«бурными»475. Вскоре уже никто не удивлялся, когда коммунистов на партсобрании осуждали за то, что после лекции о «Кратком курсе истории ВКП(б)» почему-то «не было ни одного аплодисмента»476.
Что касается Кобулова, то он, говоря современным языком, явно стал лидером общественного мнения в пропаганде и насаждении культа вождя в СВАГ. Без таких людей в принципе невозможно было трансформировать идеологемы партийного дискурса в нужном лично Сталину направлении. Кобулов обладал всеми необходимыми чертами – начиная с близости к вождю и кончая склонностью к восточной риторике. Заканчивая свое выступление на партактиве в августе 1948 года, он заявил: СВАГ оправдает доверие, «оказанное нам нашим великим вождем товарищем Сталиным»477. Показательно, что Главноначальствующий СВАГ В. Д. Соколовский на том же партактиве завершил свое выступление без официоза и дифирамбов: «…по мере сил и возможностей работать не покладая рук… тогда вопрос репарационного плана… будет для нас просто улыбочкой…»478
Партактивы СВАГ 1948–1949 годов, многолюдные партийные мероприятия имели особую тональность. Хорошо видно, как бронзовеет культ, как идет прививка правильного речевого поведения, как мем «Сталин» звучит все патетичнее и все больше отдает дурновкусием. Мы четко видим идеологических аниматоров. Эти лица, приближенные к верхам, тонко чувствовали намеки времени и понимали, когда надо переходить на новый уровень славословия. Однако не всегда их инициатива, без внятных указаний сверху, немедленно подхватывалась внизу.
Воспитание преданности
На фоне раздуваемого партийным руководством культа вождя и бесконечных апелляций к его авторитету разворачивались дисциплинирующие идеологические кампании второй половины 1940-х годов. Они были призваны сформировать «настоящего патриота», сочетавшего «безграничную любовь к своему народу со жгучей ненавистью ко всем и всяким врагам…»479, ко всему чужому и несоветскому. На постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» от 14 августа 1946 года (тогда впервые прозвучала резкая критика литераторов за «дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада»480) партийные организации СВАГ поначалу отреагировали слабо. Тем более что 27–28 августа, через несколько дней после выхода в свет постановления, в СВАГ проходил партактив с «проработкой» другого решения ЦК481, поэтому в основном докладе о новых указаниях не было сказано ни слова.
Оперативно откликнулся полковник С. И. Тюльпанов, начальник Управления пропаганды СВАГ, попытавшийся расширить и актуализировать трактовку постановления. Не останавливаясь на «упадничестве» Зощенко и Ахматовой, он сразу заговорил о том, что воспитание коммуниста в Германии происходит в особых условиях: «В кружках преподают марксизм, а вышел на улицу – капитализм», даже «на вполне зрелых людей всегда действуют формальные и иллюзорные „свободы“ капиталистического мира». Тюльпанов апеллировал к «достаточно здоровому советскому сознанию», говорил о воспитании «политического чутья, чтобы разоблачить эту гниль…»482. Он предостерег от западных напастей и точно определил (предопределил?) направление главного удара партии. Но также увидел и нараставшую тенденцию к изоляционизму, чреватую ослаблением советского влияния на немцев: «Мне иногда кажутся обидными рассуждения, что нужно „изолировать“ наших людей, что нужно их оградить железной проволокой от всего немецкого, иначе на них это повлияет. Вот в Хемнице дошли до того, что один жилой дом офицеров среди города окружили колючей проволокой, на смех всем немцам. Изоляция здесь нереальна, а главное помнить, что вся наша работа связывает нас с ними»483.
Следующий этап борьбы с низкопоклонством перед Западом пришелся на лето 1947 года. 16 июля появилось Закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О деле профессоров Клюевой и Роскина» и материалы суда чести над ними. Биологи, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Н. Г. Клюева и профессор Г. И. Роскин создали препарат от рака «КР» (круцин). Американцы предложили издать их книгу и провести совместные исследования. Академик В. В. Парин с разрешения властей передал американским ученым рукопись книги и ампулы с препаратом. Это вызвало недовольство Сталина. Парин был арестован и осужден. Против Клюевой и Роскина была развязана кампания, разоблачающая действия ученых как проявление «низкопоклонства и раболепия» перед буржуазной культурой Запада. Они были привлечены к суду чести, который вынес им «общественный выговор»484.
