждом подходящем и неподходящем случае, видимо, еще не было восстановлено в послевоенном партийном ритуале. Наряду со Сталиным в выступлениях равноправно упоминаются и Ленин, и Молотов, и Вышинский, и советское правительство.
В протоколе партактива СВАГ (август 1946 года), представлявшем собой ни много ни мало 142 страницы машинописного текста или около пяти часов официального словоговорения, нет ничего гипертрофированного, безвкусного в употреблении универсального концепта «Сталин». Подход сугубо прагматический. Только шесть выступающих (из 21) цитировали Сталина, ссылались на его указания либо упоминали, что сами слушали его речи. В основном это представители партийной верхушки, а заодно с ними и штатный лектор Политуправления. Прилагательное «великий» по отношению к вождю употреблялось редко. Никаких эпитетов, вроде «мудрый», «гениальный» и тому подобных чрезмерностей, в выступлениях коммунистов не было. Напротив, что удивительно, начальник Управления пропаганды СВАГ, да и начальники политотделов, выступая на партактиве, умудрились вообще ни разу не упомянуть Сталина459. Судя по партийным документам СВАГ за 1945–1946 годы, в этот период потребность в апелляции к «верховному арбитру» несколько стушевалась или, лучше сказать, страсть к славословию по каким-то причинам оказалась невостребованной. Понадобились определенные усилия, чтобы вернуть нужный, по мнению партийных верхов, градус благоговения.
Весна 1947 года стала определенным водоразделом в восхвалении вождя. Именно в это время готовится к выпуску второе издание его краткой биографии и наступает новый этап проекта «великий Сталин». Особенно переполнен соответствующей лексикой заключительный раздел биографии: гениальный… великий… стратег… теоретическая мощь… круг вопросов, занимающих внимание Сталина, необъятен… непреодолимая сила сталинской логики… кристальная ясность ума… мудр… и т. д.460 Сталин читал и даже правил свою биографию перед ее выходом в свет461. И все эти хвалебные слова его не смутили, что свидетельствует о психологическом состоянии вождя в тот период и о том, каков, по его мнению, должен был быть градус всеобщего благоговения. СВАГ принял в этом апофеозе славословия самое непосредственное участие. «Биографию» печатали и в советской зоне оккупации Германии. 26 марта 1947 года Главноначальствующий СВАГ подписал приказ № 80 «О выпуске 500 000 экземпляров второго издания краткой биографии И. В. Сталина»462. Очевидно с гранками издания, а значит и с новыми стандартами славословия познакомились некоторые руководители СВАГ.
Неудивительно, что именно тогда обнаружились новации в ритуале партийных мероприятий. Впервые появились обращения персонально к Сталину, его подчеркнуто выделяют из высшего партийного бомонда. На апрельском партактиве СВАГ 1947 года у президиума неожиданно возникло желание «послать приветствие товарищу Сталину». «Большевистский привет» вождю наполнен выспренной лексикой, патетическими всхлипами: «Мудрый вождь… под Вашим мудрым руководством… Вашим, товарищ Сталин, водительством… претворяют в жизнь Ваш, товарищ Сталин, грандиозный план… заверяем Вас, дорогой товарищ Сталин… Да здравствует наш вождь и учитель, родной и любимый товарищ Сталин!» (здесь и далее курсив наш. – Авт.)463.
Следующий ритуальный шаг был предпринят на партактиве СВАГ в июле 1947 года. Заместитель Главноначальствующего по делам САО генерал-полковник Б. З. Кобулов, освещая деятельность советских акционерных обществ в Германии, многократно использовал заклинание «лично товарищ Сталин», а закончил свое выступление совершенно неожиданно, громогласно выкрикнув здравицу: «Да здравствует наш могучий непобедимый советский народ! Да здравствует наша славная партия Ленина – Сталина! Да здравствует наш великий вождь – товарищ Сталин!»464 Новый настрой тут же подхватил следующий оратор, заместитель начальника УСВА федеральной земли Саксония по политчасти Артемьев. Он начал свое выступление словами: «Великий Сталин учит нас…»465 Однако выходившие вслед за ним ораторы эту риторику не поддержали. Как и раньше, в выступлениях можно отметить лишь редкие ссылки на указания Сталина и цитаты из его трудов. В стенограмме даже не отмечено, что здравица Кобулова в честь Сталина была встречена аплодисментами.
