Если сам Кетцалькоатль когда-то похитил маисовое зерно с горы, на которой покоится наш мир, и передал его людям, то почему его посланцам безразлично, как обращаются люди с этим драгоценным даром? Неужели они не хотят узнать, помнят ли люди о божественном происхождении этого злака и возносят ли хвалу богам всякий раз, прикасаясь к початку или кукурузной лепешке? Почему посланники Кетцалькоатля не спрашивают, заботятся ли люди о маисе, поклоняются ли ему как высшей ценности? Неужели они не боятся того, что произойдет, если люди вдруг перестанут сеять маис? А впрочем… Нет, не может быть! Неужели пришельцам неизвестно, что если перестать собирать и заново сеять кукурузу, то она умрет? Что кукурузному початку требуется забота человеческих рук? Его нужно очистить от листьев, вылущить все зерна и лишь затем засеять ими поле. Только тогда маисовое зерно обретет свободу и способность к воспроизводству. Кукуруза, маис — этот злак не сможет выжить без человека. Люди тоже не смогут жить без него. То, что кукуруза не может возрождаться сама по себе, без участия человеческих рук, и доказывало божественное происхождение этого злака и требовало от людей почтительного отношения к священному дару богов. Малиналли всегда поражала эта взаимосвязь: если бы на земле не было людей, богам некому было бы подарить кукурузное зерно. И в то же время без кукурузы люди не смогли бы прожить в этом мире. А испанцы — разве они не знают и не понимают, что все мы вышли из земли, что мы и есть земля, земля кормит нас, а когда земля кончится, когда она устанет и маис больше не сможет расти на ней, когда остановится щедрое сердце земли, всем нам также придет конец. А раз так — то какой смысл копить золото, не запасая впрок кукурузные зерна? Золото — теоквитлатль на языке индейцев — всегда считалось в их мифах экскрементами богов, оно было бесполезной блестящей игрушкой, не более того, и Малиналли никак не могла понять, почему Кортес и его люди с таким почтением относятся к этому металлу и с таким рвением стремятся обладать им. Она знала: в тот день, когда люди перестанут уважать кукурузное зерно, перестанут ценить его как священный дар, весь род человеческий будет в смертельной опасности. И если это известно ей, простой смертной, то как могло случиться, что об этом не догадываются посланники Кетцалькоатля, прибывшие во имя его и от имени его, пусть это имя и звучит на их языке иначе? Если они, напрямую общаясь с богами, не задумываются над такими простыми вещами, то не доказывает ли это, что посланы они на землю не Кетцалькоатлем, а другим богом — Тецкатлипокой? Этот бог, брат Кетцалькоатля, однажды обманул Великого Господина, подсунув ему черное зеркало. Нечто похожее теперь совершали испанцы, с той лишь разницей, что зеркала, которые они привезли с собой, чтобы подкупать и вводить в искушение индейцев, были блестящими. Тецкатлипока, задумавший захватить власть, по праву принадлежавшую его брату Кетцалькоатлю, был колдуном. Воспользовавшись своим темным ремеслом, он принес Кетцалькоатлю черное зеркало, в котором тот увидел себя и свою божественную сущность в черном свете. В этом зеркале Великому Господину открылась лишь его темная сторона. Увидев себя таким, Кетцалькоатль от огорчения напился пьянящего напитка и опьянел так, что чуть не овладел собственной сестрой. Сгорая от стыда, он на следующий день покинул священный город Тулу, чтобы вновь обрести внутренний свет, вновь стать самим собой и когда-нибудь, по прошествии долгого времени, вернуться в этот мир, дабы искупить свою вину.
Вернулся он наконец или нет, собирался ли вернуться в ближайшее время — все это оставалось для Малиналли тайной. Ее сильно тревожило все то, что с ней произошло. Все равно, удастся испанцам добиться цели и свергнуть Моктесуму или нет, ее жизнь и свобода оставались под угрозой.
…В памяти ее возникал тот день, когда кацик — глава городка Табаско — собрал два десятка молодых женщин и сообщил, что намерен передать их в дар чужестранцам, чтобы тем самым откупиться от военного противостояния с ними. До Табаско уже докатился слух о том, как чужеземцы напали на Синтлу, взяли город штурмом и жестоко расправились с его защитниками. Малиналли во всех подробностях запомнила разговор, который вели между собой женщины по дороге в лагерь испанцев. С опаской, почти шепотом прозвучали слова о том, что люди, пришедшие из-за моря, это посланники Великого Господина Кетцалькоатля. Шел первый год Тростника большого цикла, а в соответствии с календарем мексиканцев этот год посвящался Кетцалькоатлю, который также родился в год Тростника и умер спустя ровно 52 года — в первый год Тростника нового большого цикла. Осмелев, женщины заговорили о том, что вряд ли случайно появление чужестранцев именно в первый год Тростника. Кто-то рассказал, что год Тростника считается несчастливым для королей и властителей. Если что-то плохое случалось в год Ящерицы, то зло в первую очередь поражало обычных мужчин, женщин и стариков. Неприятности, происходившие в годы Ягуара, Оленя или Цветка, несли беду детям, но любое несчастье, приключившееся в год Тростника, особенно в первый год Тростника большого цикла, обрушивалось на правителей. Первым дурным знаком для императора была победа, которую чужестранцы с легкостью одержали над защитниками Синтлы. Как знать, не окажется ли для них легкой прогулкой и военный поход на Теночтитлан — столицу империи Моктесумы. Для большинства женщин, включая Малиналли, эта победа чужеземцев означала, что они пришли на их землю, чтобы завоевать ее и заново построить на ней царство Кетцалькоатля. Малиналли всем сердцем приняла это толкование. Прислушиваясь к каждому слову окружающих, она боялась признаться им, да и самой себе, что душа ее наполняется радостью и надеждой. Тогда ей казалось, что вот-вот все переменится к лучшему. Она была уверена, что власти, требовавшей человеческих жертв и допускавшей рабство, приходит конец, и эта уверенность наполняла ее сердце покоем и радостью.
