Мелани загукала и проглотила сок с ромашкой.
Он снова и снова проделывал этот трюк, каждый раз делая новое лицо, а она в ответ глотала питье. Когда бутылочка опустела, Мелани все еще не спала, и он дал ей сухое печенье. Засунув его в рот, малышка взглянула на него с выражением: «Во что еще мы будем играть?» — и глаза ее засветились.
Джерри потер усталые глаза и подумал: «Ты — девочка, а девочки любят танцевать… Хорошо, малышка, может, потанцуем, и тогда ты уснешь…»
Он понес ее в гостиную, нашел пульт от проигрывателя и нажал кнопку. Это оказался диск, где были собраны самые любимые песни Анны. Они ему не очень нравились — или он просто так думал? — но когда он медленно стал вальсировать с малышкой по комнате, то обнаружил, что знает все слова. Потихоньку Джерри стал напевать все песни. Голос его был грубым, но Мелани, похоже, не возражала. Она тыкала пальчиком в его нос, дергала за уши и волосы — и смеялась от восторга и радости жизни, секрет которой известен всем детям.
— Это правда, — заверил он уже засыпающего ребенка. — Этот дом — не дом без нее.
И Мелани, потянувшись к нему, прикоснулась к его щеке мокрыми, в крошках печенья, губами. Этот слюнявый детский поцелуй обладал магическим действием… Тронутый до глубины души, Джерри взглянул на Мелани — и не смог оторвать от нее глаз. Суровый деревенский мужчина утонул в детских глазах, завороженный слюнявой улыбкой…
И вдруг он понял. К нему пришло озарение, которое так редко происходит в жизни. Он понял. Этот глупый полуночный танец и поцелуй ребенка раскрыли ему все ошибки, которые он совершил. И он теперь знал, что ему надо делать. Джерри только молил Бога о том, чтобы не было слишком поздно.
Анна проснулась в тревоге — и сразу же подумала о том, как справляется Джерри. Из-за полуоткрытой двери гостиной доносились грубоватый мужской голос, поющий песню, и смех ребенка. Тихонько подойдя к двери, она увидела, как мужчина, который всегда казался ей холодным и черствым, нежно нянчит на руках девочку, совершенно для него чужую.
А затем она услышала слова, которые он никогда бы не произнес в ее присутствии: «Этот дом — не дом без нее». И что-то глубоко внутри ее, почти уже умершее, с болью поднялось на поверхность.
Анна тихо вернулась в спальню и снова легла в постель. Мелани была счастлива: она находилась в сильных и надежных руках. А ей, Анне, нужно было уединиться, чтобы дать выход своим чувствам, переполнявшим сердце.
На следующее утро, когда Анна проснулась, Джерри уже не было дома. Но он приготовил завтрак для Мелани и кофе для нее. Он даже пожарил яичницу с беконом, которая была еще теплая.
На столе лежала записка:
«Скоро буду. Ведь мы так и не почистили конюшни».
Странно, но Анна обнаружила, что улыбается и поет сама себе — песню, которую он пел Мелани ночью, — когда кормила ребенка.
Она пришла в восторг, когда Мелани выплюнула на нее еду, потому что малышка весело заверещала, увидев, что натворила. Крошечные пальчики размазали еду по ее лицу и волосам, а Анна сидела и смеялась, вытирая это милое, раскрасневшееся маленькое личико, лаская пушистые волосики, взмокшие от влажного воздуха, пропитавшего все вокруг.
В течение нескольких дней Адам и Мелани, казалось, слились в одно целое, в одного восхитительного ребенка, и она любила их обоих. Быть матерью, иметь возможность холить и лелеять ребенка стоило любых жертв. Любых.
Джерри вернулся через два часа, когда Анна закончила убираться в доме. Ребенок ползал за ней, наводя «порядок» там, где она все убрала. Приподняв брови, Джерри спросил:
— Разве Мелани уже ползает? Она еще слишком маленькая.
Взглянув на него, Анна сразу вспомнила мужчину, которого видела прошлой ночью. Терзаемая мучительными мыслями, желаниями и сожалениями, Анна заставила себя рассмеяться:
— Да, я посадила ее на пол, дав игрушки, чтобы в это время я могла подмести, но она встала на четвереньки и поползла за мной. — Подумав об этом, Анна затрепетала: она увидела важную веху в жизни Мелани — девочка стала ползать. — Мелани уже разрисовала мое лицо своим завтраком. Если Рози позволит нам удочерить ее, думаю, я перестану быть приличной маленькой девочкой, какой всегда была.
— За исключением того случая, когда ты украла шоколад, — напомнил он ей, и в глазах его вспыхнул смех.
Анна дернула плечом.
— Это было своего рода восстание, — пренебрежительно произнесла она. — Моя сестра Ли за свою жизнь сделала многое: сбежала из школы, отказалась выйти замуж за человека, которого выбрал ей отец, открыла свое собственное дело и преуспела в нем, родила ребенка и отказалась выйти замуж за его отца. А что я сделала за всю свою жизнь? Украла плитку шоколада — и все!
— Это было восхитительно, — тихо сказал он.
«Вот в этом и проблема. Ты видел во мне восхитительного ребенка, которого надо защищать, но не женщину, которую можно любить».
Она повернулась, чтобы собрать мусор, который Мелани с восторгом разбрасывала вокруг себя.
— Ты можешь забрать ее и отвлечь чем-нибудь?
