Я поднялся на ее этаж за четыре, потому что, когда вошел, лифт уехал и остановился на пятом, потом спустился ко мне на первый.
И разъехавшиеся створки, когда я поднялся, открыли мне обзор на спешащую от своей двери прямо ко мне навстречу девушки.
Когда она столкнулась со мной взглядом, мир замер, как и всегда делал это.
Я был зол на недосказанность, на ее молчание и такое жестокое во многих смыслах прощание в обед, но я был чертовски рад, что она переживала и спешила все объяснить. Однако я не был зол на то, что внутри нее живет и развивается частичка другого мужчины. Сейчас я это знал, опуская глаза вниз. Потому что так бывает. И я не собирался спорить с самим собой по этому поводу.
Она остановилась, и я выставил руки, чтобы двери не закрылись.
– Ты ведь собираешься войти, не так ли?
Она будто очнулась и моргнула, затем вошла ко мне в лифт и сжала пальцы на руках, когда я встал к ней лицом, нажав на кнопку первого этажа.
Мне хотелось сказать что-то, чтобы атмосфера не вздумала накаляться, но Есения нашла другой способ это сделать.
Она шагнула ко мне и обхватила за плечи, в самом крепком объятии, что я когда-либо мог ощущать.
Веки опустились с каким-то облегчением, и я поднял руки, прижимая ее к себе, наслаждаясь все тем же ароматом. Ароматом единственной женщины, которую я хотел обнимать вот так каждый день.
Мы вышли из подъезда и направились к машине, но я остановился.
– Я не планировал ничего, поэтому мы поговорим там, где тебе будет удобно: кафе, салон автомобиля, квартира, улица неважно
Она замерла и посмотрела в сторону детской площадки.
– Сегодня хорошая погода.
Я кивнул, и мы пошли именно туда.
– Только не садись, она холодная, – остановил ее порыв прямо у качелей.
– У меня длинная куртка, Макар, – попыталась настоять, но я не хотел рисковать.
– Постой минуту.
Взяв из машины кофту, которую забыл на днях отнести в квартиру, быстро вернулся к ожидающей девушке и постелил на сидушке.
– Спасибо, – она с улыбкой опустилась на качели, и тут же ее улыбка потускнела.
Встав напротив я бы хотел видеть ее лицо, но фонари располагались не в мою пользу, и в итоге она оказалась в тени.
– Я не готовила речи, но думала о том, что скажу, если ты захочешь меня снова увидеть.
– Почему я бы не захотел тебя видеть, по-твоему?
Она не ожидала такого вопроса, поэтому не сразу ответила, но перед этим опустила голову и качнулась, отталкиваясь носочком от земли.
– Я обманула.
– Обманула?
– Точнее, не сказала о беременности. И я бы поняла тебя, честно.
Она определенно не понимала.
– Поняла бы меня?
– Конечно, – голос девушки стал немного громче. – Ты же, очевидно, надеялся на что-то. Даже короткое, но бурное и запоминающееся. А оказалось, что я беременна от другого мужчины, кому это вообще надо? Тем более я оставляю этого ребенка.
Я закусил внутреннюю сторону щеки, потому что она не только не понимала. К этому она приплела то, что она видела каждый раз во мне. Возможно дело в том, что я не дал ей повода доверять из-за короткого срока нашего знакомства, но все же, ее волновал проклятый возраст. Для нее я был двадцатичетырехлетним оболтусом, желающим заниматься только сексом без обязательств, каким был ее бывший на десять лет старше меня. Такая вот, несправедливая арифметика.
– Это именно то, что ты видишь? Или это твой страх?
Она подняла голову, и в зрачках показались блики неярких огоньков, окружающих нас: свет в окнах, свет поворачивающих машин и отражения в снегу. Она смотрела в мои глаза, а я ждал ответ.
– Тебе не нужно это, Макар. Сейчас не видно живота и кажется, что все в порядке, ничего страшного не произошло. Но потом… ты устанешь от моего токсикоза, от ворочающегося внутри меня младенца и лезущего на нос живота. Я перестану быть желанной, а ты только и будешь думать о том, что во всем виноват ребенок, а он даже не твой.
Она плакала, а я сжал кулаки посильней, чтобы моя злость фокусировалась в них, пока я не успокоюсь.
– Впечатляющая характеристика, ничего не скажешь, – я коротко хохотнул и сунул руки в карманы.
– Это правда.
Она снова пыталась меня убедить в том, что я именно такой.
– Твоя правда, не моя. Потому что я чертовски зол, Есения. А сейчас еще больше.
– Я понима…
– Ни ничерта не понимаешь. Ноль. Ни единого процента моей злости ты не понимаешь, – перебил я и покрутился вокруг себя, почесав затылок. – Хочешь знать страшно ли мне? Охренеть, как страшно. Но в первую очередь я думаю с момента, как ты сказала мне, что обед отменяется, о том, почему я недостоин объяснений.
– Что?
– Ты даже не посчитала нужным поговорить. Ты решила, все за нас двоих и пошла по простому пути…
– Неправда.
– О, еще какая правда. Я был шокирован, кто бы ни был? Ты вышла из туалета, и теперь я понимаю, что ты там делала помимо очевидного, но тогда я не знал. И ты была бледной и напуганной. Чего ты хотела от меня? Но ты просто решила, что это и есть точка.