Далеко от тех мест, в Теночтитлане, во дворце Моктесумы император, его родной брат Квитлауак и двоюродный брат Кваутемок держали совет. Квитлауак и Кваутемок считали, что Кортес и его люди не были богами, вышедшими из моря, а просто бандой грабителей, вторгшейся на их землю из далекой страны. Но Моктесума решил, что невзирая на то, от богов ли ведут чужестранцы свое происхождение или они простые смертные, следует обращаться с ними с особым почтением и смирением. Моктесума считал, что о пришествии Кетцалькоатля могут возвестить даже разбойники и грабители. Вот почему он отправил навстречу Кортесу самого Теотламакацкви — своего главного посланника, проводив его в дорогу следующими словами: «Отправляйся в путь немедленно, найди посланцев Великого Господина и, когда встретишься с главным среди них, скажи, что тебя направил наместник Кетцалькоатля на земле император Моктесума с целью вознести ему хвалу и отдать приветственные почести».
Быть может, Моктесума не отдавал себе отчета в том, как расценят поведение императора его подданные. Когда народ узнал, что сам он не просто с почтением принимает чужестранцев, а отдает себя в их власть и готов исполнять их приказы, все решили, что и им следует вести себя так же. Особое отношение к испанцам означало то, что даже сам император склоняет перед ними голову и считает пришельцев людьми более значимыми и важными, чем он сам. Но Малиналли уже не была так уверена в их божественном происхождении и в необходимости смиренно склонять голову перед этими грубыми и жестокими людьми. С того самого дня, когда впервые состоялась встреча Кортеса с посланниками Моктесумы, испанец проявлял интерес лишь к золоту. Его не очаровывали ни искусство вышивки, ни ткацкое ремесло, ни мастерство украшения тканей птичьими перьями — ничто из того, что считала ценным сама Малиналли. Золото, только золото было страстью этого человека. Кортес запретил всем участникам экспедиции самим обменивать что-либо из вещей на золото. На подступах к лагерю он приказал поставить большой стол, на котором под надзором и происходил обмен разных европейских товаров на золотые украшения индейцев. И мексиканцы, и тотонаки быстро прознали, что именно требуется людям Кортеса в обмен на стеклянные бусы, зеркала, булавки и ножницы, и приходили к меняльному столу лишь с золотом.
Малиналли испанцы подарили ожерелье из нескольких ниток стеклянных бус и зеркало. Ей очень нравилось, как блестят и отражают свет обе эти вещицы. С зеркалами она всегда умела ладить. Стирая одежду в реке, Малиналли то и дело заглядывала в подвижное водяное зеркало. Если ее собственное отражение говорило ей о страхе или беспокойстве, она не хотела видеть его. Ей даже становилось не по себе и порой бывало больно. Малиналли помнила, что однажды, когда она была еще маленькой девочкой, перед нею во время болезни поставили большую плоскую тарелку с водой, посмотревшись в которую она почти тотчас же выздоровела. Малиналли умела попросить у реки, чтобы та поговорила с ней, излечила ее хвори, подсказала, правильно ли она поступает и не совершает ли ошибок. Она знала, что вода может говорить во всяком обличье — в реке, в озере, в любом сосуде. Бабушка рассказывала, что в Анауаке есть огромное волшебное озеро, в поверхности которого отражается будущее, и в этом озере ацтекские жрецы видели орла, пожирающего змею. Вот только река, в которой стирала Малиналли, не хотела делиться с ней тайнами. Вода хранила молчание, в ней не было видно ничего, кроме разводов грязи с одежды чужестранцев, пришедших из-за моря.
Море… море было целым миром отражений. Таким же, как реки и озера, только намного больше. Малиналли знала, что в каждом отражении человека остается частичка его самого, так же, как частица солнца есть в его небесном отражении — луне. Солнце отражается во всем — не только в воде, но и в зеркалах, и в глазах людей. Человек, берущий в руки блестящую гладкую вещь, тоже отражается в космосе — как в наборе зеркал, его отражение передается все дальше и дальше к центру Вселенной. Даже солнце не может быть самим собой, не может осознать собственное величие, пока не увидит свое отражение в воде или зеркале. Так и людям зеркала нужны для того, чтобы осознать и понять себя, так и Тула, священный город Кетцалькоатля, была построена для того, чтобы стать отражением неба, так и Малиналли с почтением и трепетом относилась ко всем блестящим вещам, в каждой из которых она находила отражение Кетцалькоатля. Чтобы крылатый змей увидел ее издалека, она носила с собой что-то блестящее. Едва ли не лучшим зеркалом — нет, целым каскадом зеркал — были бусы.