Возможно, Б. З. Кобулов, побывав в первой половине мая 1947 года вместе с другими руководителями СВАГ в Москве, где он докладывал о работе советских предприятий в Германии466, раньше других почувствовал новые веяния. Но раз другие руководители СВАГ не предприняли подобных действий, можно предположить, что, скорее всего, генерал, уловив в столичных кулуарах и кабинетах правильный вектор, действовал на опережение. А может быть, в руках у Кобулова уже побывал свеженький экземпляр второго издания краткой биографии Сталина. Тираж был готов к 1 июня 1947 года467, сигнальные экземпляры могли и даже должны были попасть в руки руководства пораньше. Кобулов понял, что дифирамбический стиль снова в фаворе.
Летом 1947 года в СВАГ прошли партийные собрания, посвященные изучению второго издания краткой биографии Сталина. Здесь вопрос о гениальности вождя должен был быть поставлен по определению в центр обсуждений. На собраниях выступали коммунисты с большим партийным стажем, видевшие Сталина и призывавшие ценить «ясность и силу логики» вождя, называвшие его «глубоким мыслителем» и твердившие о том, как вождь заботится «о благе народа»468. Но льстивых выкриков и здравиц на таких собраниях отмечено не было. Иногда даже звучало вялое удивление. Некоторые не понимали, зачем штудировать «новый выпуск» биографии Сталина, когда старый уже изучен, и называли это «излишним делом»469. Предположим, что достаточно образованные сотрудники СВАГ предпочли обойтись минимумом эмоций.
Отчетливый сигнал о важности восхваления, превознесения вождя последовал ближе к осени. Одной краткой биографии Сталина было явно недостаточно. Нужно было закрепить лексику, дифирамбический стиль… Взялись за молодежь. По всей стране прошли комсомольские собрания, на которых обсуждалось и подписывалось письмо «учителю и другу молодежи товарищу Сталину». Акция была приурочена к тридцатилетию ВЛКСМ. Проект письма в Германию выслали самолетом470. 26 октября из Москвы было получено пять тысяч экземпляров. Остальное допечатали в типографии СВАГ. Свое персональное письмо к вождю каждый комсомолец должен был подписать лично. Причем до особых указаний Главного политического управления текст письма не должен был публиковаться в печати и звучать по радио. Все должно было выстрелить одномоментно. Проект письма с подписями хранился в политотделах «на правах секретных документов»471.
С 26 по 30 октября во всех военных комендатурах, учреждениях, отделах и управлениях СВАГ были проведены комсомольские собрания. На них выступали подготовленные активисты, практически дословно повторяя то, что значилось в письме, демонстрируя, как теперь называть вождя: «родной и любимый», «наш родной Отец и лучший друг советской молодежи Великий Сталин», «любимый друг и вождь». Во время чтения письма из зала звучали сдирижированные здравицы в честь товарища Сталина. Они сопровождались криками «Ура!» и бурными аплодисментами. Везде в почетный президиум выбирали членов Политбюро во главе со Сталиным472. В 1949 году письма комсомольцев и молодежи «как не представляющие надобности в текущей работе» были «уничтожены путем сожжения»473. Выходит, зря бумагу переводили.
А вот идея с почетным президиумом была подхвачена. В августе 1948 года на очередном партактиве партийный секретарь Управления по делам советских акционерных обществ Шунин (правая рука Б. З. Кобулова) предложил избрать почетный президиум в составе Политбюро во главе «с великим вождем нашей партии тов. Сталиным»474. Предложение было принято под продолжительные аплодисменты. На следующих партактивах ритуал закрепился, только сила аплодисментов была скорректирована в сторону большего эмоционального накала. В соответствии с новыми веяниями они стали