— Я купил ей игрушки сегодня утром. Не волнуйся, сказал в магазине, что собираюсь навестить Молли, — добавил он, когда она в панике повернулась к нему. — Иди ко мне, пупсик. Смотри, какие у меня замечательные игрушки.
Но, увы, «хорошими игрушками» для Мелани явились пыльные бумажки, валявшиеся на полу, которые Анна пыталась сгрести веником. Она хватала их, весело подбрасывая в воздух, и когда Джерри усадил малышку на стул, вручив новые игрушки, она с отвращением швырнула их на пол.
Пожав плечами, он вернул малышку на пол:
— Пусть в доме будет беспорядок. Нам надо хранить тишину. Если кто-то услышит детский крик, то это вызовет подозрение.
— Я понимаю. — Джерри снова установил контроль над ситуацией, которая была исключительно ее. Анна смотрела, как девочка весело разбрасывает пыльные бумажки, и сердце ее переполнялось любовью. — Она любит смотреть, как двигаются предметы.
— Тогда ей понравятся конюшни и лошади. — Джерри наблюдал за Мелани, и взгляд его, обычно жесткий, затуманился нежностью.
«Держи себя в руках, будь холодна», — твердила она себе, но воспоминание о том, как он танцевал с Мелани сегодня ночью, неотступно преследовало ее. Глаза его были наполнены нежностью, словно начал таять айсберг, попавший на экватор.
— Когда ты хочешь пойти в конюшни? — спросила она, стараясь изо всех сил говорить спокойно.
Он играл в это время с Мелани, подбрасывая в воздух бумажки.
— Э… Что ты сказала? После того как она поспит. — Он бросил одну бумажку Мелани. — Хочешь, я приготовлю ей еду и поменяю подгузники, пока ты готовишь ланч?
Это было простое предложение, но Анна почувствовала себя отверженной… Ее охватили гнев, боль, чувство потери. «Она моя, прекрати отбирать у меня все, что принадлежит мне! Мы уедем отсюда, а у тебя будут свои дети. Рано или поздно».
— Хорошо. — Поднявшись на ноги, которые слегка дрожали, она подошла к холодильнику, достала салат и бутылочку с детским питанием, чтобы подогреть в горячей воде.
— Анна?
В этом восклицании был невысказанный вопрос. В его тоне — всегда властном — прозвучала неуверенность, и от этого у Анны перехватило дыхание.
— Со мной все в порядке. Укладывай ее.
— Давай я приготовлю ланч, — сказал он чересчур спокойно.
Она покачала головой:
— Иди. Как ты уже сказал, представители опекунского совета должны видеть, что мы оба привязаны к Мелани, а она — к нам.
— Мне кажется, ты злишься. А я думал, ты хочешь, чтобы я привязался к ней.
Если бы только это была одна злость! Но нет, Анну съедала ревность. Конечно, она ревновала Джерри к Мелани, которая полюбила его, но еще больше Анна мучилась от того, что он так быстро полюбил этого чужого ребенка. Она сама так долго ждала его любви, но так и не дождалась…
И еще Анна поняла: убегай она хоть на конец земли, все равно не забудет его. Сердце ее всегда будет оставаться в Джарндирри. С Джерри.
— Я хочу, чтобы ты привязался к ней. — Неужели это был ее голос — такой тихий, такой вежливый? Схватив бутылочку из кастрюльки с горячей водой, она потрясла ее и сунула в его руку. — Иди укладывай ее спать. Со мной все в порядке.
Сильные руки погладили ее волосы, теплые губы прикоснулись к ее шее, и она вздрогнула:
— Я приду через десять минут.
Не в силах говорить, она кивнула. Чем дольше его не будет, тем лучше. Ей надо было побыть одной.
Глава 9
Через пять минут Джерри вернулся на кухню.
— Я не голоден, — тихо сказал он, когда она стала накрывать на стол.
— А я не хочу с тобой разговаривать. — В каждом ее слове звучало отчаяние.
— Я знаю. — Она поразилась, услышав от него эти слова. Он совсем не шутил, но в тоне его прозвучала какая-то странная нотка, которую она не могла распознать. — Иди ко мне.
Застигнутая врасплох, Анна взглянула на него и увидела, что он протягивает к ней руки.
— Не надо опекать меня, Джерри, — бросила она, и голос ее дрогнул. — Я не Мелани.
— Я знаю, — повторил он. — Но все же считаю, что тебя надо обнять. Дай мне шанс. Я хочу дать тебе то, что ты хочешь. И мне нужны твои объятия. Ты даже не представляешь, как я тоскую о них… — тихо сказал он. И сделал к ней шаг, другой. — Ты нужна мне, Анна. Прикоснись ко мне. Сделай мне снова живым человеком.
«Я нужна ему».
Еще один шаг — и Анна попала в объятия Джерри. Она обвила его шею руками, прижалась головой к его груди — и услышала, как бьется его сердце… Джерри зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их запах. Легкая дрожь охватила ее, теплая и сладостная. И когда он поцеловал ее так трепетно и нежно — как никогда не целовал со времени их помолвки, — ощущение одиночества, которое с давних пор не покидало ее, вмиг растаяло, словно дым.
Он поднял ее на руки, но не понес в спальню. Джерри сел на старый потертый диван в гостиной, посадив ее к себе на колени, и стал целовать ее под шум дождя — нежно и ласково, без настойчивой страсти, и Анна почувствовала, как тепло наполняет ее тело, изгоняя из него боль.