«Дело КР», как считают В. Д. Есаков и Е. С. Левина, посвятившие этому вопросу специальное исследование485, было поворотным моментом в резком переходе страны к холодной войне, тотальной секретности и самоизоляции. Понятно особое значение подобного «дела» именно для СВАГ, сотрудники которого постоянно взаимодействовали с «враждебным окружением». Другое дело, что партийные органы военной администрации не смогли оперативно отреагировать на сигнал из Москвы. Только что, 4–5 июля, прошел партактив486. Затевать новый было преждевременно. Тем более что сначала было предложено обсудить тему кулуарно, среди начальства. Политуправление СВАГ рекомендовало, возможно, по указанию сверху, провести специальные совещания, на которых с письмом должны были ознакомиться начальники отделов.
Через месяц-полтора в Политуправление СВАГ стали поступать отчеты. Коммунисты-начальники наконец-то с письмом ознакомились. Как и положено, они с возмущением осудили антипатриотический и антигосударственный поступок сомнительных граждан СССР – Клюевой и Роскина. И недоумевали, почему с учеными поступили так мягко, ограничившись общественным выговором. На совещаниях вновь стали раздаваться забытые возгласы: «Мало им дали!», «За это расстреливать надо!»487. Это уже напоминало довоенные времена.
Начальник политотдела Штаба СВАГ К. В. Овчинников решил опередить события и сразу назвал в своем отчете потенциальных обвиняемых488. Сюда попали те, кто слишком часто и близко общался с союзниками, кто печатал свои работы в немецких журналах, а заодно и те, кто просто невинно выпивал сверх меры. Овчинников предложил создать суды чести для цивильных сотрудников. Дальше следовали ни к чему не обязывающие рекомендации: «…больше приглашать артистов из Советского Союза, дать квалифицированных лекторов, увеличить лимит подписки на журналы…». Все как всегда. Лишь одно безумное предложение выходило за рамки обычной партийной риторики. Высокопоставленный партработник предлагал в течение года заменить весь состав интеллигенции, работавшей в СВАГ с 1945 года489. (Напомним, что на 1 января 1947 года 27,3% коммунистов СВАГ имели высшее образование490.) Видимо, Овчинников счел таких сотрудников сомнительными, поскольку они уже больше двух лет дышали заграничной «заразой» и способны были видеть дальше собственного носа.
С 8 по 16 сентября 1947 года в Центральном аппарате СВАГ были проведены закрытые партийные собрания, где обсуждалось письмо ЦК ВКП(б). Готовились очень тщательно. Политическая атмосфера вокруг «низкопоклонников» сгустилась, и нужно было указать пальцем на конкретных людей. Партийные собрания растянулись на два вечера. Такого раньше не было. 9 октября 1947 года начальник политотдела Штаба СВАГ К. В. Овчинников отчитался перед Политуправлением. Большим успехом он посчитал то, что на собраниях были вскрыты конкретные факты низкопоклонства и раболепия перед всем иностранным. В своей докладной записке Овчинников классифицировал подобные проступки, а в пометах на полях (ниже они даны курсивом) сообщил, какие наказания заслужили и получили «раболепствующие» коммунисты.
«Антипартийные, антигосударственные поступки отдельных коммунистов» (здесь и далее воспроизведены заголовки автора документа. – Авт.)
В эту категорию попал сотрудник бюро медицинских наук, работавший в Йене, который, на свое несчастье, ставил опыты на мышах, используя препарат «КР». Именно об этом препарате и шла речь в Закрытом письме ЦК ВКП(б). На полях против фамилии ученого стоят пометы – «расследовать» и «выполнено». Сюда же угодили работавший в отделе здравоохранения СВАГ профессор медицины – он без разрешения из Москвы опубликовал свою работу в немецкой печати («откомандирован»), и кандидат медицинских наук, пользовавшийся в своих исследованиях немецкой довоенной статистикой («обсудить на общем собрании»).
«Примеры раболепия, преклонения и восхищения перед заграничным и восхваление буржуазной культуры и быта»
В этом прегрешении начальник политотдела Штаба СВАГ обвинил машинистку, заявившую, что она не считает советскую технику самой передовой («изучается»), переводчицу, утверждавшую, что немецкие инженеры лучше советских… («личная беседа»), а также тех, кто не интересовался советской культурой, зато часто посещал немецкие библиотеки («откомандировать»). В заключение Овчинников обрушился на сотрудников Управления комендантской службы, у которых по вечерам «трещала низкопробная фокстротная и джазовая музыка». Имен не назвал, вероятно, этим грешили многие.
«Примеры связей с союзниками, примеры потери бдительности и болтливости»
Примеров связей с союзниками не нашлось. Но потеря бдительности была налицо – это панибратство и сожительство с немками («откомандировать»), беспечность в работе с секретными документами («объявлен выговор начальником»), «неправильное обращение с секретными документами, которые могли попасть не в те руки» («осужден В[оенным] т[рибуналом]»).