месту службы главы семьи. Можно было начинать привычные советские хлопоты. Уже в первых числах октября все, кому «позволили», подали рапорты начальству. Но бюрократическая машина работала медленно, и недоумение росло. Чего ждем? Запросы давно сделаны, а ответа нет590.
Пока одни нетерпеливо дожидались положенного, другие пытались обойти запреты и добиться исключений. Почему бы, имея разрешение для дочери, не вписать в него тещу или вместо умершего сына провезти в Германию внука или племянницу591. Некоторые, причем не только холостяки, но и солидные отцы семейств, вместо жен указывали случайных знакомых или сожительниц592. Летом 1946 года Главноначальствующий приказал выяснить: правильные ли жены прибыли в СВАГ. Каждая жена должна была явиться в отдел кадров с паспортом, свидетельством о браке и разрешением на въезд593. В марте 1947 года их сосчитали. «Имелось в наличии» 8468 жен. Вместе с ними в Германию прибыли более 9000 детей. В это время в СВАГ служили около 20 000 офицеров и вольнонаемных сотрудников, то есть почти к каждому второму приехала семья594. Рядовым и сержантам семьи не полагались.
Жить вновь прибывшим следовало по советским правилам и обычаям. И не просто по советским, а по особенным, заграничным. Впервые при советской власти обыкновенная советская женщина, не жена дипломата или другого номенклатурного работника, была поставлена в условия, прямо скажем, необычные, грозящие, по мнению политработников, настоящим «буржуазным разложением». Начальство попыталось обучать жен правильному поведению в новой среде, стараясь удержать их в рамках «советскости». Жены должны были с неослабевающим энтузиазмом заниматься марксистско-ленинской учебой, принимать активное участие в общественной работе, с увлечением трудиться, а еще – быть бдительными и не болтать лишнего! В «маленьком СССР» маховик сталинского агитпропа стали раскручивать заново.
Жены совершенно не по-советски восприняли немецкий быт, превозносили его, да еще красочно описывали в письмах домой, то есть демонстрировали вопиющую несознательность. Письма внимательно читали военные цензоры и докладывали начальству. Начальство возмущалось и удивлялось, хотя и само было не без греха по части интереса к заграничной жизни. Можно вообразить, как жители разоренной войной страны относились к прилетавшим из Германии рассказам о кофе из золотых чашек, персидских коврах в каждой квартире или о шелковых платьях, в которых бессовестные немки подметают улицы595. Наверное, там, в СССР, верили самым фантастическим выдумкам, завидовали и раздражались. А волна трофеев, хлынувшая в СССР, убеждала в справедливости подобных рассказов. Не менее фантастично для советского уха звучали и вполне правдивые истории некоторых сваговских парвеню: «Мы вдвоем живем в пяти комнатах, обстановка: ковры, зеркала… Нас обслуживает немка: она готовит, стирает, моет, а я ничего не делаю»596.
Жены победителей позволяли себе недопустимое. Они восхищались и завидовали быту побежденных: «Видела я много всего, чего у нас нет и не будет. Если у нас вы пашете на себе, таская соху, или копая лопатой землю, то здесь маленькие огороды пашут электрическим плугом, на каждом огороде есть водопровод. Они не устают, не надрывая руки, таская из-под горы ведра, как у нас. Я на все смотрю, все запоминаю и всему удивляюсь, как богато они жили и как нищи мы. Я жила в большом городе в России, казалось бы, удивляться нечему, но я смотрю и как дикарь удивляюсь всему. У них на кухне есть такие приборы для стряпни, которые я сроду не видала, и прошу немку показать, как ими надо работать»597.
Летом 1946 года политработники попробовали жен приструнить. Мужьям велено было сделать внушение своим вторым половинам, а заодно научить их писать правильные письма на родину. Многие мужья задумались: невинные женские ахи и охи чреваты служебными неприятностями. Жен предупредили: начальство очень не советует восхвалять «райские условия жизни в Германии» и уж тем более «чернить и охаивать» все советское598. А не то счастливая жизнь вполне может закончиться в каком-нибудь отдаленном гарнизоне за Уралом. Политработники «категорически рекомендовали» сваговским шехерезадам воздержаться от обидных бытовых сравнений советской и германской жизни, тем более в разговорах с немцами. Мы еще попытаемся отделить женские фантазии от реальных фактов и расскажем о том, насколько разными были возможности красивой жизни у сваговской «элиты» и сваговского «народа».
Оказалось, жены совершенно не хотели «прививаться» от буржуазного влияния и усердно овладевать достижениями марксистско-ленинской науки. Женщины отбивались от «премудрости скучных слов», полагая, что как-нибудь обойдутся и без них: «У меня есть муж и прежде всего я должна все делать для него, а ваши занятия меня не интересуют». Мужья с женами соглашались: «Какие там занятия. Тут нужно думать, где для нее достать молока (она болеет желудком) – сначала нужно обеспечить, а потом и спрашивать»599. Секретарь партийной комиссии одной из окружных комендатур, человек уже по своей должности сознательный во всех отношениях, весьма витиевато оправдывал жену-прогульщицу. Он просто отрицал всякую пользу от женских занятий: незачем ходить туда, где женщины только «участвуют в сплетнях», для того де и собираются600. Строго говоря, большинство мужей полагало, что женской политграмоты вполне достаточно для ведения домашнего хозяйства и совместной жизни с офицером.
