Мы прошли тяжелый путь. И сегодняшний день подтверждает мне, что мы все сделали правильно и оно того, однозначно стоило.
– Мама, папа, ди… ди, – смеясь, к нам спешит София, хватает за руки и ведет внутрь сумасшедшего веселья дошкольников.
Я подхватываю ее и слышу одобрительный визг, а затем уношусь, чтобы помочь скатиться с горки.
Это мои будни. Мои любимые часы, когда я слышу их голоса, их смех и звонкое, самое важное слово: «Папа».
Я отец. Я муж и сын. И я ответственен за трех потрясающих женщин в моей жизни. Вот что значит быть взрослым человеком. Вот чему я буду учить нашего с Есенией сына.
Эпилог 2
Конец лета
Есения
После аневризмы и дикого страха умереть, оставив одних дочь и Макара, мне часто снились кошмары. Затем сошли на нет, когда моя семья воссоединилась и мы покончили с больницами.
Сегодня ночью, я будто снова засыпала, входя в состояние наркоза, и боялась… Было такое ощущение, словно смерть держала меня за руку и не позволяла выплыть из тумана.
Я проснулась в холодном поту и первым делом провела рукой слева от себя, чтобы знать, что он рядом.
Он мое притяжение. Доказательство того, что я все еще здесь и жива.
Слезы, застывшие в глазах, скатились к вискам и растворились в волосах. Горло сковало противной распирающей болью, поэтому я встала. Хотелось подышать.
Пройдя к кроватке Виктора, я посмотрела на нашего двухнедельного сына и понаблюдав за его спокойным сном, тихо вышла из спальни.
Следующей была София. Она раскидала ручки и ножки по своей кроватке и была похожа на ангела: сонного, растрепанного, но самого прекрасного ребенка на свете.
Я так сильно их любила, что мне казалась эта любовь порой безумной и опасной. Она захлестывала очень сильно. После рождения второго ребенка я стала сумасшедшей в некотором смысле. Улыбаюсь, чувствую себя способной на все. Никогда я не испытывала ничего подобного. Ни в один отрезок своей жизни.
Прихватив свой кардиган, я тихо выхожу на балкон и, открыв окно, вдыхаю прохладный, почти осенний воздух. Ветер разыгрался не на шутку. Но стоять в своей уютной квартире, когда за спиной в спальнях спят твои самые родные люди, любой ураган кажется ерундой.
Я прикрываю глаза, когда очередной порыв ветра бьет в лицо.
Вся моя жизнь картинками проплывает за прикрытыми веками. Мое детство. Мама и папа. Сплошное счастье и любовь, в которых они купали меня долгие годы. Потом кадры только меня и мамы. А потом я и Макар, наши дети.
Это так странно. Ведь в моей жизни так много раз открывались новые и закрывались старые двери. Но по-настоящему я могу выделить только три периода. Остальное словно массовка. Словно это было не так и важно. Хоть Яша и стал тем, от кого я забеременела через пять лет отношений, его нет в картинках памяти. На фоне других, ярких воспоминаний, время с ним кажется таким бесцветным, однако я не скажу, что время с ним было ужасным и ненужным. Я была по-своему счастлива в тот отрезок времени, и мне есть за что сказать ему спасибо. За Софию уж точно.
Дверь позади меня открывается, и Макар в ту же секунду оказывается за моей спиной. Крепкие и горячие руки обхватывают меня, а губы касаются щеки. Мне становится тепло, от его тела.
– Привет, детка, – его сонный и немного хриплый голос касается нутра, увлекая душу расцвести посреди ночи и улыбнуться в ответ.
– Привет. Я тебя разбудила? Прости, – накрываю его ладони, поглаживающие мой живот в объятии.
– Только тем, что ушла из кровати. Ты же знаешь, как плохо я сплю без тебя.
Губы растягиваются в улыбке.
– Все хорошо?
– Конечно. Приснился кошмар.
– Как те, что были после операции?
– Да.
То время было действительно очень тяжелым.
София родилась раньше срока и лежала в кувезе четыре недели. В это время восстанавливалась и я сама. Мое молоко почти пропало, когда ее наконец выписали домой. Но я в то время была на таблетках и все равно не смогла бы ее кормить, но исправно и своевременно сцеживалась. В итоге ощутила на себе, что такое кормление своего ребенка грудью. Мне кажется, эта связь с ней стала еще крепче. И для меня это было очень важно.