– Я… ты… ты хотел поговорить? Ты не против?
– Конечно, я хотел поговорить. Господи, я не ублюдок, Есения. Как я могу быть против ребенка? Ты что думала, я попрошу тебя избавиться от него? Или решу, что ты мне не подходишь, поставив беременность как предлог?
– Так бы сделал любой.
– И это, – указал на нее пальцем, – вторая причина, почему я злюсь. Ты мешаешь меня в одном котле с твоим бывшим, или бывшими, знакомыми и твоим познанием края вселенной.
Она закрыла лицо руками в своих меховых перчатках и всхлипнула, а потом заговорила, поняв, что я закончил свою речь.
– Я так делаю, потому что мне так проще, Макар. Проще не надеяться на других, а взять ответственность на себя и не думать, что другие смогут лучше. А ты… ты пугаешь своей настойчивостью, – ее голос разрывал меня, и я медленно отступал. – Пугаешь тем, что ты другой. Как бы говоря: «Оставь это, я сделаю сам. И не трогай это, я помогу. Я такой парень, Есения». Да, ты другой, и я боюсь поверить, что ты настоящий. Словно когда поверю в это, все прекратится. Даже сейчас, ты сказал все это, почти усыновил моего ребенка, который явно не будет нужен даже родному отцу. И вместо радости я думаю о том, что ты отступишь через месяц, и я останусь одна со своими надеждами.
Вздохнув, я сделал шаг к ней.
– Детка…
– Нет, Макар, нет, – подскочила она на ноги. – Это все моя ответственность. Беременность, то, что я ее сохраняю, и я не буду обрекать молодого парня, у которого впереди еще куча экспериментов в жизни на…
– Обрекать на что? – нахмурился я от одного лишь слова.
– На это, – развела руками, которые потом опустила на живот, спрятанный под курткой. – Я не хочу через год или больше, или меньше посмотреть в твои глаза и прочесть в них сожаление о принятом когда-то решении… неправильном решении. Я этого не вынесу, – последнее предложение она прошептала сиплым голосом от слез.
Больше не желая слышать и видеть ее слезы, я подошел, подхватил ее на руки и понес к скамейке. Сел на нее, а Есению опустил на свои колени, боком.
Она прижалась ко мне, обвивая плечи, и тихо всхлипывала.
– Детка?
Она, упираясь в мою шею, покачала отрицательно головой и вжалась сильнее, теперь уже касаясь мокрым лицом открытой кожи, потому что я расстегнул сверху куртку, не желая, чтобы она поцарапалась об замок.
– Детка, посмотри на меня, пожалуйста.
Есения медленно оторвалась от моей шеи, и теперь в свете фонаря я видел покрасневшие глаза и нос, слышал, как она шмыгала, потому что не могла дышать из-за слез и улыбнулся.
– Ты сама сказала, что я такой парень. И я собираюсь сделать именно так, как ты предположила. Брать ответственность, слышишь? И мы будем говорить о том, что тебя беспокоит, меня беспокоит. Мы будем говорить, когда нам страшно. И мы будем экспериментировать вместе, – ухмыльнулся на ее раскрывшиеся широко глаза. – И заниматься сексом, если это будет позволено. Все это то, чего я хочу в перспективе, Ёсь. И я не стану обещать золотые горы, потому что не могу этого сделать, но когда я буду готов, то пообещаю стараться изо всех сил подарить тебе их.
– Макар, – она вздохнула, не понимая, что еще сказать и как реагировать на мои слова.
– А сейчас прошу тебя, дай мне тебя поцеловать, потому что я сейчас сойду с ума, если не сделаю этого.
Она тут же обхватила мою голову, положа ладони частично на щеки и уши, и, прижалась к моим губам своими, и мир снова замер вокруг нас двоих.
Глава 16
Есения
Я словно была завернута в самый нежный шелк и купалась в этих ощущениях, которые сводили с ума. Таким был его поцелуй – опьяняющим и ласкающим всю меня.
И я хотела только одного, чтобы эти губы были моими до конца моих дней и продолжали целовать.
Но они не были моими. Слова, сказанные Макаром, безусловно, заставили плакать, заставили верить в лучшее, что есть в этом мире, но я все еще боялась. Я все еще не хотела быть обузой для молодого парня, даже если он был не против.
Оторвавшись с трудом от мягкого плена, я пошевелила бедрами и попыталась встать.
– И куда это ты собралась? – он сказал это мне в губы, потому что все еще был слишком близко к моему лицу.
– Разве не тяжело? И ты сидишь на холодной скамейке.
– Возможно, у меня трусы с начесом, откуда тебе знать.
Я хихикнула и снова прильнула к губам.
Между нами ладонями, которыми мы образовали пространство для поцелуев, было очень тепло, несмотря на небольшой ветер и легкий мороз. И я улыбнулась.
– Что?
– С тобой тепло.
– Со мной всегда будет тепло.
– Не сомневаюсь.
Мой желудок заурчал, и я вспомнила, что от переживаний даже не поужинала, а потом написала Макару, он ответил и… ну я не ела и была голодной.
– Я оторвал тебя от ужина?
– Нет. Я нервничала и не могла есть.
– Ты нервничала?