Стойким нежеланием следовать ленинскому завету «учиться коммунизму» отличались даже некоторые добродетельные коммунистки601, у которых в Германии вдруг появился «холодок» к партийной жизни и политучебе. Они «замкнулись в своей семье», «варятся в семейном котле, забывая явиться на занятия кружка раз в неделю»602. «Забывчивые» оправдывались домашними делами, которые не оставляли времени ни на что другое. Старые партийки указывали: нечего выдумывать, это совсем несложно – домашние дела «до обеда», а вот вторую половину дня вполне можно использовать «для повышения идейно-теоретического уровня». Так можно преодолеть все «трудности и опасности». Главное, «не отрываться от политики»603, усердно изучать госбюджет РСФСР, пережитки капитализма в сознании людей и международное положение… Иногда, правда, вместо лекций о пятилетнем плане или преимуществах советской демократии аудиторию знакомили с вещами более полезными. Например, с правилами женской гигиены604.
Как бы то ни было, несмотря на нежелание с карандашом в руке читать передовицы газеты «Правда», женам сваговцев все равно доставались щедрые порции пропаганды, чтобы вполне по-советски воспринимать международную политику, бояться войны и всей душой любить товарища Сталина. Советская система окружала сваговских жен достаточно густым облаком профилактического пропагандистского тумана. На женщин воздействовали как напрямую, так и через проверенные еще в 1920-е годы «приводные ремни». Например, через женсоветы, которые следили за явкой на политзанятия, участвовали в организации митингов, агитировали за подписку на займы. «Женские замполиты» занимались, правда, и вполне полезными делами, не такими скучными, как бессмысленное сидение на политзанятиях. Образованные жены обучали малограмотных солдат, собирали деньги на посылки в советские детдома, занимались художественной самодеятельностью, организовывали детские площадки, участвовали в «лавочных комиссиях», проверявших работу магазинов. Особой популярностью пользовались стрелковые и швейные кружки, хотя швейные машинки были не у всех. Для политработников важно было любой ценой пробить стены семейных крепостей и пристроить жен в какой-нибудь дружный советский коллектив. Действовало все это изобилие советских внушений далеко не на всех. Политработникам и пропагандистам порой приходилось слышать от женщин, что они «приехали сюда не работать и не участвовать в общественной жизни, хватит мы у себя там поработали»605. Пережив тяготы войны, они полагали, что имеют право так говорить.
Историк Татьяна Тимофеева, изучавшая повседневную жизнь немцев в Берлине во время и после войны, отметила, что немецкие женщины, «измученные войной и нуждой», были «рады вернуться к зависимому положению и вновь обрести мужа и защитника», стать обычной домашней женой606. Думаем, что-то подобное испытывали многие советские женщины, оказавшиеся после войны в Германии. Но был у этого патриархального уклона и чисто советский контекст, объяснявший погружение сваговских женщин в дела семейные. В СССР у обеспеченных мужей жены чаще всего не работали. Это было показателем устроенной и сытой жизни, знаком жизненного успеха, тайным идеалом, привлекательным для всех, но доступным немногим. К тому же у многих сваговских жен впервые в жизни появилась возможность обустроить семейный быт и даже сделать это впрок, с запасом на будущее. Нельзя было упустить представившийся шанс. Да и от очередей за продуктами и немецким дефицитом никто их не избавил. На все эти повседневные дела уходила уйма времени.
Долго зревший конфликт между женским «населением» и руководящими политработниками в конце концов вылился в достаточно громкий скандал. На собраниях зазвучали обвинения: «женщины разложились», бегают за тряпками, да еще и требуют (вот нахальство!) наладить снабжение нужными товарами. Подобные требования были расценены как вызов и спровоцировали начальственное раздражение. Женщины не боялись высказываться публично, порой переходя на крик, говорили в лицо партработникам нелицеприятные вещи. Обижались: «Нас, женщин, здесь не уважают». Не соглашались: «…ни о каком разложении жен офицеров говорить не приходится»; «…семьи офицеров поставлены в тяжелые условия. Многие приехавшие не имеют мебели, постельного белья, посуды», «…у детей нет одежды, обуви», «…не от хорошей жизни идем на рынок и обращаемся в частные фирмы». И «ничего страшного» в этом нет. Жены отказывались понимать, почему нельзя сшить платье в немецком ателье, – «сами пошить мы не можем», «никто из нас не имеет швейных машин». Заявляли во всеуслышание, что нет ничего предосудительного в том, что женщины «хотят прилично одеться». Пытались политически «заострить» вопрос об одежде, используя стандартный идеологический аргумент – достоинство советского человека: «Мы проживаем не у себя на родине, где мы могли одеваться, как нам заблагорассудится. Необходимость проживать в Германии каждую из нас заставляет следить за своим костюмом. И нужно наших женщин обязать выходить в общественные места прилично одетыми»