Макар! Именно он стал моим источником силы. Я жила, поправлялась, верила. Он связующее звено нашей семьи. Только он.
Он был рядом в каждый момент, который я проходила. И ни разу не оставлял с болью или страхами наедине. Я плакала и боялась, просыпалась посреди ночи и хотела к своей дочери, а он находил слова и утешал приземляя.
Для многих людей «любовь» – это просто слово. Но на самом деле, это настолько всеобъемлющее понятие. Оно состоит из миллионов важных моментов. И в итоге врастает в вас, становится частью вашей души, привязанной к одному-единственному человеку, которого выбрало ваше сердце.
Моим человеком был именно Макар.
Прошло три года, а я до сих пор езжу на обследования. Мне и беременеть было нельзя. И все же, теперь нас трое.
Он не просто мой муж, он мой человек.
– Это просто сон, – шепчет на ухо и сжимает меня крепче своими руками.
– Знаю.
Мы стоим на балконе еще некоторое время. Он позволяет мне окончательно расслабиться и выпустить страх, уносимый ветром. Затем мы закрываем окно и входим внутрь квартиры.
– Хочешь, приготовлю тебе чай?
– Да, спасибо.
Макар уходит на кухню, оставив меня замотанной в плед. И когда возвращается с двумя чашками, из нашей спальни доносится плач сына.
Муж улыбается и спешит за ним.
– Посмотри, кто у нас проснулся, – выходит с Витей на руках и покачивается с ноги на ногу, пока малыш кряхтит и ищет грудь. – Прости, сынок, но еду с собой носит только мама.
Я негромко смеюсь и принимаю его. Он чувствует запах и сразу же поворачивает голову к груди, которую я оголяю для кормления.
Пока мы сидим в тишине, Макар не сводит глаз с меня и сына. Я чувствую смущение. Не из-за того, что кормлю нашего ребенка, а из-за того, какими глазами он смотрит на нас.
В них столько восхищения, будто перед ним божество. Клянусь, я каждый раз это чувствую, замечая именно такой его взгляд.
– Думаешь, он уснет?
– Ему две недели, он только и будет делать, что кушать и спать.
С Софией мы это пропустили, приобретая иной опыт. Сейчас же, проходим все впервые. Хотя вряд ли этот опыт отличается от того, что мы уже имеем.
– Мама? – доносится голос дочери из детской, и Макар улыбается еще шире.
– Кажется, вся семья Левиных решила проснуться в пять утра, – говорит он и встает с дивана.
Когда он выходит обратно, София висит на нем как обезьянка.
– Итя, мама, Итя.
– Да, зайка. Он кушает.
– Паликам, – тычет она в мою грудь, и я срываюсь на смех.
Паликам – это, по ее словам, «молоко». И я не имею понятия, почему она так его называет, но она точно знает, что в моей груди именно «паликам».
– И не паликам.
– За твоей порцией мы пойдем на кухню, это для твоего брата, – берет ее за руку Макар и уводит.
Я слышу, как он подогревает ей молоко, и они снова возвращаются.
– И когда же мы ляжем спать? – спрашиваю их обоих.
– Инаю, мама, – дочка пожимает плечами, и Макар повторяет за ней.
– Мы не знаем. Но завтра у меня выходной. Устроим ночные мультики?
– Только после того, как уложу Витю. А пока «ш-ш-ш», – прикладываю палец к губам и, встав с дивана, иду в комнату.
Сын не просыпается, когда я укладываю его в кроватку, которую когда-то выбирали для дочери. Накрываю его тонким одеялком и, прикрывая дверь, выхожу к мужу и Софи. Макар уже разложил диван, чтобы было удобно всем.
– Выбрали уже? – спрашиваю, подходя, взяв еще один плед.
– Да. Иди к нам.
Макар в своей манере ложится, посерединке раскрывая руки, София справа, а я слева от него. Он обнимает нас, уже через полчаса мы засыпаем все вместе.
Порой жизнь полна реальных кошмаров. Она ранит и бьет нас слишком жестоко, лишает любимых людей, как бы напоминая, кто главный и ведущий в нашей судьбе. Но только от нас зависит, во что мы будем верить. И как проживать отведенный нам отрезок.
Я выбрала веру в моего мужа и буду выбирать снова и снова. Я выбрала саму жизнь, когда была уже готова к проигрышу. Но теперь я не боюсь. Не могу, ведь за моей спиной самый лучший мужчина. Нам есть ради кого сражаться. И пока мы живы, мы можем все.